гражданство, становилась невыносимой.
Некоторые переселенцы все еще колебались и поэтому хранили старые документы. Все они занимались разной работой: кто-то служил консьержем в отеле, кто-то был официантом, кто-то убирал туалеты или продавал сигареты. За улыбкой и безрассудством скрывали они тоску по далекой утраченной Родине, и Курт Сеит был одним из них. Прошлое помогало ему понимать культуру, религию и язык этой новой страны, приютившей его, однако среди всех этих людей он, как и любой эмигрант, чувствовал себя одиноким.
Глава восемнадцатая. Один день в IRFE
Шура сидела в одной из комнат дома, в котором располагался модный дом IRFE. Ожидая аудиенции у княгини Ирины Александровны Юсуповой, она листала модный журнал, но мысли ее витали совершенно в другом месте. Время от времени Шура поглядывала на проходивших по коридору моделей и приветствовала их – некоторых сердечнее, чем других. Все они, как и Шура, бежали из России. Кто-то здесь княгиня, кто-то – графиня, а их платья – атласные, муслиновые, шелковые, кружевные – вскоре примерит какая-нибудь богатая парижанка или американка. А ведь когда-то они сами были богаче всех этих посетительниц, и одна картина в их имении стоила всех драгоценностей Франции; но сейчас – сейчас вчерашние аристократки работают моделями, швеями и прачками.
Внутреннее убранство дома IRFE было вдохновлено одним из дворцов Юсуповых и напоминало восточную сказку. Шуре доводилось бывать в охотничьем доме семьи, расположенном в крымском селе Коккоз. Это великолепное здание, построенное в стиле ханского дворца в Бахчисарае, было богато украшено мозаикой, коврами и витражами. В их саду даже стояла копия знаменитого Бахчисарайского фонтана, вдохновившего Пушкина. В охотничьем доме часто проводились восточные вечера – одно из любимых с детства развлечений Феликса. Здесь, в Париже, князь Юсупов хотел окружить себя, жену и их гостей былой роскошью. Дом внутри был отделан светло-серым деревом, а стены покрыты серым бархатом. На окнах висели желтые шторы с цветочным узором, а мебель была сделана из красного дерева. Старинные гравюры и семейные реликвии привносили в помещение экзотическую теплоту домашнего очага. Асимметричные хрустальные флаконы с духами, шали из редких тканей на спинках сидений разложила лично княгиня Юсупова.
Шура невольно перенеслась на холмы Алушты, к Сеиту.
Стоял февраль 1917 года – последняя зима, которую она провела в России. Сеит и Джелиль, оставив Шуру и Татьяну в садовом домике, отправились к Эминовым.
Девушки были разочарованы тем, что уже в день приезда остались одни на этой чужой земле, но все же радушно проводили своих возлюбленных. В ту ночь Татьяна спала глубоким сном, а Шура уснуть не могла и поэтому вышла в сад и устроилась в беседке. Соленый запах водорослей мешался с терпким запахом вспаханной земли. Мягкий ветер теребил ее волосы, а где-то там, за виноградниками, плескалось темное море. Она накинула на плечи жакет Сеита, который взяла с собой, и представила себе, как любимый обнимает ее. Жизнь, которой тогда жила Александра Верженская, теперь пролегает за тысячу морей от нее. Есть ли смысл скучать по прошлому, коль его уже не вернешь?
Теперь Шура находилась в незнакомом мире среди незнакомых людей. Кто знает, сумеет ли она когда-нибудь вновь увидеть Кисловодск? Быть может, этот день никогда не настанет… Или настанет, но Сеита рядом уже не будет. Внезапно Шура одернула себя и открыла глаза. Нельзя хвататься за прошлое, нужно жить настоящим! До сих пор все случалось так, как она планировала. Лучше довериться времени и судьбе. Разве в ту ночь, которую она впервые провела с Сеитом, она не думала о том же самом? О том, что лучше довериться моменту? Разве не разделила с ним постель только ради того, чтобы любоваться искрами, танцующими в глубине его синих глаз?
Море волновалось под утесом. Шура помнила, как хотела остаться с Сеитом навсегда и как ее бросало в жар от мыслей о нем. Ей хотелось, чтобы мужчина был рядом с ней, обнимал ее, целовал и смотрел ей в глаза влюбленным взглядом. Она скучала. И когда она думала о том, что он рано или поздно вернется, ее сердце начинало биться быстрее. Шура расстегнула жакет и подставила шею ветру. Когда прохладный соленый воздух касался ее кожи, по ее телу пробегала мелкая дрожь. Она посмотрела на усыпанное звездами небо и, опьяненная счастьем, начала напевать под нос какую-то песню.
Шура не знала, сколько прошло времени, но в какой-то момент почувствовала, что замерзает от холода. Вдруг откуда-то издали раздались голоса всадников – несмотря на то, что прошло всего несколько часов, Сеит и Джелиль уже вернулись. Шура побежала к ним навстречу, догадываясь, что что-то пошло не так, ведь мужчины планировали переночевать в доме Эминовых. Ей не нужно было видеть лицо Сеита, чтобы заподозрить неладное: она хорошо знала своего возлюбленного и сразу почувствовала все гамму его эмоций – радость, волнение, печаль и негодование. Она уже готовилась спросить, в чем дело, но Джелиль вскинул брови и отрицательно покачал головой. Шура подошла к Сеиту, обняла его и послушно положила голову ему на грудь. Это вызвало в ней сложные чувства, но ненадолго – молодой человек тепло обнял ее в ответ, а затем, не проронив ни слова, повел домой, в спальню.
Какое-то время они лежали молча. Сеит смотрел в окно, разглядывая тонкую линию горизонта, где море встречалось с небом. Несмотря на темноту ночи, Шура заметила печаль в его глазах. Она терпеливо ласкала его лицо, ожидая, что рано или поздно молодой человек поделится с ней своими проблемами. Ее тонкие пальчики очерчивали контуры его прямого лба и напряженных скул, но Сеит не разжимал губ. Он крепко, но нежно сжал руку Шуры, один за другим поцеловал кончики ее пальцев, а затем медленно спустился к запястью, другой рукой незаметно вытягивая шпильки из ее волос. Он поднес ее волосы к своему лицу и поцеловал их, втянув ноздрями аромат ее духов. Наклонив голову, он искал ее губы. Шура знала, что мужчина хочет ее, и уже давно была готова ответить ему. Сеит был здесь