Вообще-то название Тампль носила одна из частей Парижа, окруженная массивной стеной. Отделенный от остального мира квартал получил свое имя в те времена, когда там жили монашествующие рыцари ордена тамплиеров. Это был своеобразный город в городе, недаром о нем порой говорили как о новом городе Тампле. Но орден тамплиеров был уничтожен еще двести лет назад, а рыцари Мальтийского ордена, поселившиеся в квартале за стеной, постепенно исчезли из Парижа. Почти все строения в Тампле превратились в развалины; устояла только древняя башня, в которую через сто десять лет заточат перед казнью короля Людовика XVI.
В 1802 году снесли монастырские стены. В 1811 до основания разрушили башню: исчезла мрачная темница, навевавшая мысли о трагических страницах французской истории; остались лишь воспоминания о разыгравшихся здесь драмах.
На месте старой тюрьмы шумит теперь большой рынок. Но скоро уберут и его, а там, где когда-то высился монастырь тамплиеров, поднимутся новые дома. Лишь название квартала будет напоминать жителям о рыцарях-храмовниках. Впрочем, может быть, по воле очередного муниципального совета изменят и название…
Вот так, постепенно стирает время следы деяний человеческих. Словно пожелтевшие листья, падают они к корням дерева, потом уходят в почву, пока, наконец, сами не станут землей…
В 1572 году башня Тампль уже служила тюрьмой. Так повелось еще со времен царствования Франциска I.
Но было у нее и другое предназначение, о котором мы тоже расскажем, поскольку это сыграло немаловажную роль в нашей истории. Башня Тампль стала чем-то вроде сокровищницы французских королей: там держала свою личную казну Екатерина; потом она велела перенести ценности в свой новый дворец. Но королевская казна по-прежнему находилась в Тампле. И позднее французские монархи использовали башню для хранения своих богатств. Так, некоторые темницы, в которых когда-то погибали заключенные, превратились в подобие пещер Али Бабы: их заполнили золотом и серебром.
Итак, в описываемую нами эпоху башня Тампль была и тюрьмой, и сокровищницей.
Высокое квадратное здание с четырьмя островерхими башенками казалось таинственным и ужасным…
В тюрьму Тампль отправляли по большей части тех, кого считали государственными преступниками: людей, случайно узнавших опасные секреты; дворян, слишком смело поглядывавших на короля, и, наконец, всех тех, в ком власти видели угрозу для себя.
Тамплем управлял комендант; был в крепости свой гарнизон во главе с капитаном, имелась там и камера пыток, и темницы, и страшные подземелья — в общем, все, что положено образцовой тюрьме, ничем не уступавшей Бастилии, Шатле или Нотр-Дам.
Комендантом Тампля был Марк де Монлюк, сын Блеза де Монлюка, которого прозвали Королевским мясником после избиения гугенотов, учиненного им в Гиени. Марк де Монлюк и по душевной склонности, и по повадкам был прирожденным тюремщиком. Этот тридцатипятилетний мужчина с торчавшими во все стороны рыжими патлами, короткой толстой шеей, налитыми кровью глазами и рожей, на которой были написаны все его пороки, веселел только в обществе разбитной бабенки да кувшина с вином. Должность коменданта Монлюк получил благодаря хлопотам своего отца, старика Блеза, служившего верой и правдой сперва коннетаблю де Монморанси, а затем — его младшему сыну, маршалу де Данвилю.
Арестовав Пардальяна-старшего, Данвиль велел запереть его в одной из камер Тампля. Маршал сомневался в коменданте Бастилии де Гиталане; тот, хоть и был приятелем Данвиля, казался маршалу не слишком суровым. Анри де Монморанси сообщил о поимке Пардальяна-старшего королеве Екатерине, разумеется, расписав в ярких красках собственное мужество, проявленное при аресте столь важного государственного преступника. Однако замыслы Данвиля неожиданно нарушил Моревер, которому Екатерина позволила допросить Пардальяна-младшего. Сама королева тоже хотела, спрятавшись в соседней комнате, услышать показания шевалье. Она распорядилась провести дознание в субботу утром 23 августа.
Королева отдала Мореверу обоих Пардальянов в награду за то, что тот прикончит адмирала Колиньи. Таким образом за смерть адмирала Екатерина предоставила наемному убийце возможность замучить до смерти двух человек. Воистину королевская щедрость!
С того мига, как связанного шевалье бросили в монастырскую келью, он, лежа с закрытыми глазами, напряженно думал. Лицо юноши оставалось бесстрастным, губы кривились в насмешливой улыбке, но на самом деле он твердо знал, что Моревер не выпустит его живым.
«Интересно, кому служит Моревер? Разумеется, я нанес ему оскорбление, стегнув по лицу хлыстом. На щеке и сейчас виден след удара… И все же дело скорее всего не в этом. Кому-то не терпится избавиться от меня… Так кому же? Ее Величеству королеве Екатерине? Возможно… Но почему? Наверное потому, что я отказался лишить жизни ее сына… О мой несчастный друг… Похоже, мы погибнем вместе… А Лоиза обвенчается с графом де Маржанси… И все будет кончено!»
Пардальян напряг все силы, стараясь сбросить с себя путы, он дергался и извивался, однако веревки не поддавались, и шевалье в конце концов затих… Внезапно в келью ворвался десяток вооруженных людей. Пардальян быстро оглядел этих негодяев, но, к изумлению юноши, Моревера среди них не было. Шевалье подхватили, выволокли из кельи и швырнули в экипаж. Карета понеслась по улицам, и минут через двадцать Пардальян, прислушавшись к стуку колес, сообразил, что экипаж движется по подъемному мосту. Затем завизжали петли закрывавшихся ворот, и кони встали. Через минуту юношу извлекли из передвижной темницы. Шевалье увидел внутренний двор Тампля и заметил Моревера, который беседовал с гигантом, наделенным, похоже, богатырской силой. За ними выстроилось около двадцати стражников. Уже сгустились сумерки, и два солдата освещали двор факелами.
— Господин де Монлюк, — заявил Моревер коменданту, — до субботы вы головой отвечаете за двух этих узников.
«Почему за двух? И почему до субботы? — удивился шевалье. — Хотя все понятно: второй, разумеется, Марийяк».
— Не беспокойтесь, господин де Моревер, — усмехнулся Монлюк. — Я окружу их такой заботой, что они не захотят отсюда уходить! Но это — до субботы, а что потом?
— Взгляните!
И Моревер вручил коменданту документ.
— Ясно, — кивнул Монлюк. — Значит, в субботу состоится дознание. Это будет простой допрос?
— Нет, допрос с пристрастием, господин де Монлюк.
Шевалье задрожал.
— Вызовите приведенного к присяге палача, я жду его в десять утра, — распорядился Моревер.
— Утром, стало быть, палач, а в полдень — гробовщики! — заржал Монлюк.