за неверный выступ утёса, и потому соскальзывающий в пропасть.
И прежде такая недосягаемая небожительница вдруг сама порывисто прильнула к нему и легко коснулась своими губами его губ. И юноша, ощутив медовую упругость холмиков Стеллы, пьянящий аромат её дыхания, ответно склонился к лицу любимой…И впервые в жизни поцеловал любимую женщину…И ещё…И ещё…И с каждым поцелуем самая желанная на свете девушка прижималась к нему всё сильнее, а дыхание её учащалось и учащалось…
Внезапно Кораблёва пришла в себя и отстранилась.
– …Извини меня, Юрочка, – проговорила она. – Я не могу так…Мы же не одни…
– А…А пойдем к нам, – набравшись духа, предложил юноша.
– К вам? Как…к вам! – испугалась студентка. – Там же Лидия Николаевна…Веня…
– Мама уехала на свиданку к папе, – успокоил её Кондрашов. – На целых три дня. Венька спит…
– Правда?
– Правда!
– Подожди, – отступила от него на шаг Стелла, обхватывая пылающие щёки ладонями. – Дай прийти в себя. Я точно во хмелю! Ничего не соображаю…Хорошо, мой милый мальчик, пусть будет по твое-му-у-у…
Оказалось, что Кораблёва не случайно по-песенному растянула своё женское согласие, потому что в этот самый момент входная дверь распахнулась, и в избушку вошёл…Эдуард Хорин…
– Здра-а-а-авствуйте! – громко произнёс он, стараясь перекричать магнитофон. – Извиняюсь, я стучал-стучал, но никто…ничего…
– …Оба-на! – с некоторой задержкой и с непроизвольным восклицанием ответил ему лишь Кропотов, ибо остальные промолчали.
Кондрашов убавил громкость звучания музыки. За перегородкой на кухоньке с шумом сдвинулась табуретка – это Марина развернулись в сторону вошедшего. Стелла инстинктивно отодвинулась в сторону. И никто из хозяев хижины дяди Толи не произнёс ни слова.
– Вот, – неловко изобразил улыбку горожанин, – не-е-е… незваный гость…
– Да…уж! – зычно крякнул Кропотов.
В руках Хорин держал тяжёлую стильную сумку, и когда переступил с ноги на ногу, больная стопа у него подломилась, и он едва не упал, ухватившись свободной рукой за перегородку. Поза у него была крайне неудобная, и он стал медленно оседать, опрокидываясь назад.
И этот момент решил всё…
Кораблёва оказалась не в состоянии невозмутимо созерцать, как падает человек. Она первая подбежала к Эдуарду и поддержала его. Следом подскочили прочие наблюдатели. Виктор, ухватив приезжего за плечи, мощным рывком поставил его на ноги. Юрий подхватил сумку, а Марина подвинула табуретку.
– Вот, – стыдливо скривился визитёр. – Я же хромой…
– Да ладно, чего там! – воскликнул отходчивый Кропотов. – Садись, гостем будешь.
– Я же это…Зае-заехал извиниться за п-прошлый раз, – пояснил Хорин, опускаясь на табуретку.
– Вот это по-нашему, – одобрил совхозный водитель. – Был неправ, скажи: больше не буду.
– Больше не буду! – словно маленький ребёнок повторил его собеседник.
И все засмеялись, несмотря на напряжённость ситуации. Даже Кондрашов вынужденно хмыкнул, возвращая сумку владельцу. И когда он ставил поклажу на пол возле Эдуарда, в ней звякнула какая-то стеклянная тара.
– Ого! – реактивно насторожился Виктор. – Бренчит?
– Йес13, – подтвердил Хорин. – Для окончательного за-замирения.
С этими словами он расстегнул замок-молнию на сумке и стал выставлять на кухонный стол содержимое. Через пару минут там красовались: большой флакон «Хеннесси», бутылка шампанского от винного дома «Луи Родерер», настоящий твёрдый голландский сыр и дорогой бельгийский шоколад.
Кропотов ожесточённо потёр руки и оперативно выставил три стопки – для мужчин, и два стакана – для девушек.
– Ви-ить! Тебе же нельзя, – попробовала было возразить Шутова.
– Я только на пробу чебурахну, – чмокнул её в щёчку тот. – Три
дринька – и полная завязка. Слово пацана.
– Ну, тогда и мне чуть-чуть шампанского, – махнула рукой Марина.
Кондаршов и Кораблёва, вопреки уговорам, от угощения наотрез отказались. Но к столу подсели – замирение всё же.
– За союз города и деревни! – произнёс явно заготовленный тост
заезжий гость, и выпил из стопки до дна.
– Принято! – последовал его примеру Виктор.
На кухоньке вновь нависло натянутое молчание. Сложнее всего было Хорину, который определённо чувствовал себя не в своей тарелке. И он пытался снять собственную зажатость при помощи алкоголя.
– Целый день на ногах. С у-у-утра ни маковой росинки во рту, – пожаловался Эдуард и, спешно принимая новую дозу горячительного, закашлялся.
Кропотов попытался было вновь наполнить свою стопку, но его намерения решительно пресекла новоиспечённая невеста.
– А сыр-то…того…воняет, – нехотя закусывая импортным продуктом, поделился впечатлениями Виктор.
– Пахнет, – поправил его нежданный собутыльник, отправляя третью порцию коньяка внутрь. – Спе-е-ециальный сорт.
Таким вот образом на протяжении четверти часа вяло, скучно и непафосно тянулась беседа шофёра с предпринимателем, которую изредка поддерживала Шутова.
После первого тоста, как стала говорить часть россиян в ельцинскую эпоху, «Хеннесси» Хорин «пил в одного». Причём пил много и практически без какого-либо перекуса. Но избавиться от стеснённости одним лишь спиртным проблематично, если тебя не приемлет окружение. И вместо раскованности у него появилась раздражительность.
Физиономия Эдуарда покраснела, как у рака, брошенного в кипяток; очки сползли на переносицу, и он приобрёл сходство с Пьером Безуховым в исполнении Сергея Бондарчука в фильме «Война и мир».
– К нам-то какими судьбами? – досадливо понюхав пустую стопку, осведомился совхозный шофёр у предпринимателя, чтобы как-то поддержать разговор.
– Дела, – неохотно пояснил бизнесмен, будто раздумывая, насколько целесообразно посвящать компанию в такой вопрос. – Интервенция капитала.
– Это как? – удивился Виктор.
– А-а-а…Ругать не будешь?
– Я ругаюсь только с похмелья, – успокоил Хорина Кропотов.
– Я ж ра-а-сказывал в прошлый раз про Безматерных…Так вот – сегодня под моё начало перешёл хлебозавод. Он жаловался на меня и в антимонопольный ка-а-амитет, и в суд, но везде – от ворот поворот. А че-чего он ждал?! У нас же правовое государство. Судят, как и должно быть.
– Эфиоп твою мать! – огорчился Кропотов от такой весточки. – Жалко. Бля…ха муха! Судят у нас, может, как и должно быть, а…только так быть не должно! Своих да наших не обидят. Вон, взять хотя бы Казимира Самохина…
– Самохина? – аж вскинулся Хорин.
– А чё? Часом, не знаком?
– Хым…Да меня сегодня ваш районный глава свёл с ним. Прикидываю его на место ме-менеджера.
– Тебе, как бы, виднее…, – внимательно посмотрел Виктор на Хорина и скривился, словно снова понюхал сыр. – Одначе я прямо скажу: тварь порядочная твой Казимир. Всего один пример. Вот распустил он своего полкана вислоухого…Ну, кобеля. А кобель с месяц тому назад напал на…
И в этом месте повествования Кропотов поперхнулся слюной, увидев, как нахмурилась Стелла.
– А…а то год тому назад, – оперативно переориентировался совхозный шофёр, – этот полкан напал на дитё. За то Казимиру по полной и накатили, да прям по харьковской области…
И в этой части речи Виктор опять осёкся, бросив взгляд на Юрия, так как сообразил, что некстати завёл речь о его отце.
– Как это накатили? Кто? – поправил очки заинтригованный горожанин.
– Да…наш, местный…, – злясь на собственную бестолковость, заканчивал монолог Виктор. – Тоже настоящий мужик. Суд ему срок припаял, а Самохину – хоть бы хны…
– А как он хотел, этот ваш местный?! – вступился за «своего» Казимира оппонент совхозного шофёра. – Собак, понятно, надо держать по правилам. Но мордобой устраивать…Это стиль сэсээровских совков и ватников. Хамло – этот ваш местный, скажу я вам! – авторитетно резюмировал Хорин.
И лихо осушил до