долг и приказ.
На повышение Латмуру мужика порекомендую, однозначно. Тем паче, что четверых бойцов на корабль он отспорил. Без лошадей, конечно, так оно и понятно — кого тут, случись чего, верхами на палубе атаковать?
Зато Утмир был счастлив. Ему, наравне с матросами, позволили… Ну, как, «позволили»? Я был не против, а шкипер, он же Морской воевода, не возражал… В общем, лишняя пара рабочих рук на корабле нарисовалась.
Первый день после отплытия, почти весь, мне было слегка не до этого, зато когда я вышел на палубу вечером, то чуть сразу дуба не дал. Внучара, в одних портках, стоял на рее держась правой рукой за мачту, что-то там наблюдал и докладывал своим звонким мальчишечьим голосом. Снизу ему в ответ басил помощник кормчего.
— И давно так, Михил? — мы с князем присели за небольшой столик под навесом в центре корабля.
— С утра, государь. Как отплыли. — ответил Морской воевода.
— А, позволь полюбопытствовать — просто я человек сугубо сухопутный, многое не понимаю, — зачем?
— Запоминает береговые ориентиры, повелитель. — ответил князь.
— И что, вот так, весь день не слезал? — удивился я.
— Ну что вы, ближние они с Энгелем за два дня разобрали. Нет, часа два как залез. С парусом до этого помогал.
— А, положим, ночью он что делать будет?
— Спать. — ответил Михил. — Все ориентиры за один проход запомнить нельзя. Царевич это понимает.
Мы не разговаривая поели, покуда я формулировал следующую фразу.
— Считаешь, выйдет из него толк, если на корабли пойдет?
Морской воевода помолчал, размышляя.
— Трудно сказать. — наконец ответил он. — Потенциал у царевича есть. Моря не боится, высоты тоже, для купеческих кораблей этого, в общем-то, довольно. Но вот каково ему будет весло? Грести на боевом корабле не каждый способен. Кроме того, государь, простите если я непочтителен, но море, это совсем не то что в атаку, с копьями наперевес. Тут, если шторм, не сбежишь и не отступишь, не пробьешься сквозь ряды врагов. Полагаю, что для человека царской крови такая служба слишком опасна.
Я отпил воды из кубка и призадумался. На берегу Утмир явно и недвусмысленно заявил претензию на взрослость и силой его уже не удержать — не смотрите что шкет шкетом. Не великий я педагог, ни в той (насколько знаю), ни в этой жизни у меня детей нет, но что такое пубертатный период помню неплохо. Тут надо хотелкам не мешать, а умело их направить.
— Знаешь, князь, а ты прав. — ответил я. — Твоему сыну сколько было, когда ты его первый раз, за весло, на банку, посадил?
Михил нахмурился, припоминая.
— Месяц… Нет, государь, на два месяца он был тогда старше царевича.
И чего теперь удивляться, что Энгель голыми руками подковы гнет?
— Тогда знаешь что? Пусть Утмир и проверит, тяга это у него или придумка. Завтра отправь его на пентекор простым матросом. До самой до Аарты. Запросится с весла, значит блажит. Нет… Ну, значит так тому и быть, дозволю.
— Не стоит ли вашему величеству самому сообщить царевичу ваше решение? — усомнился Михил из Гаги.
— Нет. — отрезал я. — На этом корабле ты первый после Солнца.
* * *
Утро четвертого дня плаванье поприветствовало меня мигренью и стремительно усиливающейся ломотой во всем теле — я аж на палубу еле выполз, чтобы совершить предписанные саном обязательные обряды. Настроение, сами понимаете, при этом было не ахти, а тут еще Михил, прищурившись вглядывающийся в горизонт и с лицом как у моргенмуффеля[28] — начало дня явно не задалось.
Покуда я, кряхтя и с трудом удерживаясь от стонов, проводил на баке ритуал утреннего приветствия Солнца, Морской воевода успел отправить ялик к пентекору Энгеля и теперь досадливо барабанил пальцами по фальшборту, наблюдая как лодка с четырьмя гребцами, переваливаясь на удивительно сильных для полного штиля волнах, ползет к кораблю его сына.
Достигнув борта матросы, не поднимаясь на палубу, что-то выкрикнули, получили невнятный отклик и уже несколько мгновений спустя откуда-то, словно чертик из табакерки, в одном исподнем, выскочил Мокроногий. Матросы холкаса обменялись с ним несколькими короткими фразами, после чего командир пентекора повелительно вскинул руку в сторону нашего корабля и исчез еще более стремительно, чем появился.
Ялик едва успел развернуться на обратный курс, а на пентекоре уже звучали сигналы побудки. Спустя еще пару-тройку минут там поставили весла — видимо выучка экипажа у сына Морского воеводы оказалась на высоте, — загрохотал барабан, задающий ритм гребцам, и, не затрудняясь подъемом якоря, а попросту — не вытравив даже, — обрубив канат, корабль пришел в движение.
Я как раз к этому моменту завершил божественный моцион и доковылял до Михила из Гаги.
— Ты, князь, не иначе пиратов каких на горизонте углядел? — поинтересовался мое величество. — Или другая какая неприятность?
— Другая, государь. — мрачно отозвался Морской воевода. — Шторм приближается.
— А я-то думаю, с чего мне сегодня так погано… Что думаешь предпринимать?
— Берег каменистый, на мелководье тут скалы. — ответил князь Михил. — По спокойной погоде, на ночевку встать в этом месте — милое дело, но дожидаться гнева Морского деда стоя на якорях не стоит. Упаси боги, лопнет трос, и либо перевернет, либо разобьет о камни. Сейчас Энгель нас возьмет на буксир и выведет на простор — там шансы уцелеть есть. Поставлю зарифленный парус — глядишь и вылавирую. Если буря будет не шибко сильной, конечно.
Покуда мы беседовали, небо на западе начало стремительно темнеть, однако тут, у нас, все еще продолжалось полное безветрие.
— Государь… — Главвоенмор помолчал. — Вы бы принесли Висну жертву, а? Авось он внемлет молитвам столь просветленного человека как вы.
Я почесал в затылке, пытаясь припомнить обряд подношения Всеашшорскому Посейдону. Оно, с моей точки зрения, совершенно бесполезно, но если экипажу так будет спокойнее, то почему бы и нет? Меньше будут нервничать — меньше накосячат. Да и есть боги Мангала, нету ли их, с учетом моего посмертного опыта — это еще бабушка на троих соображала.
— Ладно, пошепчусь с рыбами, пускай передадут