сельскохозяйственных культур, которые в изобилии имеются в Южной Корее. Мы желали успеха Ким Ир Сену и всему руководству Северной Кореи и ожидали, что успех будет реально завоеван.
Мы и до этого давали вооружение Северной Корее. Сейчас мы не обсуждали, какие средства вооружения были в связи с этим выделены Северной Корее. Мне это было известно, но я, само собой разумеется, считал, что нужное количество танков, винтовок, пулеметов и прочих инженерных и зенитных средств они получат. Наши воинские авиационные части прикрывали Пхеньян и оставались там.
Настал момент, и началась война. Нужно сказать, что война была начата успешно и севе-рокорейцы быстро продвигались вперед. Но того, что предполагал Ким Ир Сен, что при первых выстрелах будет внутренний подъем, восстание и будет свергнут Ли Сын Ман, этого, к сожалению, не произошло. Очищение от Ли Сын Мана и его клики проходило путем продвижения войск Северной Кореи. Сопротивление было слабое; Ким Ир Сен оказался прав: строй был непрочный и сам себе не мог обеспечить защиты. Это говорит о том, что внутри Южной Кореи режим не пользовался поддержкой, но внутренних сил для восстания не хватило. Видимо, все-таки организационная работа была поставлена слабо, а Ким Ир Сен считал, что Южная Корея вся покрыта партийными организациями, которые только ждут сигнала и тут же подымут народ на восстание. А восстания не получилось.
Заняли Сеул, и армия быстро и очень успешно продвигалась вперед. Мы все радовались и желали Ким Ир Сену успехов, потому что это была освободительная война и это была война классовая: рабочие, крестьяне, интеллигенция под руководством Трудовой партии Северной Кореи, которая стала и стоит на социалистических началах, боролись с капиталистами. Это прогрессивное было явление.
Но в конце концов, когда армия подошла к Пусану, не хватило духу. Его надо было взять, и война бы кончилась. Таким образом, была бы единая Корея, безусловно социалистическая, более мощная, с богатой промышленностью, сырьем и сельским хозяйством.
Увы, этого не произошло. Противник воспользовался тем, что Ли Сын Ман организовал сопротивление в Пусане и подготовил войска для высадки десанта. Десант был высажен, и создались очень тяжелые условия.
Собственно, вся армия, которая была на юге, была отрезана этим десантом, и все вооружение, которое там было, досталось Ли Сын Ману. Одним словом, настал катастрофический момент для Северной Кореи. Нависла угроза катастрофы над Северной Кореей.
Мне совершенно было непонятно, почему Сталин отозвал всех наших советников, которые были в дивизиях, а может быть, и в полках, когда Ким Ир Сен готовился к походу. Он отозвал всех советников, которые консультировали и помогали строить армию.
Я тогда сказал об этом Сталину, и он очень враждебно реагировал на мою реплику: «Не надо. Они могут быть захвачены в плен. Мы не хотим, чтобы были данные для обвинения нас в том, что мы участвуем в этом деле. Это дело Ким Ир Сена».
Таким образом, наших советников там не было. Это поставило армию в тяжелые условия. Когда уже завязались упорные бои, я очень переживал: мы получали донесения о трагичном состоянии Ким Ир Сена.
Я очень сочувствовал Ким Ир Сену и опять предложил Сталину: «Товарищ Сталин, почему бы нам не оказать более квалифицированную помощь в виде советов Ким Ир Сену? Ким Ир Сен сам человек не военный, партизан, но он революционер, который хочет воевать, хочет драться за свой народ, освободить всю Корею. Хочет, чтобы она была свободной и независимой. Он сам не военный человек, а тут наступает война уже с американскими частями.
Вот Малиновский. Он командует сейчас Дальневосточным военным округом. Почему бы где-то в Корее сейчас не посадить Малиновского с тем, чтобы он инкогнито разрабатывал военные операции, давал бы указания и тем самым — ока-зывгш помощь Ким Ир Сену?».
Сталин очень остро реагировал на мои замечания. Я был поражен: ведь Сталин благословил Ким Ир Сена, не сдерживал, а вдохновлял его на этот путь.
Я считаю, что если бы Ким Ир Сен получил еще один, максимум два танковых корпуса, то он ускорил бы продвижение на юг и с ходу занял бы Пусан. Война бы кончилась. Потом американская пресса говорила, что если бы Пусан был занят с ходу, то якобы было решено не вмешиваться вооруженными силами со стороны США. Но этого не произошло.
Была заминка, и тогда был нанесен удар десантными войсками США. Они отбили Сеул, продвинулись дальше, перешли 38-ю параллель, разграничительную линию, которая была установлена при капитуляции Японии. Наступило катастрофическое положение для Северной Кореи, для Ким Ир Сена.
Наш посол писал очень трагичные донесения о душевном состоянии Ким Ир Сена. Ким Ир Сен уже собирался уйти в горы, опять вести партизанскую войну.
Когда нависла угроза, Сталин смирился с тем, что Северная Корея будет разбита и что американцы выйдут на нашу границу.
Я отлично помню, как Сталин в связи с обменом мнениями по обстановке, которая сложилась в Северной Корее, сказал: «Ну что же? Пусть теперь будут нашими соседями на Дальнем Востоке Соединенные Штаты Америки. Они туда придут, но мы воевать сейчас с ними не готовы».
Никто больше никаких реплик ему не подавал, и вопрос считался за Сталиным. Я говорю «за Сталиным» условно, потому, что наших войск там не было.
Если наши войска там и были, то они только лишь прикрывали аэродромы. Я сейчас даже точно не помню, были ли эти аэродромы на территории Северной Кореи, или эти аэродромы располагались на территории Маньчжурии. Мы занимали тогда Порт-Артур.
На первых порах, когда завязалась война, наша авиация успешно справлялась с задачей, которая была поставлена, по прикрытию городов и электростанций. Она не допускала бомбежки и сбивала американцев. В основном тогда наша авиация была вооружена истребителями МИГ-15. Это был новый наш истребитель с реактивным двигателем. Очень маневренный и очень хороший истребитель. Американцы в ходе войны перевооружили свою авиацию, ввели новый истребитель, который был более быстроходен и более мощен. Против этих истребителей наш МИГ-15 был слаб, и мы стали терпеть поражения. Американцы. прорывались и бомбили безнаказанно. Мы уже не обеспечивали прикрытия и утеряли свое господство в воздухе.
Когда создалось такое трагическое положение для Северной Кореи, вдруг прибыл Чжоу Энь-лай. Я не присутствовал при его встрече со Сталиным. Сталин был тогда на юге, и Чжоу Эньлай прямо полетел туда. Об этих, переговорах я узнал позже, когда Чжоу Эньлай улетел.
Сталин, когда вернулся в Москву, рассказывал, что Чжоу Эньлай прилетел по поручению Мао Цзэдуна посоветоваться, как быть. Он