Читать интересную книгу Сердце солдата - Илья Туричин

Можно было и еще порассказать о Мишине, потому что лично мне такие люди по душе, но пришла Лена.

На Лене голубые брюки, светло-серая, очень легкая шерстяная кофточка с блестящими пуговками и красные босоножки. Темные волосы влажны после купания, а глаза словно вобрали в себя блеск моря и солнца. Она удивленно посмотрела на стол, потом на брата, потом снова на стол и с притворной тревогой спросила:

— Что-нибудь случилось, Алеша?

Мишин засмеялся.

— Ничего не случилось. Садись. Я тебе налью чаю.

— Не-ет, — протяжно сказала Лена. — Если не случилось, то случится. Капитан Мишин ухаживает за сестрой-старухой! Новое в военной науке и технике.

— Садись, садись… — он даже не огрызнулся, а когда Лена села, поставил перед ней чашку, пододвинул тарелку с колбасой и даже спросил: — Хлеб намазать?

— Алеша, ты самый прогрессивный из всех прогрессивных офицеров, которых я здесь видела. Намажь. И пожалуйста, потолще. Под стать колбасе.

Мишин даже бровью не повел. Он ткнул ножом брусок масла и, прихватив кусок, которого хватило бы на целое отделение, принялся намазывать его на хлеб.

Лена притихла и стала пить чай, каждый раз подолгу приноравливаясь, перед тем как откусить кусок от могучего бутерброда. А Мишин, положив локти на стол и подперев щеки ладонями, смотрел, как она ест.

— Алешенька, — жалобно сказала Лена, — хочешь, я завтра тебе компот сварю?

И оба рассмеялись.

Но Мишин не умел долго хитрить. Он не был дипломатом и поэтому решил сразу перейти к делу.

— Как ты относишься к ночным купаниям?

— Никак. У вас же их не разрешают.

— А если я тебе устрою?

— По знакомству?

— По знакомству.

— Алешка! Ты чудо двадцатого века! — сказала Лена и тут же насторожилась: — А что я должна за это сделать?

— Пустяки!

— Понятно, — кивнула Лена. — Двадцатый век. Услуга за услугу.

— Ты можешь хоть один раз быть серьезной? — нахмурился Мишин.

Что-то в тоне, каким он произнес это, было необычным. И Лена так же, как брат, молча сдвинула брови и стала очень похожей на него.

— Должен тебя предупредить: в любом случае, согласишься ты или не согласишься на наше предложение (он интонацией выделил слово «наше»), — все, о чем я тебе сообщу, — военная тайна. Понимаешь?

Лена кивнула.

— Нам надо провести учение. Поиск и задержание «нарушителей». Их будет двое. Высадка с моря.

Брови Лены поползли вверх.

— И ты… вы хотите, чтобы…

— Вот именно, — перебил ее Алексей. — Мы предлагаем тебе сыграть роль «нарушителя». Физически ты, как студентка института Лесгафта, подготовлена, морально…

— Алеша! — Лена неожиданно вскочила, обняла брата за шею. — Не порти песню, Алеша.

— Пусти! Ну и ручки у тебя!

— Это ты меня раскормил колбасой и маслом.

Мишин поправил ворот гимнастерки:

— Значит, согласна?

— Конечно! Надеюсь, стрелять будут холостыми?

Мишин вдруг замялся. А вдруг действительно кто-нибудь выстрелит сгоряча? И потом собака пойдет по следу, и если ее спустят с поводка… Но ведь «нарушители» не будут сопротивляться. Значит, пограничники не будут применять оружие. Вот только собака…

— Операция очень серьезная. Стрелять, конечно, не будут, да и пойдешь ты не одна, а с опытным пограничником. Мы его переоденем в штатское. Будет твоим начальником.

— Ты чего-то недоговариваешь, Алексей.

— Я сказал все. Еще там будет собака.

— Обожаю собак! — сказала Лена. Не признаваться же ей, что собаки — единственные существа на свете, которых она побаивается. Не считая, конечно, мышей.

3

Теперь надо было найти Лене подходящего напарника. Конечно, можно переодеть солдата, или сержанта, или офицера. Здесь, на границе, служат люди достаточно опытные, готовые к выполнению любого задания. Ни одному и в голову не придет, что он, мол, играет в «сыщики-разбойники» и поэтому можно отнестись к такому делу спустя рукава. И все-таки из сотен людей надо выбрать одного. «Нарушитель» должен уметь хорошо плавать, знать пограничную службу, быть достаточно находчивым и сообразительным. К тому же, хотелось бы, чтобы его не знали в лицо на той заставе, где будет проводиться операция.

И вот капитан Мишин отправился искать такого человека. Надо сказать, что это было нелегкое, утомительное путешествие. Хотя и сидел он в своем кабинете за письменным столом, покрытым листом потертого плексигласа. Под плексигласом лежал табель-календарь на текущий год, список телефонов городских организаций и фотография. Нет, ошибаетесь, не девушки, а известного боксера В. Попенченко. Поскольку Мишин занимался боксом. Бокс, с точки зрения хозяина кабинета, имел отношение к службе. А девушки — нет.

Мишин сидел в одиночестве и, мысленно перебираясь с заставы на заставу, беседовал с пограничниками, подыскивая подходящую кандидатуру. Беседовать было нетрудно, потому что люди были знакомыми, лица их возникали одно за другим. Мишин пытливо всматривался в них и спрашивал: а как у тебя с плаванием? А как насчет сообразительности?.. Скажем, надо перевезти на другой берег реки волка, козу и капусту…

С одним, с другим разговаривает. Все хорошие кандидаты.

Мишин поднялся из-за стола, чтобы размяться, подошел к окну. За окном в это время остановился газик. Вышел из газика рослый парень в парадной форме с иголочки, и Мишин сразу узнал сержанта Егорушкина с Н-ской заставы. Отделение Егорушкина показало на последних стрельбах высший класс. И по всем остальным показателям было впереди. Вот и вышел приказ: командиру отделения сержанту Егорушкину объявить отпуск на 10 суток, не считая дороги. Верно, приехал за документами. Красив Егорушкин. Нет, не штатской красотой: нос там римский или греческий, взгляд орлиный или подбородок с ямочкой. Лицо как лицо, губы обветрены, нос облупился. Солдатской красотой красив сержант: держится ровно, плечи широкие, все пуговки, хоть и припекает солнце, застегнуты. А зеленая фуражка сдвинута набок, чуть-чуть, чтобы можно было про него сказать: лихой солдат! А еще чуть сдвинешь — скажут, стиляга.

Сержант скрылся в подъезде штаба, а Мишин снова уселся за стол. Вот бы такого, как Егорушкин!.. Но сержант — отпускник. Наверно, и документы уже заготовлены. Мишин взял телефонную трубку и попросил басовитого телефониста соединить с финчастью.

— Здравствуйте, товарищ майор. Капитан Мишин беспокоит. Сержанту Егорушкину проездные документы уже выписаны? Нет? Товарищ майор, пошлите, пожалуйста, Егорушкина ко мне. А документы пока не выписывайте: долго ли бланк заполнить! Нет-нет, товарищ майор. Поедет. Просто разговор есть один.

Через несколько минут в кабинет постучали.

— Да.

— Разрешите, товарищ капитан? Сержант Егорушкин прибыл по вашему приказанию.

— Здравствуйте, Егорушкин. — Мишин поднялся из-за стола, крепко пожал сержанту руку. — Садитесь. И учтите, не по приказанию, а по просьбе. Улавливаете?

Егорушкин сел.

— Пока не улавливаю, товарищ капитан.

— В отпуск?

— Так точно.

— Домой, в Феодосию?

— В Феодосию.

— Жара там, наверно, Егорушкин.

Сержант заулыбался:

— Да уж припекает.

Мишин не был дипломатом и поэтому сказал прямо:

— А что, если отложить отпуск?

— Отложить? — спросил сержант растерянно, лицо его сразу осунулось, и только улыбка еще не успела сойти, и казалось, будто она с чужого лица.

— Да вы не волнуйтесь, Егорушкин, — сказал Мишин и вздохнул. Уж кто-кто, а он-то понимал, что значит для солдата отпуск. — Не надолго отложить, на несколько дней. Тут такое дело… — И Мишин рассказал сержанту о задуманной высадке «нарушителей» с моря. Дело непростое. Нужны люди хорошо плавающие, выносливые и сметливые. Вот он, Мишин, и подумал о сержанте Егорушкине, поскольку тот вырос на Черном море, пловец отличный и вообще подходит по всем статьям. А отпуск… Что отпуск? И через несколько дней — тот же отпуск.

Сержант Егорушкин слушал внимательно, но лицо его оставалось при этом равнодушным, и Мишин никак не мог уловить, как тот относится к предложению.

Потом Егорушкин сказал:

— Конечно, вы можете приказать.

— Да не буду я приказывать, Егорушкин. В конце концов, что у нас, людей нет, что ли? Просто я подумал, хорошо бы в это дело Егорушкина. А девушка подождет.

— Какая девушка? — спросил сержант.

— Ваша. В Феодосии.

Егорушкин засмеялся:

— Моей девушке уже под шестьдесят, товарищ капитан. Мама у меня там.

— А мама сыну во всякое время рада. Написали уже?

— Написал. Но только точно день не сообщил. Граница. Мало ли что… — сказал Егорушкин серьезно и тотчас спросил: — А потом начальник мне отпуск не задробит?

— Да за что ж, Егорушкин?

— Мало ли… Вдруг какая осечка выйдет?