как дать тебе удачу. Ты видел, что гора закрыта, а в ней тоннель, но он обрушен, ей-ей-ей, поэтому давай мозгами тоже пораскинь, а то останешься навек в обители зороастризма. На этом факте я с тобою расстаюсь, бывай здоров, но я ещё вернусь. Не обольщайся, от тебя я не отстану. Гляди, парниша, веселей, хоть ты и негр, но русский до мозга костей.
На том Змееголовый растворился, а на меня как будто свет пролился, даря возможность понимания. И сон продлился дальше, но, увы, тут наступило утро, и встали мы, чтобы проникнуть в обитель зороастризма.
Бывают в жизни огорченья, и наш отряд, осла забрав, оружьем обряжен, с утра не жрамши, двинулся к тоннелю. Осёл, что был накормлен и напоен, шёл молча, не орал, а нам пришлось молиться… и думать, где священного огня добыть нам малый лепесток.
Быть может, надо на восток нам взором обратиться?
Возможно так, возможно нет, но приближается обед, а мы всё так на месте и стоим. Отряд, нам неизвестный, в это время к нам спешит. И думается мне, что он нас хочет пощипать, немного крови попускать и отобрать всё нажитое, добытое таким трудом. И золото, и серебро хотят — не много ли? Да трудно тут винить кого, когда здесь каждый живёт за счёт другого.
Но здравое зерно, а это было именно оно, внезапно мозг мой посетило. Ведь что такое свет? Светило нас обогатило своим познаньем, — фух, кажется, меня немного отпустило.
Очнувшись от раздумий, взглянул я наискосок — бинокль лежал. А!!! Так вот, к чему сказал мне Ящер трёхголовый. Свет солнечный нам должен посветить, зажечь и осветить возможность входа в подземелье. Подсказка верная проста, не требует большого пониманья, да вот балда я.
Блин, что-то думать стал я в стихотворной форме. Ну, что же, так бывает, торкнуло почему-то, видно, неспроста. Вроде тут ничего такого не растёт, может пыльца какая прилетела, да обогрела моё сознание. А теперь нам надо лупой зажечь кусок бумаги и факел сделать. Потом тот знак найти, что указал во сне неведомый мне свиток.
Ну, а дальше обрести чего-то там, весьма хорошее и нужное. Тьфу, никак не отойду от этой пыльцы, вроде и не пил ничего. Я рассказал Саиду и Тану свою идею, и мы стали искать возможность розжига небесного огня. Промучившись десять минут, мы смогли линзой бинокля поджечь кусок бумаги, а от него уже и факел самодельный сотворить.
Но я совсем забыл, что нужно ещё знак найти. Туда мы поспешили. Разбитый лабиринт, нагроможденье пыли… Ползая по нему и камни обтирая, искали знак богов, но что-то не нашли.
Задумавшись, я огляделся. Ведь должен где-то быть загадочный и нужный символ! Вот люк, завал, коридор, в конце его тупик. А ну-ка, глянем туда, быть может, прячется в углу там нужный символ солнечных огней. Скорей туда, скорей!
Вот и тупик, вокруг пустые стены, но если провести по ним рукой, то кожей чувствуешь щербинки старой кладки. Пальцы нащупали узор, рисунок старый, неизвестный. Дунув на пыль веков, я очистил знак, и руку отведя, смог вдоволь им налюбоваться.
— Тану, давай за факелом, свети.
Мой друг-басмач, увидев, что нашли, бросился назад, крича: Саид, огня! Саид, огня!
Услышав крик Тану, тот газетный лист воспламенил, и от него поджёг свой факел. Неся его в руках, на помощь прибежал.
Факел долго нагревал чистую поверхность стены, пока линии знака не налились теплотой и жаром. Тепло проникало внутрь стены, постепенно снимая оковы вечных запоров. Не знаю, каким образом они держались и почему такие сложности, но, видимо, древние люди обладали такими знаниями, о которых нынешние поколения давно забыли. Жаль, столько знаний кануло в Лету безвозвратно.
Уж первый факел, сыпля искрами, постепенно истончился, и мы стали поджигать от него другие самодельные. Но вот знак насытился жаром, снизу послышался тяжёлый гул. Пол слегка задрожал, и люк, освободившись от удерживающих его засовов, приоткрылся, явив нам вход.
Втроём мы общими усилиями распахнули его, насколько смогли. В тусклом солнечном свете, едва освещавшем полутьму коридора, показались крутые ступени. Они величаво спускались вниз и исчезали в темноте.
— Фонарики все взяли?
— Да, — ответил Саид.
— Оружие?
— Да.
— Эти, что идут сюда, далеко?
— Они ещё не ушли от старой крепости. До вечера мы сможем делать свои дела, а дальше надо убегать. Встречаться с моджахедами я не хочу.
— Я тоже не хочу, Саид.
— И я, — согласился Тану.
— Ну вот, поразительное единогласие, тогда включаем фонари, оружие наизготовку, и вниз. Посмотрим, что ждёт нас впереди. …Так, совсем забыл, вот, держите повязки на лицо, там могут быть вредные бациллы. Не хотелось бы выйти с золотом, а потом умереть месяца через три, да, Тану?
Тану сразу вспомнил свою Ани, представил, как на ней женится и только начнёт наслаждаться её прелестями со всех сторон, а тут такая незадача. Он аж зубами скрипнул от досады и буквально выхватил из моих рук повязку.
— Повязки пропитаны дезинфицирующим раствором, советую их с лица не снимать, а то сдохнете в мучениях.
После этих слов я надел повязку себе и отдал такую же Саиду. Тот немедленно натянул её на лицо.
— Ну что, пошли?
На этот спич Саид и Тану просто кивнули и зажгли фонарики. Зажёг и я. Держа бебут наизготовку, вступил на первую ступеньку лестницы, ведущей вниз, потом остановился.
Ага, темно как у негра в …, то есть у меня. Смешно и пошло, зато и страха меньше от таких наблюдений.
Освещая дорогу перед собой фонариком, я медленно спускался вниз. Бебут настороженно покачивался в правой руке. Не думаю, что в кого-то придётся стрелять, а вот зарубить зверушку ночную вполне возможно. Но и Стечкин был со мной, и АКСУ висел за спиной, только меча и шлема не взял, наверху всё осталось, с ослом.
Лестница оказалась очень длинной, и с каждым шагом становилось всё холоднее и холоднее. Но вот, наконец, я добрался до самого низа.
— Спускайтесь, здесь пусто.
В подземелье царила приятная прохлада, хотя нет, скорее, здесь царила не прохлада, а настоящий холод. Странно! Сделав два шага от лестницы, я остановился. Один за другим спустились Тану и Саид и также настороженно уставились в темноту.
Свет трёх фонарей разорвал тьму подземелья. Мы стояли в вытянутой прямоугольной камере, похожей на ту, где ожидали аудиенции у жрецов. Возможно, так оно и было, мы же с чёрного хода зашли. А, может быть, тут сидели вновь посвящённые, не знаю.
Впереди, освещаемый нашими фонарями,