Читать интересную книгу "Академия Малхэм Мур. Мой сводный враг - Мию Логинова"

пользу. Я поставлю своё имя на бумагах родовых свитков, как бы сильно мне ни было жаль эту девочку.

Её ты тоже не спас, послушный мальчик.

Гордишься собой?

31.1

– Как Китай? – Люка за ужином выглядит весьма счастливой, пусть и несколько напряжённой. Встреча с матерью явно исправила её дурное настроение. Могу понять. Когда Констанс смотрит на дочь, взгляд наполняется нежностью, и от этого хочется рывком сорвать белую скатерть, залив вечерние наряды всех за столом разномастными подливками, соусами и вином.

Знали бы вы, что на самом деле сегодня празднуете, дурочки счастливые.

Красивой упаковкой легко обмануться. Отец – видный, услужливый, безукоризненный в своих манерах аристократ, как такого не полюбить?

Горький смех жжёт гортань, и я топлю его в вине, закашлявшись, будто подавился.

Три пары глаз тут же спускают на меня перекрёстный огонь любопытства и беспокойства. Отец боится, что выкину что-то после ужина (церемонию принятия решили отложить на сытый желудок). Люка наверняка переживает, что выдам её грязные секреты школьной жизни. Взгляд Констанс для меня загадка.

Трёхлапый пёс тычется носом в ножку моего стула. Игнорируя приличия, скидываю ему прямо на пол кусок мяса из тарелки и улыбаюсь, заметив, как отец недовольно поджимает губы. Мелкая пакость, недостойная взрослого мужчины, одновременно сладкая и горькая.

Не стыдно тебе, Дан?

Боишься противостоять по-крупному и дразнишь тигра вот так, тявканьем из-под стола?

Слабак.

Опускаю взгляд в тарелку.

– Ты сегодня молчаливый, Эйдан. Всё хорошо? – уточняет мать Люки. Как будто ей есть дело. И ведь видно, что есть. Ненавижу её за это. За то, что пришла в наш дом. Что привела сюда дочь. Что поставила подпись на бумагах.

– Вы мне не мать, миссис Мортимер, прошу не забывать, что нас, кроме фамилии, ничего не связывает. Разговоров по душам за семейным ужином не планируется.

– Не хами моей маме! – вдруг подрывается Люка.

Поворачиваюсь, глядя в разгневанные глаза. Блестящие, как вспыхнувшее молнией грозовое небо.

– Не смей хамить моей жене! – ударив ладонью по столу, одёргивает отец.

– Прошу простить мою грубость, леди, – сухо, глядя в глаза Люке, а не её матери, цежу в ответ. – Мне нужно отойти.

Бросив на стол салфетку с колен, встаю, не дожидаясь позволения главы семьи.

– После ужина церемония!

– Я помню, – не дав закончить, не оборачиваясь, бросаю в ответ. Просто выдохнуть. Не видеть этих лиц и не думать, что сегодня стану тем, кто подпишет их смертный приговор.

Ты победил, папочка.

На улице противная морось. Глядя на потёки из окна, замечаю, что Люка тоже выходит из столовой, правда, через дверь, ведущую на веранду, а не в дом. Отсюда видно, как снимает туфли и запрокидывает голову, подставив лицо дождю. Маленькая птичка, пойманная в клетку. Макс, как всегда, безошибочно определил суть.

Весь вечер я пытался поддеть её. Глупо было надеяться, что Люка взорвётся и откажется вступать в род. Ради матери она была готова, кажется, на всё.

Я тоже. Могу её понять.

Обойдя дом, застаю Люку всё так же погружённой в собственные мысли. О чём она думает? Волнуется о предстоящей церемонии закрепления родства?

Ты ведь не хочешь быть частью моего мира. Откажись, Люка. Откажись, пока не поздно.

Если я скажу это вслух, она фыркнет и снова решит, что дело в гадливости характера или ревности.

У меня нет аргументов. И доказательств. Я ничего не могу. Связанный долгом и обязательствами, как смирительной рубашкой в психбольнице.

– И чего убежала? – Вздрогнув, как застигнутый с поличным воришка, Люка бросает в мою сторону колючий взгляд:

– Не твоё дело.

– Обновка не пришлась по размеру? – Мне самому весь вечер хотелось снять с неё эти туфли. Кеды шли ей больше, а эти дизайнерские лодочки сковывали бунтарский нрав цепями условностей, дополнительно ужимая Гревье под нормы Мортимеров. – А это ведь знаки, Люка. Ни тебе, ни матери твоей не место в этом доме. Даже брендовая обувь и та, как может, намекает.

31.2

Игнорируя укол, Люка ёжится и, к удивлению, тянет руку. На фоне постоянных попыток вжаться в машину так, чтобы даже одежда наша не соприкоснулась, выглядит подозрительно.

– Помоги надеть обувь.

Будем играть в леди и джентльмена?

Хорошо.

Подставляю локоть, позволяя опереться на предплечье. Хоть сейчас веди даму на бал. Ах да, у Золушки проблема с туфлями.

– На. – Хмыкнув, поддерживая образ галантного кавалера, протягиваю даме носовой платок. – Результат дизайнерской мысли точно не выдержит твоих мокрых ступней, разлезется.

Я мог бы нагнуться и помочь ей, но вместо этого смотрю, как белая ткань касается покрытых мурашками ступней. Как маленькие пальчики ныряют в узкую колодку…

– Ну что, гордая цапля, долго мы ещё будем тут мокнуть?

– Тебя никто не приглашал.

И правда.

Помню, как увидел её впервые. Сначала решил, что к кому-то из слуг явилась родственница. Живая, свободная, как порыв ветра над меловой бухтой Мура. От неё пахло решимостью и любовью к жизни. Ей никак нельзя было стать частью нашего мира. Тем более – частью нашей семьи. Нужно было защитить её, заставить понять, что сбежать – лучшее решение. И я пытался превратить её жизнь в ад. Ускоренная и весьма укороченная версия того, что ждёт её теперь.

Разглядываю её треугольное личико, пытаясь договориться с совестью. Я будущий наследник рода. Я могу просто не покориться отцу, и Люка останется мисс Гревье…

Но я не могу.

Прости меня, птичка.

Если бы знал, что всё равно ничего не выйдет, то, может быть, с самого начала вёл себя иначе. Весь этот выверенный план оказался бесполезным. Ни скотское отношение, ни трудности в академии, ни даже подосланный штурмовать её выдержку Макс не помогли. Я надеялся, что Гревье сдастся обаянию Латимера, а потом он её бросит. Слух пролетит по Муру, и Люку просто выживут из этого рассадника порока и подлости. Но Латимер и тот пал жертвой обаяния гордой Гревье.

Блуждая по её лицу, вдруг вспоминаю тот портрет. Голые плечи, родинку на боку… и как целовал эти губы, вжав её тело в стену столовой комнаты.

– Скажи мне, Злюка, целоваться будем, или сразу попробуешь дать в рожу, как в прошлый раз? – Не сдержавшись, протягиваю руку, обводя контур тут же разомкнувшихся губ.

Тебе ведь понравилось, я помню.

Её дрожь передается, как ОРЗ, сбивая дыхание.

Я не должен этого делать.

Нужно молча проводить её в дом и поставить подпись в родовом свитке. Нужно принять неизбежное.

– Так ты поцелуешь?

Надо же… попросила. Кто бы мог подумать.

– Перехотелось.

Противореча