бабушка, — и они хотят навсегда запечатлеть в душе этот момент, впечатать его в мозг каленым прутом. Момент единства с маленьким существом, прижатым к груди. Но малыш не хочет оставаться прижатым. Он увлечен сверкающей безделушкой и крутится из стороны в сторону, чтобы вырваться из хватки взрослых и кинуться к приглянувшейся вещице.
А потом я вижу этого малыша на руках у отца, и он испуганно и с надеждой смотрит на мелькающие вокруг него белые двери больницы. Ему уже не хочется исследовать их. Он понимает, что почему-то не может двигаться.
Я вышел из оцепенения, когда вдруг какой-то момент сверкнул в моем мозгу, выбив из забытья. Я порывисто схватил пленку, не отдавая себе отчета, зачем я это делаю, и быстро пробежался глазами к самому ее хвосту — тем кадрам, которые не были заказаны клиентом. Я едва не взвыл от того, что увидел. Но потом сразу подумал, что мне-то, собственно, какая разница.
Но тем не менее: на четырех или пяти последних кадрах я ясно различил блики какой-то вечеринки. Я даже смог разглядеть улыбки на лицах людей, и готов ручаться, что это не мое воображение. Я видел: люди гуляли, и они были весьма довольны.
Они были довольны… Что ж, народ экономит на пленках. Пленки нынче стали дорогими. И на одной тридцатишестикадровке можно встретить самые различные события.
Глава 6
Воскресенье — день ревизии. В узком смысле этого слова. Обе машины забивались смердящим болотным дермецом, они требовали к себе должного отношения. По воскресеньям магазин был закрыт, поэтому тот из операторов, чья смена приходилась на этот день, должен был уважить аппараты, обеспечив дальнейшую бесперебойность их работы.
С утра я пришел пораньше. Отключил обе машины, слил использованную химию из баков, вытащил фильтры, отнес их в ванную и залил водой. После этого занялся траками: осторожно выудил их из гнезд машины и тоже отправил в ванную отмокать. Включил аппараты, прокачал насосы. На проявочной машине насос проявителя сбился на два деления. Я устранил неточность. Сзади истошно завопил принтер. Оглянувшись, я увидел на табло категоричную надпись: НЕТ PS. То есть, по-нашему, стабилизатора. Или, совсем уж по-простецки, воды. Залив в свободное ведро воды, я влил все десять литров в дополнительный бачок.
— Жри H2O, — сварливо ответил я призывно вопящей машине. — Не захлебнись свежачком.
Я вернулся в ванную и принялся чистить траки, соскабливая с валов жесткой зубной щеткой накопившуюся грязь. Когда траки обрели первоначальный вид, кто-то загрохотал входной дверью.
Было 1. 06. Поэтому это мог быть только Леня Ефремцев. Вместе с ним в помещение вошел Андрей Байдаков, наш незаменимый управляющий. На его универсальные плечи, еще сохранившие следы тренировок, ложилось множество обязанностей. Он заведовал химией и бумагой, расход которых мы усердно вносили в специально отведенный для этих целей журнал; он рыскал по городу, подмечая приемлемые места для открытия новых точек (быстрая конкуренция, что же еще); он также поддерживал связь с московской фирмой — единственной в своем роде, занимающейся ремонтом «глюкующих» аппаратов. На моем веку принтер «глюковал» дважды, и один раз — по моей вине. По неосторожности (больше по неопытности) я сбил настройку линз, и Марине с Ирой приходилось очень долго объяснять недоумевающим клиентам, почему они на снимках вдруг превратились в китайцев. «Я не китаец и не индеец, вашу мать! — вопил тогда Селезнев, наш постоянный клиент и просто нудный мужик. — Посмотрите, разве я такой? Что вы мне очки втираете?» Очки втирались ровно до тех пор, пока худой парень не прибыл из далекой столицы и не исправил все погрешности, тем самым разворошив мошну Коновалова, ну, и Байдакова тоже.
— Привет. — Они по очереди пожали мои в потеках химии руки. Ефремцев подхватил коробки со вчерашними заказами. Байдаков уселся на топчан и закурил.
— Не закрывай дверь, — сказал он уходящему Лене Ефремцеву. — Я посижу тут.
Он уставился на машины таким взглядом, как смотрят на несносного пони, застывшего посреди дороги.
— Как работа? — спросил он.
— Как в танке! — бодро ответил я. — Отбелка для проявочной заканчивается.
Взгляд Байдакова сразу же сделался насупленным. Он затянулся, глядя на тусклое окошечко бака отбелки, где уровень катастрофически приближался к минимально допустимому.
— Встряли мы с этой отбелкой, блин— пожаловался он. — Я считал, она пойдет медленнее. — Он опять задумался, потом, словно обращаясь к самому себе, сказал: — Может, разбодяжим?
— Серебро полезет, — уверенно посулил я. — Пленки станет невозможно печатать.
— Знаю. — Теперь в его голосе слышалась усталость. Как будто он только что предпринял последнюю по-детски слабую попытку. — Один хрен ради этого в Москву не поедешь. Придется здесь докупать, блин. Дороже.
Я промолчал. Я всегда молчал, когда слышал это слово. Мне было на это наплевать, но я знал, как близко к сердцу принимает Байдаков потерю каждой копейки, поэтому старался напустить на себя нейтрально-сочувствующий вид. Главное, чтобы не урезали зарплату. Ведь так?
Вытащив из ванной мытые траки, я принялся устанавливать их в гнезда. Андрей Байдаков все еще курил, наблюдая за моими действиями.
— Как объем? — снова спросил он. Я забыл указать на еще одну непреложную обязанность управляющего салона Фуджи-фото. В то время как Коновалов набирал девиц на должность приемщиц, Андрей Байдаков с ними спал. По моим грубым подсчетам выходило, что он уже должен был пропустить по третьему кругу всех доступных жительниц города. С этой стороны казалось странным, что его фотография до сих пор не украшает мемориальную доску, посвященную жертвам чумы 20 века. Видать, Бог его бережет.
— Нормально, — отозвался я, не повернув головы. — Лето ведь. Правда, хотелось бы больше.
— Угу, — промычал Байдаков. — не ты один такой. Вспомни, как было раньше: заказов как грязи. Это сейчас народ от пленок нос воротит. Пожрать бы.
— Люди вряд ли перестанут этим заниматься. Я так думаю: если уж ты подсел на наркоте, никуда тебе не деться.
— Хм, — произнес Байдаков, и это прозвучало как сомнение. Он помолчал немного, потом вдруг спросил — Фотоаппарат имеешь?
— Имею. — Я водворил на место последний трак и закрыл крышку. — Зенит. Только я редко им пользуюсь.
— Ага, — обрадовался Байдаков. — А чего?
Я пожал плечами, опустился на мягкий стул напротив него, тоже закурил.
— Поводов нет. Иногда смотришь на закат и думаешь: вот где красотища-то! Естественно, фотоаппарата под рукой не оказывается. А снимать пошлятину душа не лежит. Я бы снял НЛО. Если бы заметил с балкона.
Байдаков запрокинул голову и искренне расхохотался.
— Был прикол, — сообщил он. — Еще до тебя. Нормальный клиент пришел, заказал все по одной. Явился