влекущей поражение.
Именно так рассуждал Кондрашов, следуя в директорском УАЗике от Ильского автовокзала в село Нижняя Замараевка. Только что он и Виктор Кропотов отправили в Среднегорск последним автобусом Стеллу Кораблёву и Марину Шутову. Там подружки решат в университете учебные проблемы, а во вторник вернутся обратно. И у одного молодого механизатора на определение судьбы останется шанс до ближайших выходных – ибо тогда закончится преддипломная практика его любимой женщины.
По приезде в село, УАЗик остановился на одном из перекрёстков. Из машины выпрыгнул Кондрашов и зашагал в сторону родного дома. Автомобиль поехал дальше, в гараж, где Кропотов ставил своего «горячего аргамака» на «ночной прикол».
На полпути намерения Юрия изменились. Его внимание привлекли окна клуба, мерцавшие далёкими электрическими огнями. «Вот так штука, – подумал он, – сегодня же репетиции нет. С кем это Лукин там? Наверное, ребята тусуются». И он импульсивно отправился туда. Юноша был слишком взвинчен, чтобы почивать у родительского очага.
В директорском кабинете народу было явно не густо. Там поздний гость обнаружил только двух полуночников: Аркадия Николаевича и…Нину Самохину! Они сидели по одну сторону стола и о чём-то секретничали, приклонив головы. Завидев нежданного посетителя, дочка Властилины смешалась и отпрянула. Лукин же на его появление отреагировал хладнокровно:
– О, мой юный коллега! – хмельным тенорком театрально провозгласил он, простирая навстречу Кондрашову руки. – Какие люди в Голливуде! Проходи, проходи. Таким гостям всегда мы рады!
– Доброй…уже ночи! – поприветствовал их Юрий.
– А мы тут с Ниночкой наметили новую песню разучить, – пояснил ему заведующий клубом. – Муки творчества, так сказать.
– Ну, я побегу, Аркадий Николаевич, – поднялась из-за стола первая сельская красавица. – До свидания!
Самохина ушла. Паренёк тотчас пожалел, что «нелёгкая» занесла его «на огонёк»: во-первых, о чём разговаривать с подвыпившим Лукиным, во-вторых, он явно помешал уединившейся парочке. И ещё. Странно, но ему показалось, что Самохина также была подшофе.
– Да я, Аркадий Николаевич, пожалуй, откланяюсь, – сказал Кондрашов. – Я…Я ведь Кропотова искал, – соврал он.
– Нет-нет, пройди и сядь, мой друг, мой дом к твоим услугам! – высокопарным речитативом заговорил директор клуба, ухватив визитёра за рукав и потянув его к столу. – Присядь и выпей за моё здоровье.
– Да что вы, что вы?! Я ж не потребляю! – поневоле впадая в актёрскую интонацию, с излишней аффектацией возразил юноша. – Важней всего – режим спортивный.
Дальнейший их диалог отчасти напоминал выдержку из шекспировской трагедии. Драматургия диалога была обусловлена тем, что стороны не нуждались одна в другой, но не знали как лучше и с наименьшими издержками отделаться от взаимного присутствия. При этом у Кондрашова создалось впечатление, что Лукин всячески старался заретушировать факт позднего посещения и поспешного ухода Самохиной.
– Присядь, присядь, а выпью я.
– Присяду я, но что вам в этом?
В процессе переклички Аркадий Николаевич успел достать из письменного стола бутылку красного вина, стаканы и прочую атрибутику холостяцкого застолья, знакомую Юрию с прошлого раза. Однако, имелось и отличие: вино было французское и очень дорогое. Да и сам Лукин был в новом с иголочки импортном костюме. Потому поздний визитёр не мог не отметить, что финансовое благосостояние кутилы необъяснимым образом улучшилось.
– Скажи мне, Юрий, милый друг, – постепенно переключался с речитатива на прозу заведующий клубом, – простительна ли в любви измена?
– Даже и говорить об этом странно! – категоричен был тот.
– Эх, ты, молодо-зелено, – ухмыльнулся Лукин. – Как же тогда нам быть в случае с Тургеневым?
– При чём здесь Тургенев? – осведомился Кондрашов.
– А вот, Юра, разительный исторический казус. Ты не забыл, я на спевке как-то поминал про маститую оперную диву прошлого века Полину Виардо?
– Угу, – междометием подтвердил слушатель тот факт.
– Так вот, – даже бутылку с вином отодвинул на край стола Аркадий Николаевич, – возлюбленным у неё выпало быть не кому-нибудь, а самому Ивану Сергеевичу. И надо же было такому приключиться, что их жгучая страсть поэтапно переродилась в приязнь, а затем – в дружбу. Дружба меж мужчиной и женщиной – нонсенс. Неслыханность же заключалась в сногсшибательном повороте их отношений: Иван Сергеевич по уши втюрился в …дочь Полины Виардо!…Щас уж не скажу, то ли в Марианну, то ли в Клаудиу…А! Каково?!
В данной фазе изложения Лукин, не сдержав эмоций, выскочил из-за стола и принялся расхаживать по кабинету, разминая руки с таким видом, словно это он только что бросил Виардо и готовился овладеть её чадом.
– А…А вы, часом, не привираете? – усомнился паренёк.
– И Полина, – не обратив внимания на реплику Юрия, воздел обе руки к люстре худрук, – поняла и простила-таки и Тургенева, и дочь. А Иван Сергеевич…Ох, до чего же обожал старый хрен женщин!…На смертном одре молил он любимую о том, чтобы его, почившего в бозе, молодая грешница покрыла напоследок собственным телом. С тем завещанием и канул в мир иной! Но прежде чем тело греховодника предали земле, его фатальное желание было свято исполнено!
Кондрашов, возвращаясь из клуба домой, переосмысливал разговор с Лукиным. И заново оценивал эпизод с тургеневской мужской нацеленностью на женщину. И его начинал колотить крупный озноб. «Покрыла собственным телом! Покрыла собственным телом! – твердил он, как в бреду. – Покрыла собственным телом!» И у него аж мурашки зелёными крокодилами бежали по телу от слов, звучавших подобно заклинанию.
Отныне в юноше вызрела установка на то, чтобы решительно переломить ход событий в пользу любви; на то, чтобы завладеть стратегической инициативой раз и навсегда. И он, от нетерпения даже во сне отсчитывая каждый миг, стал ожидать приезда Стеллы.
3
Момент истины наступал неумолимо. Стелла Кораблёва и Марина Шутова, покончив с неотложными студенческими делами, возвращались в Ильск на рейсовом автобусе. Рейс выпал на середину буднего дня, и пассажиров в салоне почти не было. Потому ничто не мешало подружкам поделиться наболевшим. Марина рассказывала подружке подробности сватовства:
– …договорились, что свадьбу сыграем после посевной. Сама понимаешь, что Витька такой мужик, которому нужно вешать хомут на шею, пока он не очухался. Мы и по производственной линии подкрепились: отец договорился с Бурдиным, что Витю от совхоза направят в сельхоз на заочку. В технике он разбирается. Федя-третий уже не тянет. И через годик моего муженька завгаром поставят.
– Как у тебя Мариша всё расписано, – порадовалась Стелла. – Ты молодец!
– Кораблик, ты-то уж десять раз могла быть «молодец», – в ответ попеняла ей подруга. – Чего к тебе в универе Эд опять подкатывал?
– Предлагал подбросить нас. Я наотрез отказалась.
– Стелл, зря ты мудришь. Эд – беспроигрышная лотерея.
– Мариш, ты, наверное, забыла, что сказал Лис Маленькому принцу?12
– Какой ещё лис? А-а-а…Ну и что же он сказал?
– Он сказал: «Вот мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь». Эд, быть может, – недурной вариант, но моё сердце его не видит.
– И кого ж оно видит? Неужто этого салажню Юрку?
– Пожалуйста, не говори