Медведица спокойно ждала, а медвежонок, не в силах удержаться от новой интересной игры, тыкал повсюду черную пупырышку носа. Летта оттаскивала его за холку: «Не лезь, дурачок, прищемлю». Медвежонок подпрыгивал и просто таял от счастья.
Женщина рядом со мной спросила:
— Они в самом деле разумные?
Я вздрогнул, потому что совершенно забыл про нее.
Нехотя ответил:
— В нашем, человеческом, понимании — нет. Но какие-то искры разума в них несомненно брезжат. Генетическая основа хорошая…
— Рассчитываете их цивилизовать?
— Не знаю… Пока у нас идут чисто теоретические дискуссии. Сторонники крайней точки зрения настаивают, что все живое должно быть разумным, что вся биота в конечном счете должна стать единым живым существом… Вопрос не сегодняшнего дня и даже не завтрашнего.
— Я вижу, вам никакой мороз не страшен…
На мне был легкий синий комбинезон, расстегнутый на груди. Женщина стянула перчатку и голым указательным пальцем коснулась меня.
Впрочем, тут же отдернула:
— Ах, горячо!..
— Нора!.. — яростно крикнул парень, бросив на снег узел ремней.
Женщина не обратила на него внимания.
— А правда, что ваши мужчины неутомимы в любви?
Я услышал, как зашипела Летта, прилаживающая постромки.
— Нора!.. — снова рявкнул морлок.
Я отступил на шаг:
— Вам лучше надеть респиратор. Есть риск инфекции. Вы знаете, полагаю, что физические контакты между нами запрещены…
Нора медленно улыбнулась:
— Мы все равно пройдем полную обработку. Одежду нашу сожгут, а нас на неделю посадят в карантинный отсек. Четыре стены — с ума можно сойти.
Я чувствовал себя очень неловко. Нора, как и остальные морлоки, совершенно не умела фильтровать своих чувств. Они обрушивались на меня вулканической лавой — эротическими картинками, от которых бросало в жар.
Фантазия у нее была богатая.
Летта, разумеется, тоже воспринимала их, и от этого мне было неловко вдвойне. Я лишь надеялся, что мою неловкость она тоже ощущает. В конце концов, ведь я лично тут ни при чем.
— Так мы едем, наконец, или нет? — все же в голосе ее чувствовалось раздражение.
— А вы готовы?
— Давно!
Я рукой показал Норе, чтобы та отошла, и, подняв ладони, еще раз просканировал местность. Слухи о призраках настораживали. В каждой легенде, какой бы глупой она ни была, обязательно присутствует крупица реальности.
Призраки, говорите?
Нет, ничего. До самого горизонта — лишь снег, снег и снег.
Сияющая под солнцем мерзлая пустота.
— Так что?
— Двинулись, — сказал я.
Летта слегка потрепала медведицу по холке. Та пригнула голову, подалась всем телом вперед, напряглась, так что вздулись под шерстью мускульные бугры. Хрустнул лед, натянулись ременные постромки. И под мертвыми гусеницами вездехода, разламываясь, зашуршал снежный наст…
— Устраивайся, — сказал Сарон. — Приветствую тебя в нашем Аиде.
— Прилипло, значит, название?
— Еще как!
Стены в комнате были бетонные, тщательно зашлифованные, покрытые пластиковой монопленкой, в которой отражались электрические расплывы светильников. Из мебели — столик, три мягких кресла, экран на стене, ступенчатый бар, где расположились кофейник и чашки.
Евлог был здесь впервые.
— Бокс для переговоров?
— Да, — ответил Сарон, разливая по рюмкам коньяк. — Только что оборудовали. Потом его запечатают, заполнят фтором, зальют каолином, проход засыплют землей…
— Что, так серьезно?
— Уже четверо заболевших на сегодняшний день. Кстати, познакомься: моя внучка, Арделия. Она дипломированная медсестра. Берегут меня, видишь; без Арды — никуда, ни на шаг…
Девушка, сидящая слева, чуть заметно кивнула. Глаз при этом на гостя почему-то не подняла. Выглядела она любопытно: белый медицинский халат, под которым, как показалось Евлогу, не было ничего, гладко выбритый череп, какая-то странность в прозрачно-бледном лице.
Какая странность?
Ах да, у нее нет бровей.
— Алопеция?
— Ну, ты сразу в больное место, — сказал Сарон. — Да, почти половина третьего поколения уже без волос. Как только достигают пубертатного возраста, — всё. Главное — непонятно с чего? Биохимия и гормональный фон в норме. Витамины и прочее получают, мы строго за этим следим. Есть гипотеза, что это реакция организма на повышенную патогенность среды. Ну, может быть. Дело, однако, в другом. Без волос жить можно, посмотри на меня. А вот четверо заболевших «чумой» — это в самом деле серьезно. Нам опять пришлось объявить карантин: все сидят в своих боксах, выходят строго по расписанию. Контакты сведены к минимуму — и в семьях, и на рабочих местах. Кроме того, ежедневная общая дезинфекция и ежедневная полная очистка воздуха — прогоняем его через многоступенчатый фильтр. В общем, радости мало.
— Мало, — согласился Евлог. — Только вы совершенно напрасно сваливаете свои проблемы на нас. У вас самих тут достаточно эпидемических факторов. «Семь пар нечистых», я имею в виду ваших кроликов, коз, уток, свиней, непрерывный бактериальный и вирусный мутагенез. Как раз в замкнутых социальных сообществах вспыхивают инфекции. Вспомни, например, средневековые города…
Сарон неприятно сморщился.
— Не надо лекций, пожалуйста! Лекции по гигиене и здоровому образу жизни я выслушиваю три раза в день. — Он кивнул на Арделию, которая упорно не поднимала глаз. — Есть мнение, что ваша биота становится все более агрессивной и потому следует полностью изолироваться от нее.
— Вот, значит, что. Значит, мы с тобой сегодня — прощаемся?
— Когда-нибудь это должно было произойти… Ну ладно — давай!
Они выпили и как будто умерли.
— Фу… — отдышавшись, сказал с усмешкой Сарон. — Пять лет не пил. Теперь мало кто помнит, что такое коньяк. Вообще алкоголь — шампанское, сухое вино. У вас есть хотя бы этот… как его… саксаул.
— Сок саксаула — просто тонизирующее питье.
— Ну раз тонизирующее, значит, скоро выделят из него нужный ингредиент. Найдется светлая голова. Не отмахивайся, не было еще на земле культуры, которая не баловалась бы наркотиками. А вот почему это так — загадка для всех народов и всех времен. И вы, не сомневайся, получите теми же граблями в лоб. Кстати, что такое грабли — уже тоже не помнит никто… Вот ведь промахнулись предки с прогнозами. Считали, что будет глобальное потепление, а получилось черт знает что.
Он покачал головой.
— Ну не томи, не томи, — попросил Евлог. — Я же вижу, что ты хочешь жахнуть меня — пускай не граблями, так обухом или пыльным мешком…
Сарон снова разлил коньяк.
— Значит так, — сказал он, хлопнув ладонями по столу. И в этом жесте ощутилась его привычка командовать. — Пункт первый: со вчерашнего дня все непосредственные контакты между нами запрещены. Не только физические, как раньше, а вообще все. Связь мы, конечно, пока оставим — на экстренный случай, пусть будет информационный канал. Но ни от нас никто больше на поверхность не выйдет, ни от вас к нам в убежище никто не войдет. Теперь пункт второй…
— Со