2. Несостоявшееся единство
Все большевики — в особенности партийцы с приличным стажем — могли по праву считать себя триумфаторами Октября. Как ни назови события тех дней — переворотом, революцией или захватом власти, — все опытные партийцы оказались на коне. В те дни многие (если говорить о социалистах — то не без восхищения) сравнивали захват власти большевиками с Парижской коммуной 1871 года. Тогда в мятежной французской столице в Совет коммуны прошло несколько десятков социалистов — сторонников учений Жозефа Прудона и Огюста Бланки, многие из них были членами Международного товарищества рабочих, более известного как Первый интернационал. Карл Маркс, следивший за парижскими событиями из Лондона, усмотрел в них победу социализма. Удержать власть социалистам тогда не удалось из-за действий «версальского» правительства Франции, развязавшего гражданскую войну и утопившего Коммуну в крови. Эта историческая драма считалась первой попыткой рабочих свергнуть господство буржуазии. Именно поэтому Ленин считал необходимой мифологизацию краткой, почти мимолетной истории Парижской коммуны. Ее именем называли улицы и фабрики. 18 марта ежегодно отмечали как День памяти Парижской коммуны — трагический и величавый. При этом вождь большевиков Парижскую коммуну вовсе не идеализировал: ведь она не сумела себя защитить, не захватила банки — и осталась без финансов; не разгромила «версальское» правительство… Большевики, как известно, постарались не совершить таких ошибок.
Они строили принципиально новое государство. Поначалу не столько строили, сколько провозглашали этот проект. Даже не государство — а глобальную систему, которая должная была объять весь мир. А Россия мыслилась как важное (быть может, самое важное) звено этой системы. Но и ответственность на плечи недавних подпольщиков упала почти неподъемная. Конфликт среди победителей, пожалуй, был неизбежен. Другое дело, что он разгорелся слишком быстро — не прошло и нескольких дней.
Рыков слыл одним из самых убежденных сторонников единого социалистического фронта. Он долго не мог понять, почему в такой экстремальной ситуации Ленин снова отталкивает потенциальных союзников. Почему? Ведь строить новую страну можно только сообща, всем вместе — разумеется, кроме черносотенцев, монархистов и таких сторонников буржуазного развития России, как кадеты и октябристы. Замысел Владимира Ильича состоял в ином. Превратить РСДРП(б) в невиданную прежде в истории государствообразующую партию, которая в будущем может стать стержнем нескольких объединенных государств. Понял ли это Рыков в скором будущем? Скорее всего, да, но не без сомнений в верности ленинской стратегии. Просто строить социализм пришлось действительно почти в одиночестве — не считая «братской Монголии», далекой и малонаселенной. И Рыков искал и находил компромиссы — со старыми специалистами, с оппозиционно настроенными инженерами, с представителями западных компаний и ведомств… Разумеется, все это обсуждалось и в партии, и в правительстве, но Рыков лучше многих умел находить общий язык с потенциальными противниками. Но мы немного забежали вперед…
Важную для взбаламученной страны и опасную для большевиков роль в первые послеоктябрьские дни сыграл ВИКЖЕЛЬ — Всероссийский исполнительный комитет железнодорожного профсоюза, созданный совсем недавно, в августе, на 1-м Всероссийском учредительном съезде железнодорожников. Этот влиятельный профсоюзный штаб — своеобразный «совет сорока» — стал для новой власти яблоком раздора. Он, как казалось многим, мог перехватить революционную инициативу у большевиков в октябре 1917-го. Из сорока членов ВИКЖЕЛя лишь 12 одобряли штурм Зимнего и последовавший за ним захват власти партией Ленина. Из этих двенадцати девять были левыми эсерами и трое (всего лишь!) — большевиками. Снова «ленинская гвардия» оказалась в меньшинстве — как в самые напряженные, сумасшедшие дни дискуссии с Мартовым… И в то же время не считаться с профсоюзниками было невозможно. Через два дня после «триумфа большевиков» ВИКЖЕЛЬ ультимативно потребовал «прекращения гражданской войны и создания однородного социалистического правительства от большевиков до народных социалистов включительно». В противном случае они готовы были организовать масштабную забастовку транспортников. Разрушалась вся постройка, задуманная Лениным… И что же Рыков?
![]()
Алексей Рыков [РГАСПИ. Ф. 56. Оп. 2. Д. 58. Л. 97]
Нарком внутренних дел, представьте, стал одним из самых последовательных сторонников компромисса с ВИКЖЕЛем. Для него это была принципиальная позиция: большевик из большевиков, Рыков считал невозможным «однопартийное» будущее страны. Так можно только загубить революцию. Он предлагал утвердить коалиционное правительство — с учетом требований ВИКЖЕЛя.
Так считал не один Рыков. Сразу несколько видных большевиков отказались работать в Совнаркоме. В муравейнике накопилась увесистая сумма противоречий начиная с апреля 1917 года… Конечно, Владимиру Ульянову это прибавило бессонных ночей и рубцов на сердце.
В протокольной записи заседания ЦК РСДРП(б) от 1 (14) ноября читаем: «Предлагает резолюцию о Викжеле. Викжель в Совет не входит, и его туда впускать нельзя; Советы — органы добровольные, а Викжель не имеет опоры в массах»[68]. За этими тезисами — напряженные споры, в которых могла погибнуть революция. Сразу несколько партийцев, на которых рассчитывал Ленин, — Каменев, Рыков, Милютин, Зиновьев и Ногин — выступили за расширение правительства, за соглашение с ВИКЖЕЛем, но их голоса оказались в меньшинстве. Большинство получила ленинская резолюция: «…без измены лозунгу Советской власти нельзя отказаться от большевистского правительства, поскольку Всероссийский съезд Советов вручил власть этому правительству». Для Ленина наиболее болезненной оказалась позиция Рыкова: председатель Совнаркома рассчитывал на него, на его работу в правительстве.
По мнению Ленина и его сторонников, Рыков со товарищи предательски нарушили партийную дисциплину в самые решающие дни, вскоре после захвата Зимнего, сразу после организации Совнаркома. Ленин воспринимал это именно как удар в спину, хотя и не считал «дезертировавших» товарищей бесповоротно отрезанным ломтем. Чем можно оправдать их действия? В те дни мало кто — даже из большевиков — верил в прочность их власти. Не существовало ни продуманного аппарата, ни ясного представления о территориальной целостности страны. Над кем простирается власть «рабочих и крестьян»? Осенью 1917 года вряд ли кто-то мог дельно ответить на этот вопрос. Мало кто тогда мог понять, что «Октябрьский переворот» все-таки станет революцией и даст старт 70-летнему проекту, повлиявшему на судьбы не только России, но и всего мира.
Ленин даже в отсутствие большого аппарата создавал в партии «командно-административную систему». Это отличало большевиков от всех социалистических (да и либеральных, и даже монархических) партий России, а в 1917 году именно «вождизм» помог большевикам одержать неожиданную и эффектную победу. Рыков противоречиво относился к этой тенденции. Обойтись без споров не мог. Впрочем, и Ленин, при всей своей тяге к единовластию, вовсе не отрицал дискуссий — правда, только до принятия генерального решения. Дальше — железное подчинение партийной воле. И в случае в ВИКЖЕЛем Рыков ее нарушил.
Вскоре группа сторонников широкой коалиции обратились во ВЦИК с официальным заявлением: «Мы стоим на точке зрения необходимости образования социалистического правительства из всех советских партий… Мы полагаем, что вне этого есть только один путь: сохранение чисто-большевистского правительства средствами политического террора. На этот путь вступил Совет Народных Комиссаров. Мы на него не можем и не хотим вступать. Мы видим, что это ведет к отстранению массовых пролетарских организаций от руководства политической жизнью, к установлению безответственного режима и к разгрому революции и страны. Нести ответственность за эту политику мы не можем и потому слагаем с себя перед ЦИК звание Народных Комиссаров»[69].
