Средневековые философы соглашались, что страх Божий очень важен, но всячески пытались подчеркнуть, что он не должен строиться на страхе перед наказанием. Они различали два вида страха: низший (страх перед болью) и высший. Высший тип страха – это то, что мы обычно называем трепетом и благоговением. Это чувство, которое испытываешь перед кем-то намного большим, чем ты сам[127].
Со страхом Божиим связана боязнь греха, которая в раввинистических текстах часто выступает в качестве эквивалента нравственного чувства: человек, боящийся греха, избегает его, но не из страха перед наказанием, а, как особенно подчеркивали каббалисты, из благоговения перед Создателем. Ведь грех оскорбляет величие Божие и отделяет грешника от Бога.
В XX веке великим пророком страха/благоговения был Абрахам Джошуа Хешель (1907-1972). В своих работах он привносил в религиозную философию некое чувство сродни пылу библейских пророков и хасидской вести о присутствии Бога в природе. Его книга «Человек не одинок» начинается с хвалы, с «полного изумления», которое он считает первым шагом к осмыслению мира и Бога. Знание начинается не с сомнений и логических выкладок, а с удивления и благоговения перед величием высшей реальности мира, в котором мы живем. Это нечто большее, чем просто информация. Благоговение есть чувство, глубоко присущее человеку:
Благоговение – один из ответов человека на наличие тайны. Смысл вещей, перед которыми мы благоговеем, подавляет и превосходит возможности нашего понимания. Для духа человеческого его собственный дух становится надежным свидетелем того, что тайна – это не абсурд: напротив, вещи известные и ощутимые обретают живящий смысл[128].
Непосредственное и бесспорное чувство благоговения, которое охватывает нас перед звездным небом или закатом солнца, есть первый шаг к осознанию реальности трансцендентного и требований, которые Бог предъявляет к нам.
Начало веры – это не сопереживание тайне живого и не чувство благоговения, трепета или страха. Религия уходит корнями в вопрос, что делать с чувством тайны живого, что делать с благоговением, трепетом и страхом. Религия, конец изоляции, начинается с осознания, что от нас чего-то просят. Душа вовлечена в вечное вопрошание, и человек дает свой ответ.[129]
Хешель был сторонником того живого течения, которое всегда было живо в иудаизме и находило отражение еще в словах псалмопевца: «Небеса возвещают славу Божию». Заметим, что такой настрой не привел философа к отказу от социального действия: напротив, он активно участвовал в борьбе за гражданские права и выступал против американской войны во Вьетнаме. Возвращая трепет и тайну в сердце иудаизма, он затрагивал чувствительные струнки в душе евреев, которым был чужд сухой рационализм тогдашнего реформистского иудаизма и материализм еврейской жизни в Америке, но которые не сочувствовали и фольклорной экзотике неохасидизма.
Любовь
Многие еврейские мыслители подчеркивали, что без страха Божьего не бывает и подлинной любви к Богу. Любить Бога заповедует «Шема»: «Люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всеми силами твоими». Казалось бы, как можно заповедать любовь? Раввины считали, что имеется в виду послушание заповедям Божиим, хотя и признавали, что душа может быть влекома к Богу, как о том говорят некоторые псалмы и другие библейские тексты. Напротив, средневековые авторы, как рационалисты, так и мистики, обычно делали упор на эмоциональной стороне. На эту тему много размышлял, например, Бахья ибн Пакуда (XI век). Его «Книга наставлений об обязанностях сердца» увенчивается словами о любви Божией. Это высшая цель каждого человека: избавившись от любви ко всему материальному, сердце верующего наполняется любовью к Богу. Такой человек полностью доверяет Богу, и все свои действия сообразовывает с волей Божьей. Его любовь бескорыстна и лишена эгоизма, захватывая всю его сущность и исключая прочие заботы.[130]
Бахья – фигура достаточно редкая для своего времени, хотя у него были последователи, особенно среди каббалистов и хасидов. Однако даже у более трезвых философов мы находим возвышенные строки о любви к Богу. Например, Маймонид, объясняя силу любви к Богу, уподобляет ее эротической страсти (также распространенный образ у каббалистов)[131].
Говоря о любви к Богу, нельзя не затронуть и такие темы, как любовь Бога к человеку и любовь людей друг к другу.
Библейский Бог иногда ведет себя строго и даже гневается, но гораздо чаще от него исходят доброта, щедрость и прощение. Щедрость и любовь Божия – частая тема Псалмов, а Песнь Песней понимается в иудаизме как диалог любви между Богом и еврейским народом. Об этой любви возвещают богослужебные молитвы, например, в связи с дарованием субботы, но также и в связи со всеми заповедями Торы. В обоих случаях дар любви связан с избранием Израиля как народа Божьего. Особенно ясно эта мысль проводится в молитве перед вечерним «Шема» (аналогичную молитву читают утром):
Вечной любовью Ты любишь народ свой, дом Израилев; Ты научил нас Торе и заповедям, уставам и законам. Поэтому, Господи, Боже наш, ложась и вставая, мы будем говорить об уставах Твоих, и радоваться словам Торы Твоей и заповедям Твоим вовеки, ибо они – жизнь наша и долгота дней наших, и мы будем размышлять о них днем и ночью. Никогда не удаляй любовь свою от нас. Благословен Ты, Господи, который любит народ свой Израиль.
Чувство любви Божией столь велико, что некоторые источники даже объясняют страдание (особенно страдание праведников) как «наказание любви». Как любящий родитель иногда наказывает ребенка, так Бог иногда наказывает своих любимых чад (Притч 3:12). Впрочем, не все согласны с этой точкой зрения. Некоторые считают, что она противоречит божественной справедливости, да и любящий в принципе не может так себя вести.
Одна из самых драгоценных заповедей Торы гласит: «Люби ближнего твоего как самого себя» (Лев 19:18). Объясняли ее по-разному: «Люби ближнего так сильно, как ты любишь себя», или «...потому что он подобен тебе». Маймонид стоит на первой точке зрения: о деньгах и чести ближнего следует заботиться столь же внимательно, сколь и о своих собственных. Он даже пишет:
Всякий, кто ищет чести себе, навлекая бесчестье на ближнего, не имеет доли в Будущем Веке.
Другие подчеркивают, что у ближнего такие же чувства, что и у тебя, и прежде чем нанести ему какой-то урон, следует поставить себя на его место. Знаменитое раввинистическое сказание гласит, как к Гиллелю, одному из величайших учителей I века, подошел язычник и попросил сформулировать суть Торы в нескольких словах. Гиллель ответил: «Не делай другому, чего не желаешь себе».
В XX веке о любви к ближнему писал Мартин Бубер, развивая свою концепцию отношений «Я – Ты». «Ты» – это необязательно человек: им может быть и животное, и даже неодушевленный предмет, но именно в отношениях двух людей суть этих отношений проявляется ярче всего.
Он не есть персонаж, который можно испытать и ощутить, некое скопище тех или иных особенностей. Иной, чем ты, и такой же, как ты, он есть ты сам, и он наполняет небеса. Не то, чтобы вне него ничего не существовало, но все остальное живет в его свете[132].
У Бубера, как и у Розенцвейга, отношения любви между двумя людьми становятся образом отношений между людьми и Богом.
Мы рассказали о путях, которым могут следовать евреи, стремясь идти по пути блага. В целом все они сводятся к правильным взаимоотношениям с Богом. И все они глубоко укоренены в традиции иудаизма. Есть и другие идеалы, о которых мы не сказали, например, из мистических течений: благочестие хасида или экстаз мистика. Спектр возможностей очень широк, а взаимосвязь между ними не очерчена четко. Пожалуй, лучше всего относиться к ним как к возможным моделям, из которых каждый еврей выбирает ту, которая ему ближе всего (возможно, несколько сразу).
* * *
До сих пор мы говорили о качествах и подходах, которые можно развивать в себе. Остается сказать о нескольких возможных ответах на вопрос о том, зачем быть хорошим евреем. При этом мы вынесем за скобки ответы, которые не имеют отношения к специфике иудаизма и не характерны для еврейского учения: скажем, «достичь самореализации», «обрести знания или богообщение». (Хотя эти ответы могут способствовать специфически еврейской деятельности, например соблюдению заповедей Торы или изучению еврейских текстов.)
Приведение Мессии
Небольшое, но активное и вроде бы растущее число евреев считают, что цель еврейской жизни состоит в том, чтобы «привести Мессию». «Еврейский каталог», своего рода самоучитель по иудаизму, рассчитанный на широкого читателя и опубликованный солидным еврейским издательством в 1973 году, содержит главу под названием «Как привести Мессию». Среди прочих она содержит следующие советы: