Ни суд, ни ЦК мне не поверят, что я не виновен. Я прошу, если жива моя мать, обеспечить ее старость и воспитать мою дочь.
Прошу не репрессировать моих родственников — племянников, так как они совершенно ни в чем не виноваты».
На следующий день Ежова расстреляли, а родственников впоследствии репрессировали. Тогда Берия, конечно, не знал, что через тринадцать с половиной лет ему придется разделить печальную участь Николая Ивановича, причем в связи с почти такими же обвинениями.
К вновь арестованным применялись те же незаконные методы следствия, которые ЦК формально осудил в ноябре 1938-го. В мае 1939-го был арестован старый большевик М.С. Кедров, дядя расстрелянного в 1937-м бывшего начальника Иностранного отдела НКВД Артузова. Михаилу Сергеевичу предъявили вымышленные обвинения в шпионаже, сотрудничестве с охранным отделением и проведении вредительства в годы Гражданской войны. Кедров безуспешно взывал к ЦК, настаивая на своей невиновности. 19 августа 1939 года он писал, не зная, что его письма не пойдут дальше Следственной части НКВД: «Из мрачной камеры Лефортовской тюрьмы взываю к вам о помощи. Услышьте крик ужаса, не пройдите мимо, заступитесь, помогите уничтожить кошмар допросов, вскрыть ошибку.
Я невинно страдаю. Поверьте. Время покажет. Я не агент-провокатор царской охранки, не шпион, не член антисоветской организации… Пятый месяц тщетно прошу на каждом допросе предъявить мне конкретные обвинения, чтобы я мог их опровергнуть, тщетно прошу следователей записать факты из моей жизни, опровергающие указанные выше обвинения. Напрасно…
И с первых же дней нахождения моего в суровой Сухановской тюрьме начались репрессии: ограничение времени сна 1–2 часами в сутки, лишение выписок продуктов, книг, прогулок, даже отказ в медпомощи и лекарствах, несмотря на мое тяжелое заболевание сердца.
С переводом меня в Лефортовскую тюрьму круг репрессий расширялся. Меня заставляли стоять часами до изнеможения, в безмолвии в кабинетах следователей, ставили как школьника лицом в угол, трясли за шиворот. Хватали за бороду, дважды сажали в карцер, вернее, погреб. Совершенно сырое и холодное помещение с замурованным наглухо окном. С начала августа следователи гр. гр. Мешик, Адамов, Албогачиев начали меня бить. На трех допросах меня били по щекам за то, что я заявляю, что я честный большевик и что никаких фактов моей преступной работы у них нет и не может быть».
Кедрову еще повезло, что его не били резиновыми дубинками. А вот Мейерхольду не повезло. Всемирно известный режиссер в письмах Берии, Молотову и в прокуратуру подробно рассказал, как его били. Прокурору А.Я. Вышинскому Всеволод Эмильевич подробно описал, как проходили истязания: «Меня клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и по спине; когда сидел на стуле, той же резиной били по ногам (сверху, с большой силой) и по местам от колен до верхних частей ног; когда эти места ног были залиты обильным внутренним кровоизлиянием, то по этим красно-синим-желтым кровоподтекам снова били этим жгутом, и боль была такая, что казалось, что на больные чувствительные места ног лили крутой кипяток (я кричал и плакал от боли). Руками меня били по лицу». Александра Януарьевича, как и Лаврентия Павловича, подобным удивить было трудно. На суде, состоявшемся 1 февраля 1940 года, Мейерхольд утверждал, что «врал на себя благодаря лишь тому, что меня избивали всего резиновой палкой. Я решил тогда врать и пойти на костер». Не помогло. Военная Коллегия проштамповала спущенный из Политбюро смертный приговор, и на следующий день его привели в исполнение. Не стало Мастера (так ученики и друзья называли Мейерхольда). Не стало того, кто в одном из предсмертных заявлений писал: «Я хочу, чтобы дочь и мои друзья когда-нибудь узнали, что я до конца остался честным коммунистом».
Лаврентию Павловичу предстояло отправить на костер не сотни тысяч, как при Ежове, но многие тысячи невинных людей. Берия творил добро, отнюдь не порывая со злом. Да и странно было бы ожидать увидеть в большевике с более чем 20-летним стажем и кадровом чекисте сторонника правового государства. Хотя, как мы помним, в своих докладных записках он иной раз для красного словца щеголял этим термином. С тех пор мало что изменилось. Избиения не хуже тех, что пришлось испытать Мейерхольду, и сегодня практикуются нашей полицией, хотя Россия вроде бы формально считается демократической страной.
К моменту прихода Берии НКВД представлял собой не только карательный, но и мощный хозяйственный механизм. Узники ГУЛАГа трудились на многочисленных стройках. В 1940 году НКВД выполнил 13 % всех капитальных работ в народном хозяйстве страны. На 1941 год организации наркомата должны были освоить капитальных вложений на 6,8 млрд рублей и выпустить промышленной продукции на 1,8 млрд рублей. Реализоваться этих «планов громадье» должно было благодаря подневольному труду почти двух миллионов заключенных.
Перед войной
Еще до начала Великой Отечественной войны Лаврентию Павловичу приходилось заниматься и чисто военными вопросами. Так, 29 ноября 1939 года, в самый канун советского нападения на Финляндию, последовавшего утром следующего дня, он направил весьма тревожное письмо наркому обороны маршалу Ворошилову. Пока опубликован лишь фрагмент этого письма, посвященный Краснознаменному Балтийскому флоту, но можно предположить, что другие части письма касались состояния сухопутных войск и ВВС и рисовали положение ничуть не в лучшем свете. Отрывок же, посвященный Балтийскому флоту, стоит процитировать полностью: «В деле боевой подготовки КБФ имеется ряд недочетов. В работе штаба наблюдается неорганизованность и излишняя суета, нет должного оперативного взаимодействия между отделами штаба флота. Оперативным отделом штаба флота при разработке десантной операции было выработано большое количество вариантов, и ни один из них глубоко продуман не был. Поставленная перед стрелковой бригадой особого назначения задача по десантной операции менялась три раза. Первый отдел штаба (оперативный. — Б. С.) самостоятельно с разработкой необходимых операций не справился, поэтому в помощь для выполнения этой работы было привлечено большое количество командного состава флота, преподаватели академии и даже коменданты транспортов. Вокруг операции ведется много телефонных и устных переговоров. Комнату, где сконцентрированы все оперативные документы и разработки, посещают много посторонних лиц.
Командование Кронштадтского укрепленного района посвятило уже командиров и комиссаров дивизионов о планах их дислокации на островах в Финском заливе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});