Наряду с этим пасквилем широкое распространение имела и другая брошюра, также выразительно озаглавленная — «Защита господина Неккера, первого министра финансов, или ответ на обвинения господина Марата».
Но власти боролись с Маратом не только литературными средствами — они прибегали и к более действенным. 22 января Коммуна Парижа вновь приняла декрет об аресте редактора «Друга народа». На сей раз при непосредственном участии Лафайета, как командующего национальной гвардией, против журналиста была организована целая военная экспедиция.
Рано утром 22 января 1790 года к дому № 39 на улице Ансьен Комеди, где жил Арарат, двинулись крупные вооруженные отряды. Марат позднее указывал, будто бы для того, чтобы его арестовать, Лафайет направил двенадцать тысяч солдат и шпионов. Может быть, в этом была доля преувеличения.
Но Марат, который был своевременно осведомлен о намерениях властей, еще ранее обратился за помощью к комитету дистрикта Кордельеров, на территории которого он проживал. В защиту Марата выступили также видные журналисты левого направления: Пьер Бриссо, Камилл Демулец, Лустало. Кордельеры, один из самых демократических и революционных дистриктов в Париже, стали на защиту Марата. Они видели в попытке ареста смелого журналиста прежде всего покушение на свободу слова. Независимо от того, что писал «Друг народа», он выражал свое мнение, и никому в свободной стране не дано было право ограничивать его в суждениях. И можно ли вообще в стране, где несколько месяцев тому назад была принята Декларация прав человека и гражданина, провозгласившая свободу слова, арестовывать журналиста за то лишь, что он высказывает мысли, кому-то не нравящиеся? Вот побудительные мотивы, заставившие Кордельеров выступить в защиту «Друга народа».
В комитет дистрикта Кордельеров в то время входили Паре, Фабр д’Эглантин, Дантон и другие. Защиту Марата взял на себя Дантон.
Дантон заявил решительный протест командиру отряда и представителям Коммуны, явившимся арестовать Марата. Дантон объявил, что Кордельеры считают эту меру незаконной. Он пригрозил, что если полицейские отряды не уйдут, то Кордельеры ударят в набат и обратятся с призывом к народу; он пригрозил; что подымутся жители Сент-Антуанского и Сен-Марсельского предместий — не менее двадцати тысяч человек — и народ с оружием в руках встанет на защиту своих прав.
Эти слова Дантона показывали, какой серьезный оборот начинало принимать дело. Они свидетельствовали также о том, что имя Марата и направление его газеты были популярными среди Кордельеров, пользовались их поддержкой.
Но не все руководители дистрикта Кордельеров проявляли такую твердость, как Жорж Дантон. Обе стороны начали длительные переговоры. В конце концов к трем часам дня командир отряда приказал солдатам войти в помещение, занимаемое Маратом.
Солдаты, явившиеся для того, чтобы арестовать знаменитого редактора «Друга народа», вошли в комнаты и увидели, что они пусты. Марат давно ушел из дома, осажденного солдатами. Как он сам потом рассказывал, тщательно нарядившись, сохраняя беспечно веселый вид, он прошел сквозь толпу окруживших район солдат, затем перебрался в безопасное место, а позже нашел прибежище у одного из своих друзей.
Полицейские, ворвавшиеся в дом Марата, произвели там разгром. Они захватили все бумаги, подготовленные редактором статьи для очередного номера газеты, ценные рукописи. Так, вследствие этого полицейского налета пропала и навсегда исчезла рукопись, о которой упоминает Марат, — «История французской революции». Он начал писать ее с первых дней революции, но эта рукопись, столь ценная и для биографии Марата и для понимания событий 1789 года, так и не была найдена.
Скрывшись в подполье, Марат вскоре узнал, что редакция и типография подверглись разгрому. Сам он находился на положении преследуемого и травимого злоумышленника.
Некоторое время Марат скрывался в доме своего земляка и близкого друга, уроженца Невшателя, Бреге. Абрам Луи Бреге был знаменитым часовщиком, он выпускал ручные часы замечательно точного хода — прославленные брегеты, которые воспевал в свое время Пушкин и которые долго пользовались заслуженным успехом во всем мире. Бреге, добрый малый, искренне преданный Марату, оказывал ему немало ценных услуг, помогая ускользать от рук преследователей.
С помощью друзей Марат уезжает в Англию — место своего первого изгнания. С января по май 1790 года Марат живет в эмиграции, в Лондоне. Это горькая эмиграция, горькая потому, что он вынужден покинуть родную страну после того, как в ней восторжествовала революция. Францию в 1789 году покидали оголтелые контрреволюционеры, близкие родственники короля, вельможи, злобные враги революции, но он, Марат, «часовой свободы», как он сам определил свою роль, он также вынужден искать пристанища на берегах чужой страны. Вот почему его статьи, написанные во время лондонской эмиграции, полны горечи и разочарования.
«С берега, куда меня выбросила буря, нагой, помятый, весь в ушибах, обессиленный и полумертвый от усталости, я со страхом обращаю свои взоры к этому бурному морю, по волнам которого беспечно носятся мои ничего не ведающие сограждане».
Но Марат остается верен себе. Он приехал в Англию не для того, чтобы предаваться здесь унынию, скорбеть о прошедшем, склонять свою голову перед могущественным врагом. Нет, он покинул. Париж для того, чтобы продолжать борьбу в лучших условиях, более безопасных и дающих ему больше возможностей наносить удары.
За сравнительно короткое время пребывания в Англии Марат публикует два политических произведения. Это «Второе разоблачение Неккера», в котором дан ответ на все возражения против его первого обвинения. Затем это большая, сильная политическая статья, озаглавленная «Призыв к нации».
«Призыв к нации» вначале звучит, как энергичная, мужественная речь самооправдания. Марат считает необходимым объяснить народу, почему и как он оказался в Англии.
Он обращается к простым людям, своим соотечественникам. Он просит, чтобы народ Франции рассудил его спор с сильными мира сего.
«Будем говорить начистоту, — пишет Марат. — Будучи жертвой своей преданности делу спасения Отечества, я не стану больше обращаться со своими требованиями в Национальное собрание. Надменные и пустые мужи, рядящиеся в одежду простого народа, лицемеры, сбивающие народ с пути, законники, торгующие правосудием, интриганы, старающиеся поработить народ, мошенники, которые морят его голодом, злодеи, силящиеся снова ввергнуть его в пропасть, короче говоря, враги общества, господствующие в законодательном корпусе, пришли бы в волнение, заслышав только одно мое имя».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});