глаза.
Мама не ответила. Она не попрощалась. Она не поцеловала папу.
Я бросилась в объятия самого сильного мужчины в мире и обняла его изо всех сил. Наклонившись ко мне, папа прошептал что-то непонятное мне на ухо. Я чувствовала жар его щеки. Держи меня крепче, папа. Не дай им забрать меня, не оставляй меня. Папа повторил то, что только что сказал мне, но его слова так и остались невнятным бормотанием.
Несмотря на то что его грудь казалась мне огромной броневой плитой, я слышала, как бьется его сердце и как бешено мчится по венам кровь. Он снова что-то прошептал мне на ухо. Мне хотелось, чтобы время не двигалось ни на секунду. Я хотела, чтобы все замерло.
Кубинский чиновник грубо оттащил меня от отца. Я вскрикнула, но меня уже тащили вниз по раскачивающейся лестнице. Я изо всех сил держалась за покрытые солью перила. Я закрыла глаза, чтобы вдохнуть папин запах, но все, что я почувствовала, был сильный запах пота и масла для волос от полицейского, который вел меня вниз. Мама твердо шагала впереди меня. Больше всего я тогда боялась, что кто-то может вырвать у меня из рук коробочку цвета индиго, и я изо всех сил прижимала ее к себе.
– Папа! Папа! – кричала я, но отец не откликался.
Я безудержно плакала, даже не пытаясь это скрыть. Теперь я задыхалась от собственных рыданий. Папа не хотел смотреть на меня, не хотел видеть, как я ухожу.
Слезы лишили меня голоса. Мне было так стыдно, что я уезжаю, мне хотелось крикнуть отцу, которого мы оставляли на борту: Нас разлучили! Нас бросили на чужом острове, где мы не сможем выжить самостоятельно! Папа! Пассажиры увидели, что я плачу, и запаниковали еще больше. Кто-то окликнул меня. Я услышала свое имя: «Ханна!» Но я не смогла разобрать, кто это был.
Кто-то прощался со мной. Возможно, было бы лучше так и не узнать, кто это был. Примерно тридцати из нас было разрешено сойти на берег. Мы были избранными, счастливчиками. Я же воспринимала это только как приговор, ужасное наказание.
На борту оставались те несчастные, у кого не было будущего. Никто не знал, что с ними будет дальше. Капитан ничего не мог сделать. Он вернется в открытое море с 906 пассажирами на борту, не набирая скорость, чтобы не пришлось высаживаться в Гамбурге. Среди них будет мой отец и Лео.
Мама ступила на борт «Аргуса» и поскользнулась на мокром дне лодки, испачкав белые туфли. Она ухватилась за поручень и повернулась спиной к «Сент-Луису», ни разу не взглянув на папу, который изо всех сил старался, чтобы его хриплый голос звучал громче других.
Но я услышала его. Это был отец, я знала это. Я хотела, чтобы все замолчали, чтобы я смогла услышать его. Я сосредоточилась: я отгородилась от шума и сосредоточилась. Наконец у меня получилось. Он просил меня что-то сделать. Я не понимаю, папа…
– Забудь свою фамилию! – крикнул он.
Я больше не слышала отчаянных криков толпы. Сейчас для меня существовал только отец.
Но он не называл меня Ханной.
– Забудь свою фамилию! – снова крикнул отец во весь голос.
«Аргус» с ревом удалялся, застилая бухту шлейфом черного дыма и оставляя позади самый большой корабль, который когда-либо видели в порту Гаваны. Здесь нас не будет ждать оркестр с триумфальными маршами. Мы услышали бы только крики пассажиров, которым пришлось оставаться на борту бесцельно дрейфовавшего корабля.
Огры отняли у меня папу. Кубинские огры. Я не смогла даже поцеловать его. Я не смогла попрощаться ни с ним, ни с Лео, ни с капитаном.
Я хотела броситься в эти темные воды, несущие раскачивающийся, рвущийся вперед «Аргус».
Это был мой последний шанс. Я больше не хотела ничего слышать, я просто хотела, чтобы двигатель остановился.
Внезапно все на «Аргусе» замолчали: мы достигли дока и кто-то перекинул канат.
Тишина. Теперь стояла полная тишина. В тишине я в последний раз услышала папин голос, плывущий над водой и отдающийся эхом над берегом, где мы мечтали стать счастливыми:
– Ханна, забудь свою фамилию!
Часть третья
Ханна и Анна
Гавана, 1939–2014
Анна
2014
Сегодня я узнаю, кто я. Я здесь, папа, в стране, где ты родился.
На выходе из самолета нас ослепил солнечный свет, но потом мы миновали иммиграционную и таможенную службы почти в темноте. Таможенники осмотрели мамин багаж, и женщина-чиновник похвалила ее платья.
– У меня никогда не было ничего подобного. Сколько дней вы собираетесь пробыть здесь? Вы сможете много раз переодеваться, – сказала она, удлиняя гласные, в то время как ее лицо демонстрировало живейшую мимику. И я почувствовала усталость при одном только взгляде на нее.
Сегодня я познакомлюсь с тетей Ханной. Я сказала себе, что нужно успокоиться. Мужчина, помогавший нам закрыть чемоданы, спросил маму, нет ли у нее запасного флакона с аспирином: «Здесь его трудно достать».
Мы не знали, хотят ли нас проверить или этого плохо выбритого мужчину в военной форме действительно мучали головные боли. Мама отдала ему флакон, и мы направились к выходу.
– Я первый раз нервничаю при прохождении таможни, – прошептала мне мама. – Мне кажется, что я сделала что-то не так.
Мы протиснулись сквозь толпу встречающих, ожидавшую у выхода других пассажиров, и сели в такси, присланное тетей Ханной. От запаха бензина мне стало плохо: сначала когда мы выходили из самолета, потом в такси, а теперь когда мы въехали в город. Я попыталась пристегнуть ремень безопасности, но ничего не вышло. Мама искоса взглянула на меня. Она старалась держаться вежливо с водителем, который производил впечатление зашуганного человека.
– Хотите послушать музыку? – спросил он.
– Нет! – ответили мы хором и рассмеялись.
Мы опустили окна, чтобы запах табака, исходивший от порванной обивки сидений, был не таким сильным.
Из-за выбоин на дороге и ужасной подвески машины мне казалось, что мы в любой момент можем вылететь через лобовое стекло. Мама не переставала улыбаться водителю, который завел длинный монолог о трудностях в стране и нехватке ресурсов для поддержания улиц Гаваны в хорошем состоянии.
– У некоторых состояние получше, – заметил он, как бы извиняясь.
Чем дальше мы удалялись от аэропорта, тем тяжелее становилась атмосфера. Интересно, вся ли Гавана такая?
Какой-то паренек без рубашки, ехавший на ржавом велосипеде, остановился рядом с нами у светофора.
– Привет! Туристы? Откуда вы? – спросил он.
Нашему водителю было достаточно взглянуть на него, чтобы парень опустил голову