трагедией для советского альпинизма, после нее на тринадцать лет запретили восхождения для женских групп.
«Меня в эту экспедицию не позвали, — рассказывает Насонова. — Уже потом мне говорили, что, если бы я была там, с девочками, возможно, трагедии бы не произошло. Я тяжело пережила смерть Люды, она мне очень нравилась. Когда они уже подходили к пику Ленина, я закончила восхождение на пик Коммунизма и хотела их подождать. У меня в рюкзаке лежала анорака, которую я сшила специально для Людмилы, хотела ей подарить... Как-то я включила телевизор: “В Ленинграде семья Манжаровых приходит на озеро и кормит лебедей. К ним постоянно подплывает одна и та же лебедь и берет у них еду из рук. Ее назвали Людмилой”».
2020. БОТИНКИ 34-ГО РАЗМЕРА
Мы с Эльвирой Тимофеевной общаемся уже несколько дней, и я ни разу не видела ее без макияжа: брови подведены, на губах фиалковая помада. А волосы аккуратно покрашены: никаких седых корней. Вот и сейчас, перед прогулкой, альпинистка подкрашивает губы.
Панелька Насоновой стоит на горе. Выходим из подъезда и все время спускаемся. Несмотря на очевидную боль в коленях (альпинистка не признается, но поджимает губы), Эльвира Тимофеевна выбирает не самые легкие участки. У нее на ногах крохотные, как будто детские, кроссовки. Заметив, что я их разглядываю, Насонова рассказывает, как трудно в Союзе ей было с такой маленькой ногой.
Впервые на пик Коммунизма Эльвира взошла в высотных ботинках 44-го размера. До шести тысяч группа шла в своей обуви, а потом с вертолета им сбросили шекельтоны.
«Мужики быстренько разобрали подходящие ботинки, и мне достался 44-й размер, — вспоминает Эльвира Насонова. — Это на десять размеров больше моего!
Я просила одного участника с 39-м размером ноги отдать мне ботинки 39-го. Обувь должна быть на несколько размеров больше, 44-й ему бы подошел лучше. А он ни в какую. И вот я надеваю эти гигантские шекельтоны, приматываю их шнурками через ноги к талии, кое-как кошки надеваю и иду. Первый склон надо успеть пройти до девяти утра. Потом снег раскисает, проваливаешься. Иду, конечно, медленно, снег потихоньку тает, и вот он уже мне по пояс. А у меня же еще огромный рюкзак... Все, с кем я вышла, уже дошли до стоянки. Стоят и смотрят сверху, как я мучаюсь. А я уже совсем выбилась из сил, иду и думаю: “Если кто-нибудь выйдет мне помогать, я ему сошью пуховку”. И вдруг смотрю, отделяется от толпы зевак один человек. Маленький, щупленький мужчина, мы его дразнили “мошка-дрозофила”. Он подошел и взял мой рюкзак. И я ему после экспедиции сшила пуховку.
В шесть утра я встала с больным горлом, врач говорит: “Тебе лучше дальше не ходить”. Я думаю: “Щас, я столько прошла уже!” И дошла до пика, и спустилась в этих шекельтонах. Тогда я стала первой женщиной Киргизии, которая вышла на высшую точку Союза. Меня сразу на телевидение: “О чем вы думали, когда сидели на высшей точке Союза?” Я говорю: “Думала о том, что с меня спадают шекельтоны, как бы мне их не потерять на спуске”. Им ответ не очень понравился, они чего-то более высокого ожидали. На самом деле на вершинах часто думаешь о вполне бытовых вещах».
Когда Насонова в третий раз пошла на пик Коммунизма, американка Фрида из соседней группы попросила ее спустить их участника. «Мы уже были на шести тысячах, столько прошли! — вспоминает Насонова. — Спускаться совсем не хотелось. “Ты же была уже два раза на Коммунизма!” — сказали мне. А я молчу, просто не знаю, что ответить. Она мне говорит: “А я тебе альпинистские ботинки подарю потом!” Я отвечаю: “Не надо ничего, надо спускать человека, значит, надо”. Спустила. Прошло время, я про это забыла уже. Сижу дома, вдруг звонок в дверь. На пороге стоит начальник нашего альпинистского клуба и с ним Фрида с подносом: на нем клубника и два ботинка 34-го размера. Дорогие, пластиковые американские ботинки, в них такой валеночек вставляется. У нас такие купить было невозможно, а тут еще и мой размер! Было очень приятно».
1973. СПАСЕНИЕ ЛАЗАЮЩИХ
Из Киргизии в Крым Эльвира с Анатолием переехали в 1973 году. Насонова устроилась на работу начальником Алуштинского горноспасательного отряда и десять лет спасала людей, терпящих бедствие в горах.
«Сначала я была единственный сотрудник, — вспоминает Эльвира. — Альпинистов тут не было, так что я начала искать молодых ребят, любящих горы, и обучать их альпинизму: открыла на базе отряда секцию скалолазания для детей и молодежи “Эверест”. Я уже была мастером спорта, тренером высшей категории, у меня были награды. Так что, несмотря на то что я такая маленькая и женщина, меня слушали. Первое время у нас не было ни машин, ни снаряжения. Я на спасработы ездила на своем “жигуленке”. Но после первой же серьезной спасательной операции все выдали».
Однажды теплой зимой Насоновой позвонила девушка и, рыдая, сообщила, что восемь молодых ребят затапливает паводком в пещере в Долгоруковском массиве. Насонова позвонила в горисполком и воинскую часть. Дали вездеход, приехали люди из Симферополя с гидрокостюмами. «Когда Люба позвонила, мне вспоминалась восьмерка погибших девочек. Я подумала: “Этих ребят я горам не отдам!” К пещере мы приехали только к ночи. Замерзшая Люба плакала в кустах, мы ее согрели, напоили чаем. Мои ребята спустились в пещеру: парни сидели на уступчике, а вода была под ними. У них уже потухли фонарики, они замерзли и могли умереть от переохлаждения. Это были очень серьезные спасработы. Первого с большим трудом вытащили в шесть утра, затем и всех остальных. Все ребята остались живы, я потом обучила их, и они все пошли ко мне в спасатели. После этой операции мне дали машину “УАЗик”, гидрокостюмы, хорошее снаряжение. Поняли, что я серьезный человек (смеется). Со мной тогда поехал мой брат. Он познакомился с Любой, и они поженились».
Чувствительной Эльвире спасработы давались непросто. «До сих пор помню работы, когда парень сорвался и упал лицом на скалу. У него было страшно разбито лицо, зубы. Я подхожу и думаю: “Если он живой, ему надо делать искусственное дыхание. Я, наверное, не смогу”. Я тогда еще не готова была видеть такие травмы. И, как показала потом практика, к такому нельзя подготовиться. Однажды в горах пропал мальчик. Мы излазили все места, где он мог бы быть, но найти его не могли. Его друзья сказали, что он пошел по сокращенной тропе. Я сообразила, что имелось