– Мне просто очень грустно понимать, что я больше не смогу разговаривать о тебе со своими подругами. Такое ощущение, что я больше никогда не смогу доверить им самую драгоценную вещь в своей жизни.
– Может быть, со временем и сможешь. Возможно, потом они будут думать иначе, когда увидят, что мы остаемся вместе, что бы ни случилось.
Она улыбнулась мне.
– Возможно, миленький мой, – нежно проговорила она.
Так меня теперь зовут: миленький мой, любовь моя.
Конечно, мы сталкиваемся с препятствиями. Поскольку находимся на разных континентах и разговариваем исключительно по телефону и через Интернет, а не лицом к лицу, это провоцирует недопонимание, так что мы начали создавать правила. Первое – всегда быть абсолютно честными друг с другом; а второе – решать проблемы вместе.
«Еды без соли не бывает», – говорят южноафриканские матери своим детям, стараясь дать им понять, что ничто на свете не совершенно, когда они прибегают домой с плачем, жалуясь на несправедливость товарищей по играм.
Мы с Джоанной знаем это, и препятствия, с которыми мы сталкиваемся – будь то сомнения других людей или нежелание авиакомпаний везти меня в Соединенное Королевство, – помогают нам сплачиваться. Чтобы забронировать рейс на Лондон, мне нужны были медицинская страховка и разрешения, заполненные формы и записки от врачей. Но Джоанна, так же как и я, была полна решимости и сознания, что нас не победить. Было такое ощущение, что мы бросили вызов всему миру и выиграли, когда однажды утром она позвонила мне на работу.
– Авиакомпания согласилась везти тебя! – услышал я ее слова. – Ты летишь в Великобританию.
Это была гигантская победа. Но есть и другие, менее значительные проблемы, которые мы тоже учимся преодолевать вместе.
– До меня дошло, что я никогда не услышу, как ты произносишь мое имя, – сказала мне как-то вечером Джоанна.
Мы прежде никогда не поднимали эту тему, но я слышал боль в ее голосе, когда она произносила эти слова.
– Мне так грустно сознавать, что я никогда не услышу слов «я тебя люблю», – говорила она. – И хотя я не представляю, почему вообще об этом думаю, но почему-то не могу отделаться от этой мысли. Такое ощущение, что я чего-то лишилась, хоть и не понимаю, чего именно.
Я жаждал утешить ее, но поначалу не знал как. Спустя столько лет немоты я воспринимаю ее почти как должное и давным-давно перестал печалиться из-за отсутствия голоса. Но я понимал, что Джоанна оплакивает нечто драгоценное для нее. Спустя несколько дней мы разговаривали в Интернете, и я начал нажимать клавиши на своем компьютере, чтобы активировать коммуникационную систему. Я редко пользуюсь ею в разговорах с Джоанной, потому что теперь мои руки стали достаточно сильны, чтобы набирать текст на клавиатуре, а с нашей телефонной интернет-линией мой компьютер несовместим. Но с тех самых пор, как она заговорила о том, что ей хочется услышать мой голос, я трудился, стараясь кое-что для нее сделать.
– Послушай, – написал я, – есть кое-что, что я хочу тебе сказать.
Она умолкла, я нажал последнюю клавишу на компьютерной клавиатуре, лежавшей передо мной.
– Джоанна, – произнес голос.
Это был «Идеальный Пол», и он произнес имя Джоанны точно так, как я научил его, потратив не один час, чтобы разобраться с произношением согласных и гласных. Теперь «Идеальный Пол» выговаривает ее имя не на английский манер, а так, как произносят в африкаанс – именно так, как она привыкла слышать.
– Я люблю тебя, – сказал «Идеальный Пол».
Джоанна улыбнулась, а потом рассмеялась.
– Спасибо!
Не так давно я послал ей в конверте фотографию своих ладоней, поскольку она не раз говорила мне, как ей хочется к ним прикоснуться.
– Теперь ты у меня с собой, – сказала она с улыбкой с другой стороны мира.
Действительно, в любой жизни достаточно и соли, и сахара. Надеюсь, мы всегда будем делить на двоих и то и другое.
50: Падение в любовь
Какое верное английское выражение для влюбленности – «упасть в любовь»! Мы не входим в нее плавно, не проскальзываем, не вваливаемся в нее, спотыкаясь. Мы действительно падаем очертя голову, словно шагаем вперед с края утеса с другим человеком, пробуя вместе летать. Пусть любовь иррациональна, но мы делаем выбор – рискнуть всем. Я понимаю, что наши отношения с Джоанной сродни азартной игре, потому что пока мы не встретились вживую, всегда остается доля сомнения, пусть и крохотная. Но главный урок, который я усвоил благодаря ей: жизнь – это умение воспользоваться шансом, даже если тебе страшно.
Примерно через неделю после нашего знакомства я принял решение позволить себе влюбиться в Джоанну. Она прислала мне письмо, и я как раз собирался ответить, но вдруг остановил себя.
«Неужели я вновь собираюсь рискнуть своим сердцем? – думал я. – Неужели я вновь собираюсь сыграть в эту игру?»
Я знал ответ на этот вопрос еще прежде, чем задал его, потому что, в конце-то концов, ставкой в этой игре был приз, которого я желал больше всего на свете. Я знал, что следует делать. Но я пообещал себе, что, если собираюсь найти настоящую любовь, такую, что сможет перенести шторма, которые неизбежно влечет за собой совместная жизнь, мне не стоит притворяться тем, кем я не являюсь. Я хотел быть абсолютно честным с Джоанной, что бы мы ни обсуждали, – будь то насилие, которое я перенес, мои потребности в уходе или страстное желание заниматься любовью с женщиной, – я не мог позволить страху заставить меня скрываться.
Иногда я смело говорил ей об этих вещах, а порой ужас перед перспективой быть отвергнутым преследовал меня жутким призраком, но я заставлял себя продолжать. Все, чему я научился, начиная с того дня, когда меня привезли в кабинет и попросили сфокусировать взгляд на картинке с изображением мяча, подготовило меня к тому, чтобы я мог ныне рискнуть своим сердцем. Эти уроки порой были болезненны, но опыт, ошибки и развитие научили меня тому, что жизнь нельзя воспринимать со стороны, как некий научный проект. Ею нужно жить, а я чересчур долго пытался держать ее под рациональным контролем, хороня себя в работе и учебе.
Теперь я понимаю, почему так случилось. Долгое время я не понимал, как быть в этом мире. Он вгонял меня в растерянность, дезориентировал, и во многих отношениях я был подобен ребенку. Я тогда верил, что добро и зло – это черное и белое, точь-в-точь как я видел по телевизору в течение стольких лет, и я говорил правду такой, какой я ее видел. Но до меня быстро дошло, что люди не всегда хотят слышать правду. То, что кажется правильным, не всегда именно таким и является. Однако это было непросто, потому что бóльшая часть того, чему мне предстояло научиться, незримо и невыразимо словами.