Читать интересную книгу Евангелия и второе поколение христианства - Эрнест Ренан

Иоанн оставался до конца вполне евреем, соблюдая закон во всей его строгости; сомнительно, чтобы Иоанн понимал начавшие уже распространяться трансцендентальные теории о тождестве Ииcyса и Логоса; но, как всегда случается в школах, где учитель уже слишком стар, школа шла своей дорогой, прикрываясь только его именем. По-видимому, Иоанн был предназначен для того, чтобы им пользовались авторы поддельной литературы. Мы уже видели все, что представляется сомнительным в происхождении Апокалипсиса; почти столько же можно привести одинаковой серьезности возражений, как против подлинности этой книги, так и против гипотезы, объявляющей ее апокрифом. Что можно сказать о другом странном явлении, о том, что целая ветвь церковных преданий, александрийская школа, не только отрицала, что автор Апокалипсиса Иоанн, но даже приписывала это произведение его противнику Керинфу? Мы скоро увидим, что подобные же экивоки окружают и другую серию иоаннических писаний, появившихся немного позже. Ясно одно, Иоанн не мог быть автором обеих приписываемых ему серий трудов. Может быть, ни одна из серий не принадлежит ему, но, наверное, обе вместе не могут принадлежать ему.

Произошло сильное волнение в день, когда умер апостол, который в течение многих лет представлял собой всю христианскую традицию и непосредственную связь с Иисусом и зачатками христианства. Все столпы церкви исчезли. Тот, которому, согласно распространенному мнению, Иисус обещал бессмертие до своего возвращения, сошел в могилу. Это было тяжелое разочарование. Приходилось искать оправдания пророчеству Иисуса и прибегать к разным изощрениям. Неправда, говорили друзья Иоанна, что Иисус объявил своему любимому апостолу, что он будет жить до его возвращения. Он сказал апостолу только: "если я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того?". Туманная фраза, дававшая повод к разным толкованиям и позволявшая думать, что Иоанн, подобно Еноху, Илье и Ездре, будет жить до возвращения Христа. Во всяком случае это было торжественное событие. Никто уже больше не мог сказать: "я его видел". Иисус и первые годы церкви Иерусалима терялись в сумрачной дали. Главное значение перешло к тем, которые знали апостолов, к Марку и Луке, ученикам Петра и Павла, к дочерям Филиппа, продолжательницам его чудесных даров. Поликарп всю свою жизнь ссылавшийся на свою связь с Иоанном. Аристион и Presbyteros Johannes, жившие теми же воспоминаниями, те, кто имели возможность видеть Петра, Андрея, Фому, приобретали важное значение в глазах людей, желавших знать правду о появлении Христа. Книгам, как мы уже говорили двадцать раз, придавалось мало значения. Устное предание было все. Передача учения и передача апостольских прав представлялись как бы связанными с некоторого рода уполномочиванием, посвящением в духовный сан, освящением, первоисточником чего был апостольский состав. Вскоре каждая церковь хотела доказать, что в ней существует непрерывная цепь людей, следовавших один за другим со времен апостольских. Церковное старшинство, представлявшееся чем-то вроде непосредственной передачи духовной власти, не могло иметь перерывов. Таким образом, идея церковной иерархии сделала быстрые успехи. Каждый день епископат укреплялся.

Могила Иоанна девяносто лет спустя еще показывалась в Эфесе. Возможно, что этот почитаемый памятник помещался в базилике, ставшей знаменитой и которая находилась на том месте, где теперь расположена современная цитадель Aia-Solouk. Рядом с могилой апостола находилась в третьем веке другая могила, которую приписывали лицу, называемому Иоанном, что должно было вести часто к путаницам. Мы об этом будем еще говорить.

Глава 19. Лука, первый историк христианства

С Иоанном исчез последний человек удивительного поколения, воображавшего, что оно видело Бога на земле и надеявшегося избежать смерти. Около того же времени появилась очаровательная книга, которая в тумане легенды сохранила нам воспоминание об этом золотом веке. Лука, автор третьего Евангелия, предпринял этот труд, вполне подходящий для его изящной души, для его чистого и мягкого таланта. Предисловие, находящееся во главе третьего Евангелия и Деяний, с первого взгляда, по-видимому, указывает на предположение Луки составить свой труд в двух книгах; в одной рассказать жизнь Иисуса, в другой историю апостолов, насколько он ее знал. Однако, серьезные данные дают повод думать, что составление этих обеих книг было разделено некоторым промежутком времени. Предисловие к Евангелию не предполагает обязательным существование мысли составить Деяния. Возможно, что Лука прибавил вторую книгу к первому своему произведению только через несколько лет, по просьбе лиц, среди которых его первая книга имела такой большой успех.

К этому предположению приводит отношение, принятое автором с первых же строк Деяний, к вознесению Иисуса. В других Евангелиях появление воскресшего Иисуса постепенно исчезает, без определенного заключения. Фантазия требовала эффектного конца загробной земной жизни Иисуса, ясного выхода из положения, которое не могло продолжаться бесконечно. Этот дополнительный миф создавался медленно и тяжело. Автор Апокалипсиса в 69 году, несомненно, верил в вознесение; согласно ему, Иисус был вознесен на небо к престолу Бога. В той же книге два пророка, скопированные с Иисуса, убитые, как он, воскресают через три с половиной дня и после своего воскресения возносятся на облака, в виду своих врагов. Лука в Евангелии оставляет этот вопрос открытым, но в самом начале Деяний он рассказывает, при желательной для него сценической обстановке, как произошло событие, без которого жизнь Иисуса не была бы увенчана. Он даже знает, как долго продолжалась загробная жизнь Иисуса. Она продолжалась сорок дней, замечательное совпадение с Апокалипсисом Ездры. Лука мог быть в Риме одним из первых читателей этого писания, которое, вероятно произвело на него сильное впечатление.

Дух, которым проникнуты Деяния, тот же, что и в третьем Евангелии: мягкость, терпимость, примирение, сочувствие униженным, отвращение к высокомерным. Автор именно тот человек, который написал: "мир людям добрых желаний!" Мы уже показали в другом месте, как, благодаря своим прекрасным намерениям, он искажал историческую точность и как его книга является первым произведением духа римской церкви, равнодушного к вещественной правде и во всем руководящегося официальными стремлениями. Лука - создатель той вечной фикции, которую называют церковной историей, с ее безвкусицей, с ее привычкой сглаживать все угловатости, с ее глупыми, ханжескими оборотами. Догма, a priori, церкви, всегда разумной, всегда умеренной, служит ему основанием. Главная цель - это желание показать, что ученики Павла не ученики какого-нибудь выскочки, а такого же апостола, как и другие, который был в полном согласии с другими. Все остальное для него неважно. Все происходит, как в идиллии. Петр придерживается взглядов Павла, Павел придерживается взглядов Петра. Вдохновленное собрание видело весь апостольский состав, объединенный одной мыслью. Первый язычник окрещен Петром; с другой стороны. Павел подчиняется законным предписаниям и исполняет их публично в Иерусалиме. Этот благоразумный рассказчик избегает всякого прямого выражения определенных мнений. Евреев он называет лжесвидетелями, так как они передают подлинное слово Иисуса и утверждают, что создатель христианства имел намерение внести изменения в законы Моисея. Сообразно обстоятельствам, христианство то оказывалось не более, как иудаизмом, то чем-то совершенно другим. Когда еврей преклонялся перед Иисусом, его привилегии открыто признавались. Тогда Лука не жалел благосклонных слов для этих отцов, для этих старших в семье, которых было желательно примирить с младшими. Но это не мешало ему с благосклонностью указывать на обращенных язычников и противопоставлять их упорным евреям, необрезанным в сердце. Видно, что в глубине души он в пользу первых. Он предпочитает язычников, христиан по духу; центурионов, любящих евреев; плебеев, признающих свою низость; возвращение к Богу, вера в Иисуса - вот что уравнивает все различия, погашает все соперничества. Это доктрина Павла без той суровости, которая наполнила жизнь апостола горечью и разочарованием.

С точки зрения исторической ценности, Деяния могут быть разделены на две совершенно различные части, соответственно тому, что рассказывает Лука о жизни Павла, которого он лично знал и согласно которому он передает нам взгляд своего времени на первые годы церкви Иерусалима. Эти первые годы были, как отдаленный мираж, полны иллюзии. Лука был в очень неудобном положении, чтобы понять этот исчезнувший мир. Bсe, что произошло в первые годы после смерти Иисуса, рассматривалось, как символическое и таинственное. Сквозь этот обманчивый туман все казалось священным. Так создались, кроме мифа о вознесении Иисуса, рассказ о сошествии Святого Духа, отнесенного к празднику Троицы, преувеличенные идеи об общности имущества примитивной церкви, ужасная легенда об Антонии и Сапфире, фантазии об иерархическом значении собрания Двенадцати, бессмыслицы о глоссолалиях, которые преобразили в общественное чудо, идейное явление внутри церкви. Что касается учреждения Семи, мученичества Стефана, обращения Корнилия, собора в Иерусалиме и его постановлений, которые, предполагалось, были сделаны по общему согласию, - все это продукт той же тенденции. Нам очень трудно различить в этих страницах правду от легенды и даже от мифов. Как желание найти евангельскую основу всем догмам и всем учреждениям, ежедневно появлявшимся, наполнило жизнь Иисуса фантастическими анекдотами, как и желание найти для тех же учреждений и для тех же догматов апостолический базис наполнило историю первых годов церкви Иерусалима массой рассказов, составленных a priori. Писать историю ad narrandum non ad probandum есть дело бескорыстной любознательности, чему не было примеров в эпохи, создававшие веру.