Читать интересную книгу До последнего вымпела - Вячеслав Коротин

   - Оленька, я разве пьян хоть чуть-чуть? - удивился Василий.

   - Пока нет, но на улице-то жарко.

   Мужчины переглянулись и засмеялись.

   - Доча, ты не знаешь, что такое по настоящему "жарко". Жарко, это когда в тропиках копаешься в трюме. А на улице - слегка тепловато. Комфортно и приятно. Успокойся, будет твой муж трезв и бодр. Особенно после нашего кофе с материными пирожными.

   Визит плавно катился к завершению, и вскоре чета Соймоновых простилась с родителями Ольги.

   - Не беспокойся, доченька, все вещи я пришлю к вам завтра, - пообещала Ирина Сергеевна на прощанье.

   Встреча с Капитолиной Анатольевной плавно перетекла в её проводы в Рязань. Смысла задерживаться в Петербурге мать Василия не видела, раз уж сын с невесткой всё равно уезжают, так что в гостинице у Соймоновой молодожёны провели каких-то полчаса и, к ближе к вечеру, все трое уже тряслись в пролетке к Николаевскому вокзалу.

   - Василий, ты уж не геройствуй там особенно, хватит уже, и так вся грудь в орденах. А ты у меня один остался, - мать всегда останется матерью, её не будут волновать судьбы мира и даже своей Родины больше, чем жизнь своего ребёнка. Тем более, если одного она уже потеряла...

   - Мам, ну не уйдёшь от судьбы в морском бою. От снаряда не спрячешься. Только Господу ведомо кто погибнет, а кто жить останется. А нам следует выполнять свой долг и приказы. И надеяться на ваши с Оленькой молитвы.

   - Каждый день молиться буду, Васенька, уж можешь быть уверен, - на глаза Капитолины Анатольевны навернулись слёзы.

   - Ну, мам! Ну не надо. Жив я и здоров. Умирать не собираюсь, особенно теперь, - лейтенант нежно прижал к себе за плечо жену.

   - Ой! Чуть не забыла! - всплеснула руками Соймонова-старшая и стала судорожно копаться в сумочке.

   А женская сумочка уже тогда была "чёрной дырой", в которой пропадает всё. На поиски ушло минуты три, и, в конце концов, на свет был извлечён фиолетовый бархатный футляр.

   - Держи, дочка! - свекровь протянула футляр Ольге. - Второй век как в нашей семье по женской линии передаются. Твой отец Васе шпагу подарил, а я тебе - их. Открывай, не бойся, не выпадут.

   Щёлкнула крышка и как будто два сгустка крови полыхнули светом в глаза Ольги. Рубиновые серьги невероятной красоты покоились на чёрном атласе. Василий тоже заглянул через плечо супруги и узнал камни, которые мать носила только по большим праздникам.

   - Капитолина Анатольевна! Спасибо огромное! - Ну, совершенно роскошный подарок. Прямо неудобно даже.

   - Да чего неудобного. Традиция у нас в семье такая. Носи. И Васеньку моего...

   - Мам! - не выдержал Соймонов, - Перестань в самом деле! Вот опять плачешь... Ну не на кладбище же меня провожаешь. Война и есть война. Но я тонуть не собираюсь, броня у нас хорошая и толстая, а японских кораблей осталось - кот наплакал. Разобьём их за пару месяцев, и все тревоги кончатся. Не плачь!

   - Ладно, ладно, сынок, - женщина уже утирала слёзы, - не буду.

   - Приехали, ваше благородие! - подал голос кучер, и двуколка остановилась.

   До отправления поезда оставалось ещё около получаса, и это время провели сначала на перроне, в ожидании, а потом в купе первого класса, которое мать лейтенанта занимала одна. Слёзы, поцелуи... Поезд тронулся.

   - Какая у тебя замечательная мама, Вась! - Ольга чмокнула мужа в щёку и лукаво улыбнулась, - Не удивительно, что я полюбила её сына.

   А ещё через день, молодая чета, с того же вокзала, отправлялась во Владивосток. То есть не сразу во Владивосток, конечно - сначала в Москву, где, в ожидании очередного подходящего поезда нужно было провести более суток, но конечный пункт назначения был очевиден.

   Весь предыдущий день Василий носился по служебным и личным делам, утрясал вопрос с багажом, дал телеграмму своему другу, ревизору "Пересвета" мичману Денисову, чтобы тот подыскал квартиру для Ольги к их приезду. Тактично убеждал тёщу, что такого количества меховой одежды её дочери не понадобится - зимы в Приморье достаточно мягкие, а место для багажа не безразмерное. В общем - сплошные хлопоты и, как говорится, "никакой личной жизни". Ну почти никакой. Но каждую свободную от служебных и бытовых проблем минуту молодожёны старались быть рядом, буквально не отходя друг от друга ни на шаг. Вот только на то, чтобы нормально выспаться времени уже не хватало, что, впрочем, и неудивительно - ведь иногда реальность бывает лучше самых волшебных снов.

Глава 3.

   - Самый страшный вид дурака, это дурак в короне! - Сергей Юльевич Витте, конечно, не озвучил эту мысль, хотя именно она возникла в первую очередь, после прочтения телеграммы от Императора Всероссийского. - Ну, неужели так трудно понять, что мало победить - нужно ещё суметь воспользоваться результатами победы?

   Мирные переговоры в нейтральной Италии шли уже вторую неделю, и Витте изнемогал не столько от непреклонности японской делегации, удивлённой (это ещё мягко сказано) требованиями русской стороны, сколько от совершенно неоправданных амбиций своего монарха. Николай Александрович, которому победа при Цусиме и последующие крейсерские операции Тихоокеанского Флота, вскружили голову сверх всякой меры, просто внаглую выставлял такие требования к Японии, что любой народ, любая страна, имевшие хоть частицу самоуважения признали бы их неприемлемыми. А уж про то, что на это согласятся гордые японцы, рассчитывать было просто глупо.

   Да, победа русской эскадры в Цусимском проливе[2] переломила ход войны, можно было заключать мир на достаточно выгодных условиях, пойдя на ряд взаимных уступок и обменяв, например, разрешение на японский протекторат в Корее на права японцев на Сахалине и еще недавно переданные Россией Японии восемнадцати островов Курильской гряды. Но нет!

   Эйфория и мнение придворной камарильи, заставили царя занять совершенно непреклонную позицию: "Всё, что было нашим - остаётся нашим", да ещё и контрибуция, требования отказаться от экономического присутствия на Сахалине и в Корее, отдать все Курильские острова, безусловное признание прав России в Корее и северном Китае, Шпицбергене и Иране, разрешение российским компаниям беспошлинной торговли в самой Японии и, наконец, жесткие ограничения на состав японского флота...

   Да, заставить пойти на такие условия можно даже сильную страну. Примерно так и поступили с Россией полвека назад, в тысяча восемьсот пятьдесят четвёртом, англичане с французами, воспользовавшись предательством союзников-австрийцев, хотя русская армия была все еще очень сильна и проиграла только, в общем-то, одно-единственное локальное сражение под Севастополем. И ещё через двадцать с лишним лет, "честный маклер" Бисмарк, лишил Россию всех плодов её победы над Турцией. Однако сейчас, изнемогающие от войны японцы, все еще чувствовали почти открытую поддержку со стороны Великобритании и Североамериканских Соединенных Штатов и еще надеялись, несмотря на начавшиеся уже голодные бунты, имея преимущество в занятых территориях на суше и в скоростных кораблях на море, добиться куда лучших для себя условий мирного соглашения.

   Николай Второй этого понимать не хотел, да и "кузен Вилли" из Берлина подзуживал русского царя не уступать. И тот не уступал. Несмотря на пренастырные просьбы министра иностранных дел, графа Ламсдорфа, несмотря на доклады министра дел внутренних о разгоравшейся в Империи революции, ничего не могло сдвинуть Самодержца Всероссийского с его "единственно правильной" точки зрения. Точки зрения "хозяина скотского хутора". "Скот мог мычать сколько угодно", но принимать решения мог только "хозяин".

   Японцы, естественно, не преминули оповестить прессу о требованиях "русского медведя" и газеты всего мира отзывались о русских претензиях, мягко говоря, нелицеприятно. Даже журналисты сверхдоброжелательной к России Франции выражали недоумение в своих статьях.

   Россия упорно не хотела мира. И, наконец, после очередной телеграммы из Токио, японская делегация прервала переговоры и отбыла на родину. Перемирие завершилось.

   И снова загрохотали цепи боевых кораблей обоих флотов, выбирая якоря - война продолжалась.

Глава 4.

   Чай в стоящем на столе стакане, слегка колебался из-за покачивания вагона, и был чуть теплым - другой пока не разрешали врачи. За окном уже начались бесконечные сибирские леса, но контр-адмирал Вирен снова и снова возвращался мыслями "под шпиц" - в здание адмиралтейства, от командовавших в котором людей судьба российского флота зависела куда сильнее, чем даже от прошедшего морского сражения.

   ... - Роберт Николаевич, мы изучили и подробно обсудили ваш с адмиралом Рожественским доклад. - Председательствующий на совместном заседании Главного морского штаба и Адмиралтейств-совета генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович не часто баловал вверенное ему ведомство своим пристальным вниманием, но, безусловно, умел придать солидность любому мероприятию со своим участием. - Вы проделали огромную работу. Познакомившийся с докладом Государь даже лично уполномочил меня передать Вам и Зиновию Петровичу свое высочайшее удовольствие. Однако, в целом соглашаясь с вашими выводами, в отдельных вопросах мы всё же имеем несколько другое мнение. Прошу вас, Федор Карлович, вам слово.