Это был Дарко. Побритый, в своем старом комбинезоне, который был на нем, когда Димитрия впервые увидела его. Ладно, может, это был не конкретно тот комбинезон, а похожий. Но сейчас это не имело никакого значения.
В обеих руках он сжимал по ручному пистолету. Его огненный взгляд говорил о том, что если Димитрия дернется, то он будет стрелять.
Интересно, подумала Димитрия, если убьют во сне, наяву тоже умрешь?
Она переводила взгляд с сестры на солдата. Оба в один момент стали для нее чужими, опасными. С одной стороны, все было как нельзя справедливо: Димитрия была виновата в том, что сестру забрали Посланцы, а Дарко уже не раз спасал ей жизнь, так что он имел полное право отправить ее в мир иной.
Но это были не Весна и не Дарко. Другие души завладели их телами. Димитрия не узнавала свою сестру — самого открытого и доброго человека на всем белом свете. Если бы эта девочка не назвала бы ее Димкой, Димитрия бы точно поверила, что это не она. Девушка помнила, как сестра когда-то произносила ее имя — нараспев, заставляя ее улыбаться.
И сейчас Димитрия почувствовала себя по-настоящему униженной. Это было то состояние, которого она так избегала всю свою жизнь. Она была способна унизить других, но позволить себе быть униженной… Она скорее бы умерла, нежели допустила бы это.
Димитрия попыталась найти поддержку в глазах Дарко, но он был так же хладнокровен, как и ее сестра. Чужие.
— Что вам надо?.. — прошептала она дрожащим голосом, тщетно пытаясь заглушить слезы.
— Ты знаешь. — Весна кивнула. — Забери мое тело — не позволь им использовать его.
— Но как?..
— Сделай так, чтобы они поверили тебе. Но не лги. Делай все что угодно, но избегай лжи… — Бормотание ее сестры становилось все более тихим и неразборчивым. Она постепенно таяла, растворялась в воздухе, — то же происходило и с Дарко.
Вскоре от того, что несколько секунд назад было маленькой девочкой, остался только мерцающий дымок. Но Димитрия все еще могла разглядеть полные грусти глаза своей сестры, которая уже не была ребенком. Видение было обманчивым, и внутри Весны находилась взрослая разумная душа — жестокая и бесчувственная.
Димитрия больше не плакала. У нее просто не было сил. Она чувствовала, как внутри нее все колотилось и дребезжало. Она думала, что если сдвинется с места, сделает хотя бы один-единственный шаг, то рассыплется на тысячи крохотных кусочков. Каждый раз, когда она пыталась задвинуть воспоминания о сестре в самый дальний уголок сознания, они возвращались и преследовали ее. Всегда разные обстоятельства — настоящие, вымышленные… но одно и то же лицо. И одни и те же слова.
"Мама говорила, чтобы ты перестала воровать, Димка".
Как будто Весна хотела ей этим что-то сказать. Но Димитрия не понимала смысла этих слов — они только наводили на нее страх и ужас. Воспоминания о самой главной потери в ее жизни всегда возвращались к ней во снах.
Хотела ли она забыть? Димитрия и сама не знала, как будет лучше. Но она всегда хранила в своем сердце эти серые глаза, так похожие на ее собственные.
Неизвестно, сколько времени она простояла вот так совсем одна, покинутая и замерзшая. Только потом она начала понимать, что чьи-то руки держат ее. Ей было все равно. Ей было до лампочки, что происходит в остальном реальном мире. Мир ее кошмаров казался ей гораздо более реальным.
Димитрия открыла глаза и поняла, что вся дрожит, но уже не от холода.
Прижимая к себе ее трясущееся тельце, Дарко не произносил ни слова. Он понимал то, что она чувствовала и, возможно, чувствовал нечто похожее.
Не всегда ангелы такие, какими нам кажутся. И не всегда внутри демонов лишь пустота и злоба. Внутри каждого из нас есть и черное, и белое. И в черной душе Димитрии, когда она была рядом с Дарко, наконец, произошло просветление.
Глава одиннадцатая
Все, что ни делается, — все к лучшему. Димитрия поняла это только тогда, когда наблюдала за сползающими по стеклу прозрачными ядовитыми каплями дождя. Уже вторые сутки они с Дарко были заперты в огромном пустом моле без питьевой воды и без еды, о которой мечтать и не приходилось.
Но кислотные осадки прожигали душу не только им, но и беженцам, которые не успели нигде укрыться, когда начался дождь. Поезд подадут в любом случае — он работал на специальной тепловой батарее и был четко запрограммирован, поэтому не нуждался даже в машинисте. Так что чем хуже приходилось беженцам, тем больше было шансов у Дарко и Димитрии втиснуться в поезд. А им позарез нужно было уехать именно завтра, иначе все окончательно пропадет.
Два дня. Два дня в тишине — Димитрия перестала разговаривать с Дарко, на вопросы отвечала односложно и все время сидела у широкой стены из небьющегося стекла и разглядывала тусклый город по ту сторону.
Девушка боялась даже засыпать. Меньше всего на свете ей вновь хотелось окунуться в свои кошмары. О той ночи, когда ей приснилась Весна, они с Дарко не разговаривали. Он и так знал, что произошло. Димитрия чувствовала это, а обсуждать свои страхи с кем бы то ни было она не собиралась. Это было не в духе Димитрии.
Время тянулось бесконечно долго. Прямо как резиновая жвачка последнего поколения — с неограниченным сроком жевания и вечным кислым привкусом, который никогда не кончался.
Они не обсуждали с Дарко, что будет, если к завтрашнему дню дождь не прекратится. Будь у них комбинезоны, оставшиеся в рюкзаке, они, может, и добрались бы до станции с минимальным количеством увечий, но нет одежды — нет разговора.
В располагавшихся в торговом центре бутиках было полно дизайнерской одежды. По иронии судьбы, ее не брали даже беженцы. Их не проведешь. Их интересует только то, что помогает, а не мешает им выжить.
— Вот. Я нашел куртку. — Дарко протянул девушке укороченный кожаный пиджак с большими посеребренными пуговицами. Кажется, такие были в моде года четыре назад.
Димитрия так до сих пор и сидела на полу в одном нижнем белье — даже насильно ее уже нельзя было заставить вновь напялить на себя этот вонючий балахон. Маленькую грудь девушки обтягивал черный лиф, который был явно не ее размера, — когда-то он принадлежал ее матери. Но, как и отцовские сапоги, эта деталь гардероба ее родителям больше не понадобится.
Нехотя девушка приняла от мужчины куртку и накинула ее себе на плечи, а затем отвернулась, показывая тем самым, что больше разговор продолжать не собирается.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});