будущем могла бы обеспечить наименее болезненное инкорпорирование Финляндии в СССР. Второй документ – «Письмо финским коммунистам», подписанное московскими финнами Куусиненом и Антикайненом в январе 1941 г. В «Письме», за которым, конечно, опять стоял Кремль, в частности говорилось: «Наша партия, отвергая лозунг «защиты самостоятельности Финляндии», увязывает вопрос об обеспечении самостоятельности Финляндии и финского народа с задачей превращения Финляндии в советскую республику» [41, ф. 516, оп. 2, д. 1544, л. 9–10].
Впрочем, «Финляндская Советская Республика» вовсе не обязательно должна была входить в состав СССР. (Вспомним Баварскую советскую республику, Венгерскую советскую республику и др.). Ситуация могла развиваться в ином направлении – создания на основе объединения Финляндии с отпущенной из состава СССР Карело – Финской ССР подобия Великого Княжества Финляндского или протектората по примеру Монгольской Народной Республики. «При этом условии,[99] – говорилось в радиообращении Молотова 29 ноября 1939 г., накануне вторжения в Финляндию, – Советское правительство было бы готово благоприятно обсудить даже такой вопрос, как вопрос о воссоединении карельского народа, населяющего основные районы нынешней Советской Карелии, с родственным ему финским народом в едином и независимом финляндском государстве» [36, c. 345]. Конечно, это было сказано в предыдущую эпоху, и вообще могло быть фигурой пропаганды. Устоявшегося мнения о том, «что делать с Финляндией», в Кремле, видимо, не существовало. Маятник представлений раскачивался где-то в амплитуде «поглощение – независимое существование под советским протекторатом». Окончательное решение зависело также от расстановки сил в Европе и внутриполитической ситуации в самой Финляндии.
«Разобраться» с несговорчивой соседкой до нашествия Гитлера на СССР не успели. Условия прекращения второй советско – финской войны 1941–1944 гг. разрабатывались уже совместно с союзниками по антигитлеровской коалиции, а в ходе Тегеранской конференции они настояли на сохранении независимости Финляндии, согласившись лишь на оставление за Советским Союзом территорий, отошедших к нему в результате Зимней войны, плюс присоединение района Петсамо. По имеющимся свидетельствам, после 1945 г. Сталин счел своей ошибкой, что уступил «американцам» и согласился с финляндской независимостью. Впрочем, три десятилетия спустя Молотов записал это решение уже в советский актив: «Финляндию пощадили как! Умно поступили, что не присоединили к себе, – с гордостью говорил бывший нарком. – Имели бы рану постоянную» [18, с. 21].
Дипломатия военного времени и мирный договор
После начала советско – финской войны нарисовалась крайне противоречивая картина отношения к ней государств, интересы которых были ею затронуты.
Великобритания и Франция не желали, разумеется, усиления позиций советско – германского альянса в Скандинавии в результате неизбежной победы СССР. Но, по принципу «не было счастья, да несчастье помогло», они стремились извлечь из этой ситуации и свою выгоду, прежде всего, путем создания периферийного для них скандинавского фронта. Это могло отвести от Франции ожидавшийся вскоре германский удар в безопасном для союзников направлении. Хотя подобная «выгода» могла обойтись западной коалиции очень дорого – ценой вступления в вооруженный конфликт с СССР,[100] к зиме 1940 г. она была к этому уже готова. Еще одной целью союзников было нарушить поставки в Германию стратегического скандинавского сырья, что в условиях боевых действий и оккупации становилось неизбежным.
Берлин получал vis-a-vis Советского Союза стратегический гандикап: связанный войной, СССР не мог ничего предпринять в наиболее важных для Германии районах общей границы и Балкан. Маршал Маннергейм находил любопытную аналогию этой ситуации в европейской истории XIX в. «Как Наполеон, так и Гитлер ставили перед собой цель нейтрализовать Россию на время начинающейся борьбы с Западом. И в 1807-м, и в 1939 году это делалось путем предоставления России свободы действий в отношении Финляндии. Развязывание войны не противоречило интересам Германии; для нее было выгодно, чтобы ненадежный союзник связал значительные силы в войне против Финляндии. К тому же стремился и Наполеон, в планы которого входило покорение Испании, пока Россия в 1808–1809 годах связана войной со Швецией – Финляндией.[101] Помимо этого, финская война вынудила Советский Союз временно отказаться от активных действий на Балканах». [39, c. 339–340]. Действительно, после беседы с фюрером о войне в Финляндии Геббельс записал в дневник: «Что ж, это хорошо, ибо таким образом они (Советы. – Ред.) пока заняты […] Мы можем радоваться, что у Москвы руки заняты» [7, c. 178]. Начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал Ф. Гальдер отмечал также и то радостное для Берлина обстоятельство, что конфликт с Финляндией толкает СССР глубже в антибританский лагерь.
С другой стороны, Берлин опасался, что в случае чрезмерного затягивания конфликта станут возможными вооруженное англо – французское вмешательство в происходящие события и, попутно, установление контроля союзников над Швецией и Норвегией. 24 марта 1940 г. германское агентство новостей ДНБ дало такой краткий анализ ситуации: "Правительства западных держав стремились втянуть Скандинавию в войну с целью нанести ущерб экономическим связям Германии с этими странами и, кроме того, отвести на них угрозу с фронтов во Франции и на Британских островах… Оба государства (Швеция и Норвегия. – Ред.) знали, что Германия была полна решимости немедленно реагировать на это» [цит. по: 85, р. 72].
Действительно, в отличие от великих держав, для скандинавских соседей Финляндии у этой ситуации не было никакой светлой стороны. Осуществление англо-французских планов обрекало их на участь стать полем боя во имя чужих интересов. Решительный отказ скандинавов разрешить войскам западной коалиции вооруженный проход в Финляндию через свою территорию для вмешательства в советско – финскую войну не мог изменить эту данность, т. к. коалиция в конечном счете приняла решение не связывать начало операции с получением согласия от Стокгольма и Осло [141, с. 258].
С другой стороны, перед Швецией и Норвегией замаячила угроза быть втянутыми в войну с СССР в силу идеи скандинавской солидарности, или, как минимум, очутиться в густой военной и политической тени советского колосса после выхода Красной Армии на их границу с Финляндией. Поэтому не успела война начаться, как в скандинавских столицах закипела и явная, и подспудная дипломатическая работа ради ее окончания. За скорейшее прекращение войны высказались и США, как по общедемократическим соображениям, так и потому, что там имелась значительная скандинавская, в частности, финская диаспора.
Больше других в скорейшем прекращении боевых действий была заинтересована, разумеется, Финляндия. Ее дипломатия уже в первые дни войны благодаря посредническим услугам США и Швеции дала Москве знать о своей готовности вернуться за стол переговоров. Одновременно Хельсинки пытался найти защиту у Лиги наций, к которой обратился 3 декабря с просьбой о посредничестве и помощи. Миротворческие усилия поначалу не находили отклика в Москве, явно сделавшей ставку на быстрый разгром Финляндии и воцарение в Хельсинки