во мне? – голос Наташи звучал немного брюзгливо.
– Ну, я не так сказала, Нат. Просто смотри… Вот ты как себе вообще представляешь семейную жизнь? Зачем тебе замуж?
– Ну как… Затем же, зачем тебе. Поддержки хочу. Стабильности. Хочу иметь возможность не работать, если что. Просто мужика рядом.
– Так, ну нормально все. А на практике?
– Что на практике?
– Наташ, я с тобой тут правда как с больной, – Катя начала раздражаться. – Ну смотри. Вот твоя жизнь с Воронцовым. Свидания, театр, прогулки. Он снимает шикарную квартиру, чтобы ты с работы могла пешком ходить. Заваливает тебя подарками. Зовет замуж. Оплачивает платье в салоне, с примеркой у стилиста, которого по ящику показывают. Кофе в постель приносит каждое утро. И ты хочешь за него замуж, чтобы у тебя потом всегда была такая жизнь, да?
– Кать, ну я ж не совсем дура! – Набокова, когда злилась, начинала перекидывать свои длинные, блестящие, как в рекламе, волосы с одного острого плеча на другое. – Конечно, я понимаю, что потом все будет по-другому – начнется быт, дети, вот это все. Но в начале же может быть красиво?
Катя хмыкнула:
– Ну естественно. В начале даже желательно, чтобы красиво, – потом хоть будет что вспомнить. Но ты мне скажи: если твой Воронцов никакой не мошенник и реально искал себе жену… Как он мог догадаться, что жениться ему надо именно на тебе? Что это будет та семейная жизнь, о которой он мечтал?
Наташа задумалась.
– Имеешь в виду, что я плохо о нем заботилась? Надо было готовить, рубашки гладить, да?
– Это тоже не лишнее. Но, в принципе, для этого можно прислугу нанять – раз у него столько бабла, быт не проблема. Но знаешь что меня удивляет… Прости, можно я прямо? Ты вообще поняла, зачем ему приспичило жениться? О себе ты все знаешь: что надо замуж, пора детей, что мама пилит. А вот ему зачем это все? Раз он такой успешный парень и может иметь все лучшее, не особенно напрягаясь и без всякой женитьбы?
Наташа глубоко вздохнула и покачала головой:
– Кать, я не знаю. Он же сказал, что ищет жену. Мол, семью хочу, детей. И потом мы тут в постели валялись, и он спросил – мол, как, за меня пойдешь? Ну я и согласилась. Мне что, надо было разборку устроить, зачем тебе это надо, хорошо ли ты подумал? Это было бы странно…
– Ну, странно – не странно, но ему хотя бы было ясно, что тебе не все равно, за кого выходить. А то реально выглядит, будто ты для своих целей его подобрала по параметрам. Как холодильник.
– Ну что ты несешь такое? Какой холодильник? И как вообще выбирать-то? Ну у него есть какие-то качества, у меня тоже. Мы совместимы. Возраст подходит, внешность тоже, секс хороший, чего не жениться-то?
– Ну не знаю. А любовь?
– Любовь живет три года, это нам уже рассказали, – отмахнулась Набокова и снова перебросила волну блестящих волос с одного плеча на другое. – А если через три года все равно все пройдет – тогда что, нового мужа искать? Надо же головой думать. Семья – это же навсегда.
– Вот именно! И вот так запросто создать семью с едва знакомым человеком, который тебе по каким-то критериям подходит, и потом с ним всю жизнь жить… Мы же не роботы все-таки.
– Ну блин, Кать. Ну что ты все усложняешь, – рассердилась Наташа. – Роботы, не роботы. Два взрослых, умных человека, которые друг другу подходят и умеют себя вести, могут прекрасно всю жизнь прожить. Я – то, что ему нужно: у меня и внешность, и язык, и образование, и на горных лыжах катаюсь, меня не стыдно представить, где там ему это надо будет. И я не буду изменять, потому что серьезно ко всему этому отношусь. Ну и секс тоже хороший у нас. Чего еще-то?
– Я сердцем чувствую, но не могу объяснить, чего еще. Может, чтобы ты в нем живого человека увидела, а не просто набор технических характеристик?
– В смысле? Чтобы в душу влезла, психоанализ, вот это все? Детские травмы, страхи, комплексы? Это не жена должна делать, а психоаналитик.
– Слушай, я не знаю про три года, но все-таки мне в этой истории не хватает какого-то тепла, что ли. Вы как две красивые куклы – отыграли спектакль, а потом он внезапно смылся. Как будто эксперимент поставил: получится ему тебя до загса довести или нет? Нат, у меня опыт небольшой, и я не психолог ни разу. Но когда мы с Сережкой женились, знали друг друга как облупленных, и всю родню, и даже имена детям выбрали, и мечтали, как вместе будем старенькие гулять, – Катин голос потеплел и стал мечтательным, но она оборвала сама себя: – Хотя у нас, конечно, все было очень долго и не было такой красоты, как у тебя с твоим Воронцовым.
– Ну да, – с обидой произнесла Наташа, – зато у меня все было не по-настоящему, и поэтому Макс сбежал.
– Ну хорош обижаться, Набокова. Я ж поддержать тебя хочу. Может, если он тебя не успел полюбить и ты его тоже не особо любила, так и лучше, что он свинтил? – И, глядя на замершую с отсутствующим выражением лица одноклассницу, добавила: – А может, еще и вернется.
Глава 26
По дороге из Кратова на Плющиху Марина старалась не смотреть на дочь. В таком состоянии, как у нее сейчас, расплакаться – раз плюнуть. Ей не давала покоя оговорка Светы о каком-то недуге, с которым сражалась дочь, а тут еще до самолета каких-то три часа осталось. Стресс давил все сильнее, и она решила, что лучше помолчать. А то задрожит голос – и все, не успокоишься потом.
Марина смотрела за окошко на огромные по сравнению с пражскими московские дома и улицы и пыталась справиться с ощущением, что ее сердце на этот раз останется в этом городе полностью и навсегда. Раньше она еще умудрялась делить свою жизнь на небольшое, богатое эмоциями «здесь» и более спокойное, длительное, насыщенное мелкими бытовыми подробностями «там». Но сейчас отношения с дочкой восстановлены и так хочется наверстать все упущенное за мучительные годы разлуки – а надо уезжать. И конечно, теперь в Прагу сумеет вернуться только оболочка.
– Надюш, ну у вас же все в порядке с документами? Визу сделать не проблема, я могу приглашение прислать. Ты когда сможешь приехать?
– Смотря каким составом, мам. Это надо обдумать.
– Ну, с Лешей я уже вступила в сговор – он обещал приехать на Рождество.
– Ого! Ну отлично,