Читать интересную книгу Поезд до станции детство - Волгина Надежда

— Алина. Ее зовут Алина, — пояснил Иван, когда наткнулся на непонимающий взгляд Захара. — А кто еще с ней?

— Еще двое, — сбрасывая с себя наваждение, ответил Захар, — Михаил и Кирилл…

— Понятно. И где же они?

— У Ады! — Захар снова стал буравить его глазами. — Не ожидаешь же ты увидеть их здесь? Если они попадут в руки к черной ведьме, считай их уже нет. Она сотрет их с лица земли и из человеческой памяти.

— А тебя она не тронет?

— Ну, убить она меня не сможет, — усмехнулся Захар, — а на остальное плевать…

— Хотел бы я знать, что ей от меня понадобилось? Почему она меня заперла здесь? — задумчиво проговорил Иван.

— Я отвечу на все твои вопросы!

Они резко повернулись. Возле стены стояла довольно молодая женщина. Она выглядела, как обычная деревенская труженица, в мешковатом платье и грубых ботинках. Крупная фигура с развитой мускулатурой. Лицо спокойное и задумчивое, довольно симпатичное.

Увлекшись разговором, Иван и Захар не заметили, как и когда она появилась.

Женщина не вписывалась в окружающую обстановку. Такое впечатление, что она только закончила месить тесто и лепить пироги. Ивану даже показалось, что у нее руки в муке, и пахнет от нее сдобой. Что-то неуловимо знакомое было в лице женщины. Иван пытался вспомнить, где мог ее видеть раньше.

— Кто вы? — спросил он.

— Я — твоя мать, — просто ответила она. Ее голос слегка дрогнул, произнося это извечное и священное слово. Она будто пробовала его на вкус. Глаза, не отрываясь, смотрели на сына. — Ты не изменился. Те же глаза…

— Мать? — потрясенно повторил Иван. — Я думал, моя мать умерла.

— Правильно ты думал. Недолго я прожила после твоего рождения. Всего-то два года, а потом… Потом я оказалась здесь.

— Как это? Как это умерла? Значит… значит… Ничего не понимаю. Сколько же вам сейчас лет?

Захар тайком усмехнулся, увидев ошарашенно-туповатое выражение на лице Ивана.

— Тогда мне было около тридцати, — женщина тепло улыбнулась. — Впрочем, сейчас мне столько же. И столько мне будет всегда.

— Вы хотите сказать?.. — Иван беспомощно оглянулся. — Вы хотите сказать?..

— Не волнуйся! Я не приведение, — женщина сделала несколько шагов вперед. Иван вжался в стену. — Ты что не знаешь, что такое темный мир? Сюда попадают после смерти для того, чтобы жить вечно…

— Знаю, — пробормотал Иван. — Только… нормальные люди сюда не попадают, насколько я знаю, — он немного виновато взглянул на Захара. Тот никак не отреагировал на его слова.

— Правильно, — кивнула женщина, — нормальные не попадают. Так я и не утверждаю, что нормальная. И ты… ты тоже не такой, как все остальные, — она судорожно вздохнула и выпалила: — Ты происходишь от колдунов…

— Постойте, постойте, — прервал диалог Захар. — Вы хотите сказать, что он родственник той… черной ведьмы?

— Она первая и самая главная ведьма в нашей семье, — при упоминании о черной ведьме, женщина поежилась, и на лице ее появилось упрямое выражение. — От нее идет наш род, — она замолчала на мгновение, а потом продолжила: — Ты не должен был попадать сюда так рано. Это должно было случиться по окончании земного цикла, после придания тела земле. Как ты оказался здесь? — заметив подозрительное выражение на их лицах, она тут же добавила: — Можешь не говорить, если не хочешь. Это ничего не меняет. Покинув пределы земной жизни и оказавшись в Оазисе жизни, ты стал виден этому миру. Он призвал тебя к себе.

— Но почему его заперли в подвале и приковали цепями? — спросил Захар.

— А, по-твоему, он может существовать в темном мире, будучи живым? — она спокойно смотрела на Захара. — Его заперли, чтобы умертвить. А так как черная ведьма — абсолютное зло, то она не может просто убить свою жертву. Она привыкла это делать медленно и мучительно.

Иван смотрел на свою мать и не мог поверить, что можно так спокойно рассуждать о предстоящей смерти собственного сына. На ее лице не дрогнул ни единый мускул. Абсолютное спокойствие.

— Если у меня была мать, — задумчиво произнес он, — то, как я оказался в детдоме? Мне сказали, что мать умерла при родах, и оставить меня было некому. Я всегда думал, что у меня есть одна-единственная родственница, какая-то седьмая вода на киселе… Она иногда навещала меня. По материальным соображениям она не могла оформить опекунство, — он все реальнее осознавал, в каком обмане рос. — Можешь ты мне объяснить, как все было на самом деле? Как получилось так, что при живой матери я попал в детдом?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Начнем с того, что ты не должен был родиться! — женщина внимательно смотрела на него. Во взгляде ее читалась жалость и грусть. — Испокон веков в нашей семье рождались только девочки. И тут я понесла тобой… Моя бабка… она сильная ведьма… узнала, что должен родиться мальчик. Что только они не делали, чтобы освободить меня от плода, — она тяжело вздохнула. — Только все оказалось тщетным. Видно, тебе суждено было народиться на этот свет, — она слегка улыбнулась.

— Постойте, постойте, — перебил ее Захар. — В вашей семье были одни женщины. Но ведь у детей же были отцы?

— Отцы?! — Она в раздражении махнула рукой. — Конечно, были! К сожалению, без них невозможно родить ребенка. Мы сами выбирали себе мужчин. Те, кто нам приглянулись, не в состоянии были бороться с колдовством. И потом… мужская сила нужна была в хозяйстве. Многие из наших женщин выходили замуж. Но только не я! — ее лицо опять стало упрямым. — Я не собиралась делать этого. Я даже не знаю, кто был твоим отцом. Уж больно страстной я была… тогда, — она говорила так спокойно, будто речь шла о самых обычных вещах. Иван же склонялся к мысли, что его мать была развратницей. — Одним словом, я понесла… и через девять месяцев родился ты, — она вновь замолчала, взор ее затуманился воспоминаниями. — Ты был такой красивый! Твои глаза… они были, как небо — огромные и прозрачные. Они и сейчас такие, — она улыбнулась, выныривая из омута прошлого. — Можешь не верить, но я полюбила тебя всем сердцем…

Ее голос дрогнул, и на глазах появились слезы. Она с мольбой смотрела на сына, молча прося поверить. А ему и самому до боли хотелось верить. От мысли, что его кто-то любил, пусть и совсем недолго, становилось теплее на душе.

Иван уже простил ее. Все грехи, что она несла перед ним, стирались несколькими словами о любви. Ведь если она любила, и у нее отняли сына, то трудно представить себе всю степень ее горя и отчаяния. Это гораздо хуже, чем переживать от мысли, что тебя никто и никогда не любил.

— Я сопротивлялась, — тихо продолжила она рассказ. — Не хотела расставаться с тобой. Но они… они сделали это тайком, когда я спала. Они выкрали тебя. И больше я никогда тебя не видела.

— И вы не знали, где я? — глухо спросил Иван.

— Я и сейчас этого не знаю, — промолвила женщина. — Они никогда не говорили мне, где ты…

— А где… где я родился? Где вы жили?

Женщина назвала место, и Иван аж подскочил от неожиданности.

— Это же поселок, рядом с которым находится наш детдом! — воскликнул он. — Получается, вы всегда были рядом, — с грустью добавил, — и я ничего об этом не знал.

— Ах, змеюка! Как же больно ты кусаешься! — женщина злобно погрозила кому-то кулаком. Она продолжила говорить, ни к кому не обращаясь. Ее грозный взгляд блуждал по стене камеры, а кулаки были крепко сжаты и побелели от напряжения. — Ты мне заплатишь! Все время, что я оставалась жива, он был рядом. А я не знала! О-о-о… — она взвыла и упала на колени. Уткнувшись в ладони, громко разрыдалась. Иван с Захаром пребывали в растерянности, не зная, что предпринять.

Глядя на плачущую мать, Иван почувствовал, как в груди зарождается что-то теплое, согревая ее. Глаза защипало от слез. Он подошел к женщине и робко, неуверенно погладил ее по голове. Она схватила его руку и прижала к своему мокрому от слез лицу. Потом и вовсе начала осыпать дрожащую руку поцелуями.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Простишь ли ты меня когда-нибудь? — подняла она к сыну заплаканное лицо.

А он уже ей все простил. Иван присел и прижал голову женщины к себе.