Седой жестом указал на свободные кресла.
— В нашей гильдии вы всегда — желанный и уважаемый гость. Какими судьбами?
— Сопровождаю друга, — ответил Азра, по-свойски развалившись в одном из кресел. — Вижу, у вас тут случилась какая-то размолвка?
— Недоразумение, не больше, — возразил Горский. — Не так ли, господин Даниил?
И, повернувшись к своим ходячим шкафам, он добавил:
— Господин Антоний, будьте добры, принесите сюда дополнительный компонент договора? Тот, что справа, — многозначительно подчеркнул седой. — Все остальные свободны.
Громилы, помявшись, снова исчезли во внутренних комнатах, а один из них принес к нашему столу здоровую упаковку, перетянутую веревками.
— Двести золотых — и королевская доска ваша, — сказал Горский, скрещивая руки на груди. — Далее подпишем договор и разойдемся, довольные друг другом.
— Двести? — приподнял одну бровь Азра. — Даня, ты же вроде говорил, что договаривался на сто монет?..
— Э-эээ... — протянул я.
— Господин Азраил, — с укором в голосе проговорил Горский. — Вы пользуетесь тем, что мы из глубочайшего уважения не в силах отказать вам.
— Да, — кивнул Азра. — Однако же недоразумения предполагают некоторую неустойку, вы не находите?
Седой вздохнул.
— Пожалуй, — нехотя отозвался он.
— Ну вот и хорошо. Теперь можно и рассчитаться.
— Вот только с вашего позволения сначала бы взглянуть на содержимое упаковки, — заметил я.
Горский махнул рукой — мол, валяй, делай, что считаешь нужным.
с замиранием сердца я разрезал веревки.
Сначала из свертка я извлек очень толстую и тяжелую доску, аккуратно завернутую в холстину.
Сняв ткань, с удивлением обнаружил, что материнская доска сделана вовсе не из дерева, а из металла. И только с одной стороны к металлической основе была прикручена цельная деревяшка толщиной в полсантиметра. На ней ничего интересного не наблюдалось, просто темно-красная древесина, чуть шершавая на ощупь.
А вот другая сторона заслуживала тщательного исследования. На ощупь она казалась очень теплой, будто нагретой солнцем, и всю ее поверхность покрывала глубокая гравировка. Множество неведомых мне символов соединялись в единую ткань, за исключением одного места, где в металле виднелась вмятина, по форме в точности повторяющая след раскрытой ладони.
Вторая доска оказалась вполовину тоньше материнской, и с обеих сторон состояла из очень светлого, гладко отполированного дерева. Но взглянув на доску сбоку, я обнаружил, что внутри дерева имеется тонкая щель, в которую вставлен металлический лист толщиной в пару миллиметров.
Хотел бы я знать, что это за металл такой, и что на нем изображено...
Я вопросительно взглянул на Азру — мол, оно?
Тот утвердительно кивнул.
— Неужели вы могли подумать, что наша гильдия способна... еще одним нечаянным недоразумением омрачить нашу многолетнюю дружбу, господин Азраил? — с достоинством проговорил Горский, делая особый акцент на слове «дружба».
— Я нисколько в этом не сомневался, — отозвался мой приятель с самым серьезным видом, в то время как я отсчитывал сто монет.
Наконец, я отдал деньги седому, а тот поставил размашистый росчерк в нашем договоре.
И через пять минут мы с Азрой уже покидали гостеприимную гильдию — с подтверждением звезды для нашей школы и большим тяжелым свертком, где помещались две тяжелые доски.
— Вот ведь шельма! — с сердцем проговорил мой однорукий друг, как только дверь закрылась.
— Да ты и сам не промах! — со смехом отозвался я. — Неустойка, блин.
— А что, тебе сто монет лишние, что ли? — улыбнулся Азра. — А от Варфоломея не убудет.
— Смотрю, вы давно знакомы.
— Еще со времен ордена. Он, если что, мне своей головой обязан — как раз на этом заказе я там карьеру и закончил. Потом еще пришлось пересекаться, и каждый раз — вот с такими чудесами. Хотя казалось бы, по гроб жизни ведь обязан. Но нет, характер не тот.
— Расскажи! — попросил я.
— Давай как-нибудь в следующий раз. Мне бы к скорняку заехать за новым седлом...
На том мы и расстались.
Я мчал домой, бережно придерживая свой тяжелый и неудобный груз и был просто счастлив!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Причем все получилось так красиво и круто, что...
Что пока одна часть меня ликовала и предвкушала, другая — настороженно хмурилась. Потому что я уже приметил любопытную синусоиду взлетов и падений в моей жизни. И если мне только что повезло и все сложилось, как надо, это невольно наталкивало на мысль, как бы чего не вышло. Причем неприятность или проблема могла свалиться откуда угодно.
Глава 3. Черная кошка в темном переулке
Вернувшись домой, я первым делом утащил свое сокровище в комнату и принялся там его разглядывать.
— Лёха, ты только посмотри! — позвал я дремавшего на столике приятеля.
Красные огоньки глаз некроманта вспыхнули не сразу.
— Вообще-то я спал, — проговорил череп.
— Ты же мертвец, как тебе может хотеться спать? И так, блин, вечным сном дрыхнешь!
— Как видишь, не дрыхну, — немного обиженно проворчал Лёха.
— Смотри, какие символы! — показал я обратную сторону материнской доски. — Что это? Какой-то древний язык?
— Это называется ненаполненное начертание.
— В смысле ненаполненное?
— Ну, в нем нет запечатанной энергии. Другими словами... — он приоткрыл челюсть и издал долгий шипящий звук, будто зевая. — другими словами, чтобы эти начертания заработали, их следует наполнить магической энергией. Вот так это работает.
— Интересненько! — проговорил я. — И как же это начертание можно наполнить магической энергией?
— В Багряных святилищах это делают или методом перенаправления магии от сильного источника через живой объект, или непосредственно воздействием мощного мага на доску, — лениво сообщил мне Лёха, причем таким тоном, будто папаша, объясняющий мелкому почему зеленое назвали зеленым.
— Слушай, а можно все это еще раз, но по-русски и доходчиво? — обиделся я. — Вот как мне включить ее?
— Положи руку в эту вмятину, которая называется «устьем», и перенаправь инспираторную волну из середины груди в кончики пальцев, как бы выталкивая ее наружу.
Я глубоко вздохнул, как перед выступлением на сцене, положил руку на вмятину и мягко вытолкнул в ладонь теплый шарик энергии.
Начертания на обратной стороне доски начали медленно разгораться. И чем сильней они разгорались, тем жарче становилось в груди и в ладони.
Я стиснул зубы, стараясь влить в доску еще больше сил, чтобы наконец все символы запылали светом.
Через пару минут я уже почти корчился от боли, руку сводило судорогой, ладонь горела, с трудом выдерживая жар, а уголки доски все никак не могли разгореться!
Выругавшись, я опустил руку. Перед глазами все поплыло и закружилось. Опустив веки, я обмяк на полу, приходя в себя.
— Что, силушки не хватило? — с сарказмом проговорил Лёха. — Вот то-то же. Чтобы поддерживать работу королевской доски, нужно иметь хороший, мощный источник...
Я приоткрыл один глаз.
— Такой, как у тебя?
Некромант фыркнул.
— Да я мог бы без особых усилий поддерживать десяток таких! Вот только, если ты заметил, у меня нет рук, чтобы положить в устье.
— Но ты говорил, что доску можно активировать... как ты там сказал... через перенаправление?
— В принципе-то да.
— Так используй меня! Перенаправь свою энергию через мои руки!
Лёха вздохнул.
— Дурак, чтоль? Я же некромант! Ты правда хочешь, чтобы по твоему телу заструилась магия мертвых? Решил помереть раньше времени?
— Твою ж!.. — выругался я.
— Вот-вот...
Я почесал затылок.
— Слушай, а если использовать покойника?.. Ты мог бы наполнить доску через мертвеца?
— Хммм... — промычал Лёха, соображая. — Теоретически — мог бы. Только не уверен, что одно мертвое тело выдержит такой поток. Мертвецы — ненадежный сосуд для магии, и если их переполнить, они лопаются, как раздутый мех.