class="p1">Я затрясла головой. Нет.
– Если тебе трудно решиться, я могу сготовить приворот. Выпьешь с чаем и даже не почувствуешь вкуса.
Заботливый какой!
– Я ничего не буду есть и пить в вашем доме. Я ничего не приму из ваших рук, и я ни за что не соглашусь стать вашей женой.
Граф улыбнулся.
– Согласишься.
Он склонился ко мне, и на мои виски легли ледяные пальцы. Я зажмурилась. Холодные сухие губы коснулись моих.
В этом поцелуе страсти было не больше, чем в искусственном дыхании, и все же я поймала себя на мысли, что хочу ответить. На самом деле вовсе не такой уж он старый, танцует до сих пор как молоденький… даже не запыхался в вальсе… Каком вальсе?! Вальс я танцевала с императором. С Робином… не просто так мне казалось, что император очень интересный мужчина, ведь я успела увлечься его другой ипостасью. А он мне врал! Ничего, граф тоже очень интересный мужчина, и благородные седины, как выразилась Делия, лишь придают ему импозантности…
Что я несу? Что со мной?! Меня же трясло, когда граф прикасался ко мне! Еще удивлялась, что Делия им очаровалась…
Делия! Бедняга Делия, попавшая под его власть! Жива ли она?
Это действительно было не романтичней, чем искусственное дыхание, только граф вливал в меня не воздух и не жизнь, а свою волю, свою власть. Мысли мои разделились: какую-то часть души уже потянуло к графу, точно к давнему возлюбленному, другая металась в панике, сознавая, что еще немного – и во мне не останется ни собственной воли, ни собственных чувств. Я потянулась к магии, но ни капли силы не осталось во мне, как не осталось ее и в браслете, подарке Робина.
Робин! Ведь я забуду и его, став покорной игрушкой графа!
Не будет этого!
И теми крохами сознания, что еще остались свободными, я заставила себя вспоминать. Литые мышцы под моими руками и стук сердца Робина, когда мы так странно познакомились в беседке. Тепло его ладоней. Широкоплечий силуэт на фоне неба. Мужская рука держит мою крепко и в то же время бережно. Краска на лице Робина. Смех. Сладость мороженого на губах и тепло его дыхания на моей коже. Цеплялась за эти воспоминания, отгораживаясь ими от реальности, выстраивая непроницаемый барьер между собой и графом.
Между своим разумом и жизнью.
Глава 29
Робин, герцог Соммер, его величество император-дракон
Последние минуты боя он не помнил. Помнил, как тяжело дрогнула площадь, когда на нее приземлился дракон, помнил капли лазоревой крови на брусчатке, как он пытался встать с колена и не вышло. Потом – темнота.
Первое, что он увидел, очнувшись, – женский силуэт напротив окна. Мать порывисто шагнула к нему, потянулась обнять и отдернула руки, едва коснувшись.
Что, настолько все плохо? Робин обнял ее и обнаружил, что обвешан браслетами и ожерельями, точно женщина из той страны, куда он водил Мелани. Накопители. Схватка с тварями выпила его силы почти досуха – в горячке боя он не почувствовал этого. Как же хорошо, что успел приземлиться и обернуться до того, как лишился чувств, обессилев. Потерять сознание на земле среди своих – совсем не то, что в воздухе в разгар битвы.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила мать.
Хорошо, что она не привела сюда Мелани – император не хотел бы, чтобы девушка увидела его беспомощным и слабым.
– Так себе.
Паршиво он себя чувствовал. Болело все, словно его привязали к лошадиному хвосту и протащили по полю пару лиг. Раны дракона не передаются человеку напрямую, иначе он погиб бы, едва вернул свой облик. Но болят почти как настоящие.
Однако хуже всего была странная пустота внутри. Император не сразу понял, что она означает, а когда понял, едва не подлетел на кровати. Эрвин молчал. Назойливый, насмешливый и вечно поучающий дракон исчез.
Что с ним? Погиб? Император отчетливо помнил, как приземлился еще в драконьем обличье – приземлился, а не упал, хотя со стороны могло показаться другое. Значит, дракон пережил этот бой. Тогда где он? Что с ним?
«Эрвин?»
Тишина.
«Эрвин! Отзовись!»
«Я не слышу ее!» – надрывный вой ворвался в разум, и император закрыл уши ладонями, сгорбившись. Вой дракона давил на голову, словно могильная плита.
– Робин, что с тобой? Господин Лантерн!
Император заставил себя распрямить спину и поднять голову. Натянуто улыбнулся, жестом остановив бросившегося к нему целителя.
– Все хорошо, господа. Со мной все…
«Я не слышу ее! Где она?! Она не могла умереть! Кто недоглядел – убью! Убей! Убей всех, кто…»
Отчаянным усилием воли император оттеснил дракона на край сознания. Сжал пальцами виски, заставил себя ощутить собственное тело, ломоту в суставах, ноющую боль в мышцах, легкую тошноту, какая бывает, когда истощенные магические силы быстро восстанавливаются из накопителей. Он не дракон. Он человек. Его зовут Робин. Он в своей спальне, рядом мама и целитель. Он император, и он не может, не имеет права сойти с ума.
– Все хорошо, – повторил он. – Я вполне сносно себя чувствую, но Эрвин беспокоится.
Назвать это беспокойством все равно что обозвать ураган небольшим ветерком. Но ни императрица, ни целитель не совладают с Эрвином, справиться с ним может только один человек – сам император.
– Что с Мелани? – спросил он.
Нельзя говорить, что дракон почуял в этой девушке истинную пару, и неважно, прав ли Эрвин. Он – император, и у него хватает врагов. Если о подозрениях дракона до того, как они превратятся в уверенность, прознают не те люди, на Мелани начнется охота. А убедиться можно только одним способом.
Главный целитель уставился на свои зелья так, словно за всю жизнь не встречал ничего интереснее. Императрица отвела взгляд. Сердце Робина ухнуло в желудок и словно превратилось в камень.
– Что с ней? – повторил он, лишь чудом не зарычав.
– Я не хочу тебя расстраивать, но…
Господин Лантерн отвернулся от своих склянок и рявкнул:
– Вот и не расстраивайте! Раненому нужен полный покой, физический и душевный!
Император на пару мгновений лишился дара речи: подобный рык сделал бы честь самому дракону, от спокойного и сдержанного целителя слышать его было странно. Но это значит…
– Что с ней?! – По рукам прошла рябь чешуи.
В голове надрывно, на одной ноте выл Эрвин.
– Заткнись! – крикнул император, да так, что подпрыгнули и мать, и целитель.
Императрица сотворила охранное знамение, целитель потянулся к амулетам. Лучше бы бежали, оба. Если он не удержит