«Истинная Любовь арлекина плакала горькими слезами, но не сдалась. На следующее утро она отправилась посоветоваться с колдуньей. — А, — сказала колдунья, услышав рассказ Истинной Любви. — Арлекин отдал свою душу Властелину Ночи и больше не может ходить под солнцем. Так и проведет он целую вечность, не видя и не слыша никого вокруг, нацеленный лишь на свою месть. Дело это нелегкое, но если ты хочешь вернуть его на свет, то должна будешь вначале связать его Любовью, потом промыть глаза его Печалью и, наконец, заставить прикоснуться к Надежде…»
Из легенды об арлекине, Призраке Сент-Джайлса
Луна низко висела в ночном небе, словно богиня, указывающая путь, когда Уинтер Мейкпис час спустя перепрыгивал с крыши на крышу. Он приземлился на четвереньки, но тут же вскочил и легко побежал по кровельной дранке. Близко. Он уже так близко, что чувствует это нутром. Дети, нуждающиеся в его помощи, где-то рядом, и он найдет и спасет их. Ему надо забыть про эмоции, вызванные леди Бекинхолл. Попытаться вновь запереть на замок все, что она выпустила на свободу. Он будет с ней исключительно Уинтером Мейкписом, позаботится, чтобы она больше никогда не встречалась с Призраком. Если сможет сделать это, тогда, возможно, у него есть шанс продолжать жить по-прежнему. Потому что, как бы чудесно с ней ни было, он выбрал себе иную стезю. Эту. Вот для чего он создан: нести защиту тем, кто не имеет голоса.
Исправлять зло, которое угрожает поглотить Сент-Джайлс.
Он спрыгнул с крыши на стену, а оттуда на Кафсхед-лейн. Дверь под номером десять была покосившейся, без фонаря над ней. Выше через две двери на ветру раскачивалась какая-то вывеска, но если на ней что и нарисовано, в темноте было не разглядеть. Уинтер подергал ручку, и, когда она не поддалась, отступил на шаг и просто выбил дверь ногой.
Она распахнулась на ржавых петлях, врезалась в стену и отскочила от нее. Уинтер поймал ее рукой и пригляделся.
— Пшел прочь! — донесся изнутри визгливый голос.
Уинтер вгляделся во мрак. Прямо за дверью жалась какая-то женщина, стиснув в дрожащей руке нож.
— Боже милостивый, да это сам дьявол!
— Где дети? — проскрипел Уинтер.
Женщина изумленно вытаращила глаза.
— Какие дети? Нету тута никаких детей.
Уинтер шагнул внутрь, и она попятилась назад.
— Я знаю, что дети здесь. Где они?
Слезящиеся глаза женщины сделались еще больше.
— Ты явился, чтоб забрать меня в ад?
Уинтер огляделся. Какие-то тела лежали в углу, не то мертвые, не то мертвецки пьяные, но явно взрослые. Да и сама женщина не похоже, чтоб способна была заправлять детской фабрикой.
— Есть тут кто-нибудь еще?
Она заморгала, приоткрыв рот.
— Никого с тех пор, как ростовщик закрыл свою лавку и ушел отсюда. Тому уж не один месяц.
Уинтер быстро прошел к единственной в комнате двери и открыл ее. За ней было помещение с таким низким потолком, что даже не встать в полный рост.
И там было пусто.
Разочарование сдавило грудь. Это то место, где должны были держать детей. Этот адрес — единственная зацепка, которую ему удалось найти в спальне д’Арка. Если она ложная, то он пропал.
Дети пропали.
Снаружи послышался топот лошадиных копыт по мостовой.
Уинтер выбежал из комнаты.
По улице приближалась группа всадников. Драгуны Тревельяна с факелами. В мерцающем свете он только успел заметить вывеску через две двери; когда они поскакали к нему.
На вывеске была изображена свеча.
— Стой! — рявкнул капитан.
Как же, держи карман шире. Уинтер подпрыгнул, ухватившись за угол здания. Он стал карабкаться вверх, цепляясь за выступы руками и ногами. Стена взорвалась возле лица, ударив в маску осколками кирпича. Запоздало раздался звук выстрела.
— Спускайся, или пристрелю тебя прямо там, — прокричал Тревельян.
Уинтер ухватился за край желоба, подтянулся и запрыгнул на крышу, как раз когда еще один выстрел расколол черепицу у него под ногами. Он побежал, не прячась, не глядя под ноги, сознавая, что лошади следуют за ним внизу по улице. Он устремился к коньку крыши, перемахнул через него и побежал вниз по другому скату, ногами выбивая черепицу, которая с грохотом летела на землю. Драгуны завернули за угол и ворвались в переулок внизу. Расстояние до следующего дома было слишком велико, перепрыгнуть не удастся, а если он свалится, его тут же схватят.
— Сдавайся! — прокричал Тревельян. — Ты окружен.
И действительно: Уинтер увидел, что драгуны уже и на улице справа. В этот раз их была не одна дюжина. С чего это вдруг Тревельян решил задействовать все свои войска?
Теперь у него нет выбора.
Уинтер отошел на пару шагов для разгона и побежал по краю крыши к ближайшему дому.
— Ничего у тебя не выйдет, приятель!
Раздался выстрел, и Уинтер прыгнул.
Слишком далеко. Слишком.
Уинтер врезался в край соседнего здания, и от удара боль пронзила грудь. Пальцы вытянутых рук царапали черепицу, пытаясь ухватиться, когда он начал падать. Он скользил вниз, разрывая кожу перчаток о грубую дранку.
А потом зацепился.
Лишь на мгновение он повис, шепча благодарственную молитву, а затем оттолкнулся ногами от стены дома и перескочил через край крыши.
И побежал что было сил.
Звук ружейного выстрела эхом отозвался в ночи.
Изабель вскрикнула, словно попали в нее. Она открыла дверцу кареты и, держась за ременную петлю, высунулась из движущейся кареты.
— Гони туда, где стреляют, Джон!
Ее кучер был в общем-то человеком невозмутимым, но на эти ее слова обернулся и испуганно воззрился на хозяйку.
— Вы уверены, миледи?
— Да, да. Просто делай, что говорю.
Изабель снова захлопнула дверцу, но осталась у окна, тревожно вглядываясь в темноту. Едва только услышав, что Призрака обвиняют в убийстве Роджера Фрейзера-Бернсби, она поняла, что Уинтер в смертельной опасности. Он ушел до того, как стало известно об убийстве, и потому не знает, что именно этой ночью ему нельзя показываться в обличье Призрака.
Она наклонила голову, взволнованно прислушиваясь. Выстрелы раздавались уже близко. Если это стреляют в Уинтера, значит, он должен быть где-то рядом. Если только пули не попали в цель…
В темноте мелькнула какая-то тень. Сердце ее подпрыгнуло. Изабель распахнула дверцу даже раньше, чем узнала длинноносую маску.
— Быстро! Сюда!
Он прямо на ходу запрыгнул в карету. Изабель захлопнула дверцу и постучала в крышу.
— Домой, Джон!
Потом откинулась на спинку сиденья и воззрилась на него. Перчатки порвались, но в остальном костюм был в порядке. Он жив. Жив, жив, жив! Слава Всевышнему, и всем ангелам, и святым, которые позаботились об этом. Боже, у нее словно гора с плеч свалилась!