Эмма взяла меня за руку и велела всем остальным сделать то же самое.
— Сейчас нам жизненно важно держаться вместе, — напомнила она. — Лондон огромен, и здесь нет бюро находок для странных детей.
Взявшись за руки, мы начали пробираться сквозь толпу. Наша извивающаяся шеренга слегка приподнималась по центру, где, напоминая астронавта, шагающего по лунной поверхности, парила Оливия.
— Ты похудела? — спросила ее Бронвин. — Тебе нужны туфли потяжелее, птичка.
— Я становлюсь легче, если плотно не поем, — пояснила Оливия.
— Ты считаешь, что поела недостаточно плотно? Мы только что налопались от пуза!
— Только не я, — возразила Оливия. — У них не оказалось пирогов с мясом.
— Для беженки ты ужасно переборчива, — проворчал Енох. — Как бы то ни было, поскольку Гораций спустил все наши деньги, чтобы поесть, нам необходимо вначале украсть еду или найти имбрину, которая нам что-нибудь приготовит.
— Деньги у нас еще есть, — возразил Гораций, звеня монетами в кармане. — Хотя на пироги с мясом их не хватит. Но мы могли бы позволить себе картошку в мундирах.
— Если я съем еще одну картошку в мундире, я сама превращусь в картошку, — заныла Оливия.
— Милая, это невозможно, — заметила Бронвин.
— Почему? Мисс Сапсан может превращаться в птицу!
Мальчик, мимо которого мы в этот момент проходили, обернулся и изумленно уставился на нас. Бронвин возмущенно шикнула на Оливию. Правила строго запрещали упоминать о наших тайнах в присутствии нормальных людей, даже если то, о чем шла речь, звучало так фантастично, что в это никто не поверил бы.
Мы протолкались сквозь еще одну группу детей и оказались рядом с телефонной будкой. В нее могли поместиться только три человека, поэтому внутрь вошли Эмма, Миллард и Гораций, а все остальные столпились у двери. Эмма сняла трубку, а Гораций извлек из кармана последние несколько монет. Миллард принялся листать увесистую телефонную книгу, болтавшуюся на толстом шнуре.
— Вы шутите? — спросил я, заглядывая в будку. — В телефонном справочнике есть номера имбрин?
— Здесь указаны вымышленные адреса, — ответил Миллард. — Кроме того, соединения не будет, если не просвистеть правильный код. — Он вырвал листок и подал его Эмме. — Попробуй вот этот. Миллисент Дрозд.
Гораций опустил монету в щель автомата, и Эмма набрала номер. Затем Миллард взял трубку и, просвистев в нее птичью трель, снова передал Эмме. Несколько мгновений она прислушивалась, а затем нахмурилась.
— Просто идут гудки. Никто не снимает трубку.
— Ничего! — успокоил ее Миллард. — Тут еще много номеров. Сейчас я найду другой…
Толпа обтекала нас, но где-то впереди проход, видимо, был слишком узким, и люди были вынуждены остановиться. Платформа была уже забита народом. Со всех сторон нас окружали нормальные дети. Они болтали, кричали, толкались, а рядом с Оливией стояла и горько плакала девочка с косичками и распухшими от слез глазами. В одной руке она держала потертый картонный чемодан, а в другой одеяло. К ее блузке была приколота табличка, на которой крупными печатными буквами и цифрами было написано:
115–201
Лондон — Шеффилд
Оливия наблюдала за девочкой, пока ее собственные глаза не заблестели от слез. Наконец она не выдержала и спросила, что случилось. Девочка отвернулась, сделав вид, что не слышит.
Оливия намека не поняла и повторила свой вопрос.
— Ты плачешь, потому что тебя продали? — уточнила она, показывая на табличку на блузке девочки. — Это твоя цена?
Девочка попыталась убежать, но со всех сторон ее окружала стена из тел.
— Я бы тебя купила и освободила, — продолжала Оливия, — но боюсь, что мы потратили все свои деньги на билеты. У нас даже на пироги не хватает, не то что на рабыню. Мне очень жаль.
Девочка развернулась к Оливии.
— Никто меня не продает! — заявила она, топая ногой.
— Ты уверена?
— Да! — закричала девочка и в приступе отчаяния сорвала табличку с блузки. — Я просто не хочу уезжать и жить в какой-то дурацкой деревне, вот и все.
— Я тоже не хотела уезжать из дома, — ответила Оливия, — но нам пришлось это сделать, потому что в него попала бомба.
Лицо девочки смягчилось.
— В мой тоже. — Она поставила чемодан и протянула Оливии руку. — Прости, что я разозлилась. Меня зовут Джессика.
— А меня Оливия.
Две маленькие девочки пожали друг другу руки, как два джентльмена.
— Мне нравится твоя блузка, — сказала Оливия.
— Спасибо, — кивнула Джессика. — А мне нравится твоя… э-э… то, что у тебя на голове.
— Моя тиара! — Оливия подняла руку и коснулась украшения. — Но это не настоящее серебро.
— Все равно. Она красивая.
Я впервые видел, чтобы Оливия так широко улыбалась. Но тут раздался громкий свисток, и из громкоговорителя, перемежаясь треском, загремело:
— Всем детям садиться в поезда! — произнес чей-то голос. — Соблюдайте порядок!
Толпа снова пришла в движение. Некоторых детей сопровождали взрослые. Я услышал, как кто-то произнес:
— Не переживайте, вы скоро снова увидите своих мамочек и папочек!
Только сейчас я понял, почему здесь так много детей. Их эвакуировали. Из сотен детей, заполнивших сегодня утром этот вокзал, все, кроме меня и моих друзей, уезжали. Их увозили, спасая от бомбежек, и, судя по зимним пальто и раздутым чемоданам, вернуться им предстояло нескоро.
— Мне пора, — вздохнула Джессика.
Не успела Оливия попрощаться со своей новой подругой, как толпа уже увлекла ее к поезду. Вот так быстро Оливия нашла и потеряла единственную нормальную подругу, которая у нее когда-либо была.
Садясь в поезд, Джессика оглянулась. Ее угрюмое лицо, казалось, спрашивало: Что со мной будет?
Мы смотрели на нее, задаваясь тем же вопросом относительно себя.
* * *
Внутри будки хмурилась, глядя на трубку, Эмма.
— Никто не отвечает, — сообщила нам она. — Мы уже набрали все номера, но услышали только гудки.
— Остался последний, — уточнил Миллард, вручая ей очередную страницу. — Скрести пальцы.
Я смотрел, как Эмма набирает номер, и вдруг где-то позади поднялся шум. Обернувшись, я увидел, что нам машет зонтиком какой-то краснолицый гражданин.
— Что вы там ерундой занимаетесь? — кричал он. — Выйдите из будки и немедленно садитесь в поезд!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});