На работе Луиза ждала ответа доктора Эллиота на свои письменные возражения против его распоряжений. Она обнаружила, что другие сотрудники подготовили похожие докладные записки, и с нетерпением ждала неизбежной конфронтации со смешанным чувством возбуждения и страха. Затем доктор Эллиот внезапно объявил о своей отставке, и прямой развязки не последовало. Луиза почувствовала облегчение и разочарование, но она была довольна, что проявила последовательность в отстаивании своей позиции.
8 ноября
Луиза и Дон решили, что они не подходят друг другу и расстались. Луиза хорошо перенесла окончание своего романа, в том смысле, что у нее не было срывов, хотя она и чувствовала сильную боль и разочарование.
10 января
Луиза почувствовала, что к этому времени проделала в терапии уже достаточно, и я был с ней согласен. Когда она уходила, мы оба чувствовали любовь и печаль. Мы оба выросли и изменились в результате нашего общения.
11 июня
Я получил приглашение на свадьбу Луизы и доктора Дона Веббера вместе с запиской: «Мы решили, что лучше бороться и быть вместе, чем быть одинокими и жить отдельно». Это была свадьба, на которой я собирался поцеловать невесту с таким волнением и нежностью, какие были известны только мне.
Воспоминания о Луизе приносят мне теперь нечто вроде лицемерного огорчения. С самого начала я понимал силу женственности этой женщины и все же поддался ее чарам. Честно говоря, я бы не удивился, если бы при таких же обстоятельствах это произошло опять. Действительно магическая сила — теплый земной магнетизм чувственной, сексуальной женщины.
На самом деле мне было необходимо получить доступ к тому способу, который выработала Луиза, пытаясь влиять на свой мир, точно так же, как мне было необходимо понять гневную тактику Фрэнка или рациональность Ларри. В каждом случае я был бы гораздо меньше полезен моему пациенту, если бы оказался совершенно не затронутым. Но в то же время, разумеется, мне было необходимо не быть полностью втянутым в тот способ, каким Луиза, Фрэнк или Ларри пытались влиять на свой мир.
Луиза отрицала свою ответственность за себя и за собственные действия. Она рано усвоила, что беспомощна и брошена в мир, в котором взрослые, сами очень уязвимые (как показала смерть ее родителей), могли вертеть ею, как хотели. Единственным источником безопасности казалась постоянная готовность угождать другим. Луиза вряд ли переживала какое-либо внутреннее осознание и редко думала о том, чего она сама хочет, поскольку ее потребность в безопасности отождествлялась для нее с потребностью угождать другим. И она действительно преуспела в этом.
Конечно, нельзя на самом деле избежать ответственности за свой образ действий и свое бытие. Ответственность нельзя ни на кого переложить, и подобная попытка всегда оказывается разрушительной для того, кто пытается сделать это. Я противостоял Луизе с ее навязчивым желанием угождать и тем самым показывал, что единственный способ угодить мне — не быть угодливой. Делая это, я обострил ее противоречия. Такая тактика вывела наружу постоянную внутреннюю борьбу Луизы.
Важно, что до тех пор, пока Луиза стремилась отвергать свою индивидуальность и ответственность за собственную жизнь, она не могла установить глубоких и значимых отношений с другими. Когда такой человек, как Луиза, ориентирован в жизни на других, с ним невозможно достичь настоящей близости. Близость требует присутствия по крайней мере двух разных людей. Когда человек не может отделить себя от любимого, когда он не может себе позволить отличаться от другого, тогда возможны только паразитические отношения. С бессознательной мудростью Луиза избегала такого замужества, в котором она неизбежно подчинила бы себя роли жены, тянущей на себе воз, и матери-мученицы. Ее профессиональная жизнь позволяла ей находить тех, кому нужно было служить и помогать, но эти люди были столь многочисленны и так быстро менялись, что никогда не возникало необходимости полностью разрушать свою внутреннюю жизнь — исход, который при других обстоятельствах мог оказаться весьма вероятным. Таким образом, естественно получилось, что когда Луиза начала утверждать и себя, и свою собственную индивидуальность, она обнаружила, что вступает в более эмоционально близкие отношения, отношения, в которых ее собственное внутреннее чувство играло такую же роль, как и желания других.
Луиза позволяла, чтобы ее внутреннее чувство подавлялось ожиданиями других. У нее было столь слабое ощущение своего собственного внутреннего бытия, что она искренне сомневалась, что могла бы существовать вообще, если бы не отвечала каким-то образом на потребности других. Это сомнение Луизы не было фигуральным выражением. Она действительно утратила внутреннее чувство бытия, которое может возникнуть лишь из переживания собственной жизни в действии. Это переживание — непосредственное ощущение Я как процесса — нельзя ничем заменить. Она пыталась заменить его голосами других, так же как Ларри пытался заменить его образом, который создавал для других. Ни для Луизы, ни для Ларри подобная замена не была успешной. Каждый из них испытывал подлинное чувство ужаса из-за постоянного ощущения пустоты. Эта пустота возникла из-за отсутствия внутреннего центра, внутреннего чувства идентичности.
Луиза пришла к осознанию своей индивидуальности и свободы выбора. Больше не чувствуя, что это сделает ее отверженной, она начала становиться самой собой. Ее конфронтация с директором агентства не привела к прямому изменению его позиции, но позволила Луизе испытать новое чувство достоинства и самоуважения. Ее конфронтация со мной была еще более важной и указывала на глубокие изменения по сравнению с ее прежней готовностью угождать. Она смогла сохранить важные отношения с другим человеком, хотя и действовала, как она думала, вопреки его желаниям. Хотя у меня нет подтверждения, я думаю, что разрыв, через который прошли Дон и Луиза перед тем, как пожениться, объяснялся ее сознательной или бессознательной проверкой того обстоятельства, сможет ли она быть отдельной личностью, — независимо от его одобрения.
Размышляя о пути, который проделала Луиза в терапии, я могу выделить следующие закономерности.
Луиза столкнулась с парадоксом человеческих взаимоотношений точно так же, как и Фрэнк, но избрала противоположный полюс. Для Луизы безопасность означала принадлежность другим, а не отделенность от них. Она нуждалась в том, чтобы угождать, прятаться за них и отрицать свою собственную индивидуальность. Последствие, которое легко было предсказать, состояло в следующем: она начала чувствовать, что не существует как отдельная личность. Опыт Луизы помог мне самому понять, как важно открыть свою уникальность, позволить внутреннему осознанию сообщать мне о моей жизни и желаниях, а также осознавать свое сходство с другими.
Если я хочу чувствовать смысл своего существования, мне нужно «доверять» своей обыкновенной жизни. Многие из нас привыкли предавать свои взгляды, желания и ценности, если значимые или многие другие люди занимают иную позицию. Когда я отодвигаю в сторону свое собственное уникальное осознание опыта ради сиюминутного удовлетворения или кажущейся безопасности, я отрываюсь от своего собственного центра. Я могу быть самим собой, только если готов отстаивать свое собственное бытие. Но я также понимаю, что для того, чтобы делать это эффективно, следует быть готовым понять и точки зрения других.
Обычаи и правила, которые мы усваиваем с детства, выросли из человеческого опыта и являются попытками облегчить взаимоотношения людей и уменьшить их страдания. Они заслуживают нашего уважения. Но слепая приверженность традиции недостойна человека; это раболепие. Каждый из нас должен принять свое решение по главным вопросам: как он будет действовать и в какой степени будет продвигаться привычными путями, а в какой — оставит их в стороне, чтобы искренне и живо следовать своему собственному внутреннему видению.
Ощущения, которые испытывает мое тело, богаты и значительны, и когда я позволяю им стать частью моего бытия, это меня обогащает. В прошлом я принимал социальное табу за испытание своей твердости или за божественные установления. Они не являются ни тем, ни другим. Ценя собственную сексуальность, я хочу принять на себя ответственность за нее — но так, чтобы она оказалась в подлинной гармонии с моим целостным внутренним осознанием.
Бывают моменты чудесного опьянения, наполняющие сознание внутренним жаром, когда мужчина и женщина глубоко переживают самих себя и друг друга, когда они чувствуют свое тело, свои эмоции, свое стремление друг к другу и когда каждый знает, что другой разделяет эти пьянящие ощущения. В такие моменты мы чувствуем бесконечные возможности, жажду прикосновения, музыку ласк и тайну преодоления отдельности от других вместе с ее сохранением.