Глава 7
Зарождение запретов
Те, кто стремится запретить порок, запрещают также добродетель, поскольку противоположности, хотя и уничтожаются, являются залогом взаимного существования друг друга.
Сэр Томас Браун
Когда предостережения и осуждения постоянно ведут воображение к пропасти порока, люди сами бросаются в нее – просто из-за страха упасть.
Уильям Хазлитт
В 1911 году учитель географии в шахтерском районе Девоншира заметил, что на уроке большинство детей дремлет или спит. Помахивая указкой, он потребовал у одного из них объяснения. Тот ответил, что один ученик принес в класс флакон опийной настойки и дал попробовать наркотик всем, кто захочет. Когда нарушитель дисциплины, дабы избежать порки, выскочил из класса, учитель крикнул ему вслед: «Тебя, в конце концов, повесят, Перси Топлис!» На самом деле беглец умер меньше чем через десять лет на обочине сельской дороги. После серии преступлений, начавшихся с безбилетного проезда на железной дороге, мошенничества и наконец убийства, Перси Топлис (1896-1920) попал в засаду и был застрелен полицией. Однако случай в начальной школе Южного Нормантона положил начало юношеской наркомании и преступности. Исследование, проведенное в городской больнице Филадельфии, выявило одного пациента, который впервые попробовал кокаин в шестнадцать лет, и пятерых, пристрастившихся к наркотику в семнадцать лет. Один пациент начал употреблять героин в пятнадцать и один – в семнадцать лет. В 1926 году пришло сообщение из Нового Орлеана (а вскоре также из Чикаго), что сигареты с марихуаной продавали школьникам и другим несовершеннолетним любителям острых ощущений. Такие сообщения публиковались все чаще. К 1926 году зависимость от кокаина среди беспризорников в Москве приняла угрожающие размеры и там открыли специальную клинику для детей-наркоманов. Когда Андре Жид в 1927 году посетил Цюрих, он обратил внимание на большое количество курильщиков опиума и кокаинистов. Швейцарский журналист объяснил ему, что они начинали употреблять наркотики в последнем классе гимназии, в возрасте шестнадцати-семнадцати лет. Он лично знал одного наркомана, которого преподаватель поймал со шприцем в руках во время выпускного экзамена. На допросе юноша сознался, что начал делать инъекции во время учебы. «Думаете, можно выдержать лекции N без того, чтобы не уколоться?», с улыбкой спросил он.
Потребление наркотиков стало ритуалом взросления. Многие прошли эту фазу, сумев не получить наркозависимость. В начале Первой мировой войны на званом обеде, где царила натянутая обстановка, светская красавица, леди Диана Маннерс (1892-1986) неожиданно заявила, что ей нужно забыться. В аптеку тут же послали такси, шофер вскоре вернулся с хлороформом, при виде которого леди Диана воскликнула: «Старый добрый хлороформ!» Позже она употребляла морфин, чтобы притупить горечь потерь и беспокойство о друзьях, воевавших на фронте. В 1915 году она описывала сыну премьер-министра, Реймонду Асквиту (1878-1916), как недавно с его женой, Катариной Аквит (1885-1916), они «возлежали в восторженной тишине, насмерть оглушенные морфием, который она ввела собственной рукой, и ночь для них была слишком коротка. О, как тяжко было колоть, стерилизовать в темноте и тишине, как трудно было заставить руку повиноваться желанию, когда пришло время прокалывать плоть. Это была чудесная ночь. Странно было чувствовать полную самодостаточность – как Бог перед тем, как Он сотворил мир или своего сына, и мирился с хаосом или был к нему безразличен». Через несколько месяцев ее жених, Дафф Купер, который позже стал членом британского кабинета министров, обнаружил ее «в очень плохом состоянии, явно испытывающую тягу к морфину. Вначале она отказывалась, но потом во всем созналась. Я сказал, что от морфина она выглядит ужасно. Ее страх потерять красоту – это, наверное, самая действенная профилактическая мера». Топлис, Купер и непослушные подростки в Чикаго, Цюрихе и Москве употребляли наркотики отчасти для того, чтобы справиться с социальным и эмоциональным стрессом взросления, а отчасти – чтобы бросить вызов обществу и власти. Побудительные мотивы неповиновения, вызванные запрещением наркотиков – то есть, пороки, появившиеся, когда добродетель доводится до крайности – представляют собой великую загадку истории наркотиков.
Несовершеннолетние правонарушители могли увлекаться все новыми и новыми наркотическими веществами. Английский химик К.Р. Алдер Райт в 1874 году, подогревая морфин с уксусным ангидридом, получил белый кристаллический порошок. В течение двадцати следующих лет это вещество, получившее название диацетилморфин, оставалось почти в полном забвении, хотя опыты показали, что в качестве обезболивающего оно в восемь раз эффективнее морфина. Затем Генрих Дрезер, главный фармаколог немецкой фармацевтической фирмы Байер (Bayer), испытал диацетилморфин на шестидесяти больничных пациентах. Как заявил в 1898 году Дрезер, если это вещество принимать внутрь, оно, расширяя бронхи, эффективно лечило кашель, катар, бронхит, эмфизему легких, туберкулез и астму. Байер начал продвигать диацетилморфин на рынок под торговой маркой «героин» (вероятно, производное от немецкого «heroisch», то есть, «мощный»). Пациентам очень нравилось новое лекарство. Они говорили, что порошок помогает сразу же после приема. Байер, запустивший в 1899 году в продажу новый аналгетик «аспирин», подчеркивал способность героина подавлять кашель и не пропагандировал его в качестве обезболивающего средства. Доклад Дрезера был напечатан в Германии осенью 1898 года. В ноябре краткое изложение доклада было опубликовано в «Журнале Американской медицинской ассоциации», а вскоре оно появилось в «Ланцете».
В отличие от эфира, хлорала или кокаина, героин не сразу был воспринят как опасное наркотическое вещество. Его применение в медицине не вызвало такой волны наркомании, как случилось с инъекциями морфина. Отчасти это связано с тем, что врачи после недавнего печального опыта стали с большей осторожностью использовать новые лекарственные препараты. Медики ограничили даже назначение опиатов. В 1912 году одна из ведущих лондонских больниц ежегодно расходовала на лечение 8 тысяч стационарных и 130 тысяч амбулаторных больных 6 килограммов опиума и 100 граммов морфина. Двадцатью годами ранее эти цифры составляли соответственно десять килограммов и 500 граммов. Существуют также свидетельства, что Фармацевтический закон (даже до внесения в него изменений в 1908 году) применялся более жестко. К началу века в Британии количество смертельных исходов от наркотиков (в основном, в результате случайной передозировки) составляло два человека на миллион населения. В XIX наибольшая цифра смертности от наркотиков составляла шесть человек. Однако героин явно не считали панацеей даже производители, его назначали при ограниченном количестве респираторных заболеваний, перечисленных Дрезером, а также при коклюше, ларингите и сенной лихорадке. Медики редко использовали героин для снятия боли или лечения не респираторных заболеваний. Более того, героин, как правило, принимали перорально в виде таблеток, пастилок или раствора в глицерине. Он почти не использовался в инъекциях. Небольшие дозы наркотика, которые назначали перорально пациентам с сильным кашлем, не могли так же быстро вызывать наркозависимость, как морфин в инъекциях.
Предположительно, продвижение героина на рынок шло таким образом, что могло оказаться опасным для пациентов. Дрезер рекламировал свой наркотик как не вызывающий зависимости. После того как журнал «Ланцет» в декабре 1898 года познакомил британских врачей с героином, он писал, что этот наркотик, по словам его создателей, не обладает вредными побочными эффектами морфина, и его можно назначать в сравнительно больших дозах. Спустя несколько месяцев берлинский врач Альберт Эйленберг предложил заменять им морфин при лечении наркомании. Но его предложение не вызвало опрометчивого энтузиазма, как было в случае с кокаином и хлоралом. «Ланцет» призвал к осторожным клиническим испытаниям, а уже в 1899 году филадельфийский врач Гораций Вуд (1841-1920) посоветовал осмотрительно использовать героин. В 1901 году парижанин Оскар Дженнингс (1851-1914), разработавший метод лечения морфинистов, высказался против героина, который «превозносят сейчас как не имеющее себе равных средство лечения зависимости от морфина. Влечение к нему намного сильнее, чем к морфину. В двух случаях, с которыми мне недавно пришлось столкнуться, пациенты быстро увеличивали дозы, а при попытке снизить их пациенты приходили в ярость. По своему вредному воздействию героин уступает лишь кокаину». Несмотря на подобные предостережения, случаев наркомании после медицинского применения героина избежать не удалось. Некий пациент из Кливленда, штат Огайо, во время лечения ларингита попросил врача не назначать опиаты, поскольку раньше он испытывал к ним зависимость. Врач ответил, что пропишет ему героин, который якобы не вызывает зависимости. В 1909 году одна француженка описала, как двумя годами ранее ей назначили героин при попытке избавиться от морфинизма. Зависимость от морфия появилась у нее после лечения от геморроя. В результате этого она перешла с одного наркотика на другой, то есть, у нее выработалось привыкание к героину вместо зависимости морфина, и врач даже не подумал, как избавить ее от этой новой привычки.