Потрясенная, она тихо смотрела на него.
— Папа, я встретила мужчину, красивого, чудесного мужчину, который учит меня всем этим вещам, — начала объяснять она.
Он пододвинулся к ней, так что они почти соприкоснулись носами.
— Убирайся! — закричал он.
Она вскочила на ноги, из глаз хлынули слезы, тело охватила дрожь. Комната завертелась у нее перед глазами, и она вдруг увидела все, чего видеть не хотела: старые плюшевые мишки, куклы, книги, письменный стол, то же, что и раньше, покрывало на диване. Она бросилась к двери, не желая, не имея больше сил на это смотреть. Трясущимися руками она нащупала задвижку. Крики отца, приказывавшего ей убираться, становились все громче и громче.
Она толкнула дверь и выбежала в сад, полной грудью вдохнув свежий воздух. Стук в окно заставил ее обернуться. Она увидела отца, сердито махавшего рукой, словно показывая, чтобы она убиралась и из сада тоже. Она толкнула калитку и оставила ее открытой, не желая слышать ее скрипа.
Элизабет мчалась дороге, изо всех сил давя на газ, не глядя в зеркало заднего вида, испытывая острое желание больше никогда не видеть это место, больше никогда не ездить по этой дороге разочарований.
Она больше никогда не станет оглядываться назад.
Глава двадцать пятая
— Что случилось? — раздался голос из раздвижной двери кухни. Элизабет, подперев голову руками, тихо сидела за кухонным столом, совсем как озеро Макросе [3] в спокойный день.
— Господи Иисусе, — прошептала Элизабет, не поднимая головы, но удивляясь тому, что Айвен всегда умудрялся появляться тогда, когда она меньше всего его ждала, но больше всего в нем нуждалась.
— Иисус? У вас с ним какие-то проблемы? — Он вошел на кухню.
Элизабет посмотрела вверх:
— На самом деле проблемы у меня сейчас с его отцом.
Айвен сделал еще шаг по направлению к ней. Он умел переступать границы, но это никогда не выглядело угрожающе или назойливо.
— Я часто это слышу.
Элизабет вытерла глаза скомканной салфеткой со следами туши для ресниц.
— Вы когда-нибудь бываете на работе?
— Я все время на работе. Вы позволите? — Он показал на стул напротив нее.
Она кивнула.
— Все время? Так это для вас работа? И я всего лишь еще один безнадежный случай, с которым вам сегодня нужно справиться? — саркастически спросила она, смахивая салфеткой слезу, скатившуюся уже до середины щеки.
— Элизабет, в вас нет ничего безнадежного. Однако вы тот еще случай, я уже говорил вам, — серьезно сказал он.
Она засмеялась:
— Случай, страдающий нервным расстройством.
Айвен погрустнел. Она опять его не поняла.
— Так это ваша форменная одежда? — Она показала на его наряд.
Айвен с удивлением посмотрел на себя.
— Вы носите эту одежду каждый день, с тех пор как я увидела вас в первый раз, — улыбнулась она. — Так что либо это форма, либо вы совсем не признаете гигиену, либо у вас не хватает воображения.
Глаза Айвена расширились.
— О, Элизабет, мне вполне хватает воображения. Может, лучше поговорим о том, почему вы такая грустная?
— Нет, мы всегда говорим только обо мне и моих проблемах, — ответила Элизабет. — Давайте для разнообразия побеседуем о вас. Что вы сегодня делали? — спросила она, пытаясь встряхнуться. Казалось, с того момента, когда она утром поцеловала Айвена на главной улице, прошло несколько месяцев. Она думала об этом весь день, волновалась из-за того, что их видели, но, как ни странно, в городе, где жители узнают обо всем быстрее, чем программы новостей, никто ничего не сказал ей о таинственном мужчине.
Она хотела снова поцеловать Айвена, боялась своего желания, пыталась избавиться от него, но не могла. В Айвене было что-то такое чистое, такое детское, хотя он выглядел сильным и опытным. Он действовал на нее как наркотик: знаешь, что прикасаться к нему нельзя, но когда видишь его, устоять невозможно, и зависимость только усиливается. Когда днем на нее навалилась усталость, воспоминание об этом поцелуе взбодрило ее, и беспокойство исчезло. Все, чего она сейчас хотела, — это чтобы момент, когда тревоги отступают, повторился.
— Что я сегодня делал? — Айвен покрутил пальцами и стал размышлять вслух: — Ну, я сегодня хорошенько разбудил Бале-на-Гриде, поцеловал очень красивую женщину, а остаток дня был не в состоянии делать ничего другого, кроме как думать о ней.
Его пронзительные голубые глаза согрели Элизабет, и лицо ее оживилось.
— А потом я не смог перестать думать, — продолжил Айвен. — Так что я сидел и весь день думал.
— О чем?
— Кроме красивой женщины?
— Кроме, — улыбнулась Элизабет.
— Вам не понравится.
Я переживу.
Айвен выглядел неуверенно.
— Ладно, если вы действительно хотите знать, — он вздохнул, — я думал о «Добывайках»[4].
Элизабет нахмурилась:
— Что?
— О «Добывайках», — повторил Айвен с задумчивым видом.
— О детской передаче? — спросила Элизабет с досадой. Она приготовилась к нашептыванию нежной чепухи, как в кино, а не к такому скучному разговору совсем не о любви.
— Да, — сказал Айвен, не замечая ее тона. — Я долго и серьезно думал о, так сказать, коммерческой стороне их деятельности. — В его голосе звучало возмущение. — И пришел к выводу, что они ничего не добывали. Они крали. Они определенно крали, и все знали об этом, но никто никогда ни слова не сказал. И разве они когда-нибудь что-нибудь возвращали? Я не помню, чтобы Пигрин Клок хоть раз что-нибудь вернул Отдавайкам, а вы? — Он откинулся назад и сложил руки на груди. — И о них еще делают фильмы — о кучке воришек, в то время как мы… Мы не делаем ничего, кроме добра, но нас до сих пор считают плодом человеческого воображения. — Он скорчил гримасу и изобразил пальцами кавычки. — «Невидимые»! Да бросьте!..
Элизабет смотрела на него с изумлением.
Повисло долгое молчание.
Айвен какое-то время разглядывал кухню, потом сердито потряс головой и снова повернулся к Элизабет:
— Что?
Молчание.
— Ладно, все это не имеет значения. — Он махнул рукой. — Я же сказал, что вам не понравится. Хватит о моих проблемах. Прошу вас, скажите, что случилось?
Элизабет вздохнула. Вопрос о Сирше отвлек ее от непонятного разговора о Добывайках.
— Сирша пропала. Джо, человек, который в курсе всего в Бале-на-Гриде, сказал мне, что она ушла с людьми, с которыми общалась в последнее время. Он узнал об этом от родственника одного парня из этой компании. Ее нет уже три дня, и никто не знает, куда они отправились.