– Чтобы позабавиться.
– Значит, вам это не удастся.
– Ошибаетесь, ваши глаза уже начали блуждать… Веки тяжелеют… Вас скоро охватит сон… Вы заснете… Спите!.. Спите… Спите… Я так хочу!
С большим усилием Мишель перебарывал уже одолевавший его сон. «Нет, я не засну, – подумал он, – я не хочу засыпать, я не засну».
Он напряг все душевные силы, чтобы не поддаться упорному, властному взгляду.
Мондье продолжал настойчиво повторять:
– Спите… Спите… Спите… Я этого хочу!
Березов мучительно сопротивлялся, хотел представиться невосприимчивым, но чувствовал, что его осиливает дремота, и с ужасом думал: если я засну, я стану послушным инструментом в руках мерзавца, и он воспользуется этим и злоупотребит моей волей, вернее, безволием.
– Можете продолжать так до бесконечности, ничего у вас не выйдет, – говорил князь, лишь бы не молчать, не поддаться этому властному сильному взору, непонятному воздействию; говорил, отгоняя дрему, говорил, чтобы говорить, и понимал: кажется, этот негодяй его уже одолел. – Можете забавляться, как балаганный фокусник, на меня это не действует.
А сам думал: «Неужели я впаду в этот таинственный сон, я же видел, как Мондье погружал в забытье своих карточных партнеров, и в беспомощном состоянии те проигрывали ему крупные суммы… Неужели Мондье действительно обладает такой безграничной гипнотической силой, что она распространяется не только на частные случаи вроде игры в покер[69], но и на многое другое…»
Чувствуя, что упорно повторяемый призыв Мондье «спите» действует на него все сильнее, Березов подумал, что резкая физическая боль может его отрезвить, закусил язык и плюнул графу в лицо набравшейся во рту кровью. Мондье отшатнулся и на какое-то время отвел глаза.
Мишель вздохнул свободнее и подумал: да, с помощью боли он сможет устранить действие гипноза.
Мондье не горячась вытер лицо, сказал Пьеру:
– Завяжи ему рот, – и продолжал воздействовать на своего врага со все возрастающей энергией.
«Не дурак ли я, – подумал Мишель, – ведь мне только стоит закрыть глаза, и я избегну его змеиного взгляда, который меня мучает».
Видя, что Мишель опустил веки, Мондье прошептал:
– Вот теперь он в моей воле!
Граф стал тихонько нажимать на глазные яблоки князя, все время повторяя:
– Вы спите… Вы спите…
Так продолжалось минут пять. Потом Мондье знаком показал Пьеру, чтобы тот снял со рта князя платок, и спросил:
– Вы спите, князь?
К удивлению молчаливых зрителей Пьера и Бамбоша, князь глухим голосом ответил:
– Да.
– Теперь он в моих руках! – с торжествующей улыбкой воскликнул бандит. – Дело было трудным, это животное меня измучило. Пьер! Подай бордо и бисквит! Твое здоровье, Бамбош!
– За ваше, патрон! – сказал Бамбош, чокаясь. – А теперь что вы будете делать?
– Увидишь! И будь готов к самым ошеломляющим неожиданностям.
Распив бутылку вина, негодяи подошли к связанному Березову.
– Вы продолжаете спать? – спросил Мондье.
– Да, – ответил князь невнятно.
– Вы будете меня слушаться?
Князь не откликнулся, тогда Мондье настойчиво проговорил:
– Вы будете меня слушаться, или я вас прожгу насквозь раскаленным Железом.
Пленник все молчал, граф положил ему на руку палец.
Князь застонал, как будто его действительно обожгли нагретым добела металлом.
– Вы делаете мне больно, вы меня мучаете…
– Будете вы слушаться?
– Да!..
– Пьер, развяжите его.
Когда Мишеля освободили от пут, он принялся тереть здоровой рукой ту, которую считал обожженной, со лба текли крупные капли пота, и на лице выражалось страдание.
Бандит сказал просто:
– Все прошло, ожог зажил… Вы больше не чувствуете боли.
И в тот же миг лицо князя успокоилось, он вздохнул с облегчением и замер в неподвижности.
– А теперь откройте глаза, встаньте и подойдите к камину, – резко приказал Мондье.
Князь повиновался; взгляд его был сумрачен и, казалось, ни на что не смотрел. Пошатываясь, нерешительным шагом, он приблизился к камину…
Мондье приказал повернуться, князь покорно сделал это и оказался лицом к лицу с Бамбошем.
– Вы знаете этого молодого человека? – спросил гипнотизер.
– Да… Это Бамбош… мерзавец… месье де Шамбое… плут из шайки… хорошего общества… – ответил русский, глухо и нерешительно.
– Правильно… Негодяй, который отравил монахиню, хотел убить вас… ваш близкий друг… вы его любите… уважаете… – говорил Мондье.
– Нет!..
– Да… Так надо… Я хочу, чтобы он был вашим другом… Чтобы вы его уважали… Я хочу, чтобы вы о нем отзывались наилучшим образом, когда вернетесь в свет, и относились к нему с большой симпатией… Так надо…
– Я согласен… Месье де Шамбое – мой друг…
– Пожмите ему руку.
Неожиданно князь запротестовал, заявив:
– Я не желаю!
– Слушайтесь, черт возьми!.. Раскаленное железо!.. Дайте раскаленное железо! – резко выкрикнул Мондье и легонько коснулся кисти Березова.
Застонав от боли, Мишель стал умолять о пощаде.
Совсем укрощенный, он ответил на рукопожатие Бамбоша и проговорил:
– Вы молодец… Я вас люблю… и очень уважаю…
– Не правда ли, было очень забавно, когда я отравил монахиню? – спросил обнаглевший негодяй.
– Да, очень забавно, – ответил как эхо князь, теперь уже абсолютно лишенный своей воли и подчиненный воздействию жестокого, страшного врага.
– На сегодня довольно, – сказал Мондье, – завтра продолжим упражнения. Князь Березов! Когда проснетесь, вы вспомните о моих приказаниях и будете их выполнять, при этом вы забудете о том, что получили их от меня. Вы не станете пытаться бежать, и вам предстоит засыпать по первому моему распоряжению.
С удручающей покорностью Мишель согласился:
– Да, я буду слушаться.
– Вы проснетесь, когда пробьет полночь.
– Да.
– Пьер, останешься сторожить до утра. Я еще не вполне уверен в князе, чтобы оставить его одного. Пошли, Бамбош.
ГЛАВА 6
На другой день, после полудня, «упражнения», по циничному выражению Мондье, возобновились.
К великому удивлению Бамбоша, князь встретил его и Мондье почти дружески, хотя и произвел для этого видимое усилие над собой.
Казалось, он, как ему приказал Мондье, забыл то, что делали с ним накануне, примирился с обществом людей, тех, о ком хорошо знал, что они бандиты.
Но Мондье было отлично известно, что после одного сеанса действие гипноза не может быть сильным и длительным. При этом он видел и другое: вчерашнего воздействия вполне достаточно, чтобы легко усыпить князя снова. Он приказал Березову сесть, и тот без возражений занял кресло. Еще не глядя гипнотизируемому в глаза, граф заговорил о том, как приятно вздремнуть, и почти дружески сказал: