Я заметила несколько закономерностей. Часто люди, приходя на сеанс иглотерапии, расслабившись, начинали говорить, говорить, из них льется невероятный поток правды, печали, неудовлетворенности, накопившейся за долгие годы. Они выговаривались и, просветлев, уходили. Для меня это было откровением. Отчего они светлели – от лечения или оттого, что их выслушали? Для меня стала явной и практически осязаемой связь болезни и породившей ее фрустрации в разных проявлениях. Выявилась еще одна закономерность. Главное – важна не степень тяжести заболевания, а решимость человека с ней справиться.
И еще. Я уже не могла больше отгонять свои сомнения и тревоги, хотелось понять: почему человеку помогают сеансы иглотерапии, а когда он возвращается домой, все начинается снова? Значит, дома есть что-то, что нагнетает болезнь, что приводит к ее возобновлению? Без веской причины на такие мысли не отважишься. Помните, у Шекспира:
Есть многое на свете, друг Горацио,что и не снилось нашим мудрецам.
И я стала расспрашивать больных о том, что их окружает дома, где они спят, как расположена кровать. Может быть, это было в какой-то степени даже неприлично и уж точно странно: приходит ко мне человек с головной болью или с болью в пояснице, а я спрашиваю, как и где он спит, как он сидит за столом, что его окружает. Хорошо, что мои взаимоотношения с пациентами были настолько доверительными, что они не возмущались вопросами.
Мало-помалу я начала находить определенные закономерности и пришла к некоторым выводам. Например, я заметила, что ребенок страдает энурезом, если его кровать расположена через стену с ванной или туалетом или его мама находится в глубокой фрустрации, недовольна мужем или свекровью. Значит, действительно, ребенок связан с матерью так тесно? Если человек лежит головой к двери, то он страдает как минимум головной болью и упадком сил. Странно. Почему? Вопросы, вопросы. Тогда возникает вполне логичный еще один вопрос: зачем лечить таблетками или иглами, если можно для начала просто поменять место кровати и сначала обезопасить технически, так сказать, а потом быстрее помочь. Вопросов становилось все больше. Ответов было не так много.
Я делалась все осведомленней, и теперь уже мои вчерашние учителя, профессора из мединститута, стали сами обращаться ко мне за помощью и приводить ко мне своих близких. Я благодарю их за доверие. Я выступала по телевидению с беседами о профилактике разных болезней, давала простые и действенные советы: как помочь себе в домашних условиях. (Тогда все стало на свои места. Самое главное лично для меня в медицине – это профилактика. Я хорошо помнила гениальную фразу из К. Чуковского: «Ох, нелегкая это работа – из болота тащить бегемота», – точно отражающую отношения врач – пациент.
Наша задача – мелиоративное осушение окрестных болот? На всякий случай, чтобы не провалиться? Или сделать так, чтобы не заводились комары, а вместе с ними и малярия?)
Время было непростое, голодное, холодное, продолжалась блокада, и я старалась помогать людям как могла.
Будучи очень любопытной, любознательной и невероятно упорной, я добивалась высоких результатов, но для меня они не были достаточно высокими, мне было очевидно, что чего-то не хватает. Я не забывала о смерти отца, умершего в секунду, с ручкой в руках, при подписании каких-то бумаг. Я добивалась долговременного эффекта, а его не было. Это дискредитировало методику в моих глазах, и я искала недостающие звенья, пытаясь восстановить модель образования болезни.
Мне не хватало знаний. Каких? Ведь я, по признанию моих учителей, – а они были настоящими мастерами– овладела всеми тонкостями иглоукалывания. Я помню, у меня на столе стояла пластмассовая человеческая фигура, привезенная из Китая, аналог бронзовой фигуры, которую когда-то отлил один из основоположников китайсткой медицины. Он изобразил на манекене 600 точек, известных к тому времени, и соединил их линиями. Наглядно. Просто. Убедительно. Мои пациенты с удивлением смотрели на эту фигуру, и это тоже помогало им выздороветь.
Я очень много читала, с жадностью хваталась за любую литературу, которая могла приоткрыть передо мной завесу вековой мудрости. Но было очень много шелухи, воды – тогда только-только начинали печататься книги по экстрасенсорике, биоэнергетике. Иногда из всей книги удавалось выудить для себя буквально две-три фразы, но это тоже был результат.
Никогда не забуду своего изумления и облегчения, когда уже здесь, в Москве, много-много лет спустя я, впервые увидев, приобрела книгу Лилиан Ту «Основы фэн-шуй» и нашла там многие из тех принципов организации пространства, к которым уже пришла сама путем наблюдений и анализа. Это было то, что мне было нужно. Но не все. Чтобы понять, что еще, мне нужен был диалог. Но с кем? Доктора-коллеги и иглотерапию-то не очень приветствовали, а тут непонятно что, чушь какая-то. А я очень многое тогда для себя открыла. Я помню, что испытала сложное чувство, когда узнала о том, что для лечения важно знать дату рождения человека, о которой и так спрашивают непонятно для чего в медицинских учреждениях. Все к этому привыкли. Просто записывают и все. А есть методика, при которой учитывается дата рождения – важен и час, и даже минута, – и тогда лечение становится во много раз действеннее. В этом случае ты даже можешь прогнозировать, когда возникнет опасность болезни и, что называется, «подстелить соломку», т. е. вовремя проделать ряд профилактических мероприятий. Предупрежден – вооружен. Этим занимается обширное китайское учение бацзы – часть китайской астрологии (восемь иероглифов, высчитываемых в соответствии с часом, днем, месяцем и годом рождения человека и описывающих особенности его личности). Восемь иероглифов несут всего лишь информацию о человеке, рожденном в определенный момент времени, и выбор человека – воспользоваться этими знаниями или игнорировать их.
Мне было нелегко преодолеть привычные представления и принять системность китайского подхода. Просто, читая древнюю литературу (ту, которая была мне доступна), я поняла, что в Древнем Китае придворные врачи не приступали к лечению, не узнав бацзы человека, т. е. этих восьми иероглифов. И сейчас это громадное подспорье для практикующего врача. В древности китайские врачи получали гонорары не столько за лечение, сколько за умение распознать и предотвратитъ болезнь. В который раз я убеждалась, что направление было выбрано мною правильно. Но это было только началом пути, интуитивно я понимала, сколько мне предстояло еще испытать и узнать, чтобы начать позволять событиям происходить и преодолеть парализующий меня страх.
Я осознавала это несколько раз, когда умер мой отец, когда умер мой муж и мой свекор. Они ушли одинаково – за несколько минут, от сердечного приступа. У меня опускались руки, но ведь я привыкла побеждать болезнь. У других. А мои близкие даже не успевали заболеть, уходили в одночасье. Бессилие побуждало меня к поискам.
7 апреля 1992 года во Франции, в Марселе, я зашла в армянскую церковь. Я зажгла свечу, и она сразу потухла. У меня неприятно екнуло сердце. На следующий день я позвонила домой, к телефону подошла дочь:
– Скажи папе, что я сегодня вылетаю. Пусть продержится.
Продержится? Почему я так сказала? Почему погасшая свеча (мало ли, может, ветер задул?) вызвала у меня такую тоску и эти странные слова? Трудно сказать, чего мне стоило дождаться прилета в Ереван. Я буквально подгоняла самолет. В ночь с 8 на 9 апреля 1992 года Лева меня встречал в аэропорту, красивый, загорелый, похудевший, помолодевший. Мой. Мы пришли домой, он сел в кресло и – через несколько минут умер. 9 апреля 1992 года, в час Быка. Все. Началась другая жизнь. Без него. Надо было научиться жить без него.
После смерти мужа я словно окаменела. Замкнулась. Почти ни с кем не общалась. Мне хотелось только работать. Было грустно, одиноко, тягостно. Это был тяжелейший период и для моей страны: голод, холод, блокада. Так моя личная трагедия вошла в резонанс с трагедией всего моего народа. Несмотря на известность, достаток, широкий круг друзей и знакомых, я не могла оставаться там, где встретилась с мужем, была счастлива с ним и где я его потеряла. Мне было все равно, куда уезжать. Шли переговоры о Франции, но обстоятельства быстрее сложились в пользу Москвы. Я приняла приглашение Левона Оганесовича Бадаляна и переехала в Москву. Что нас не убивает, делает нас сильнее. Это звучит как афоризм, пока не касается лично тебя. Тогда становится твоей правдой.
Восемнадцать лет в Москве. Это годы дальнейшего обучения, углубления и систематизации знаний, работы над собой, над своими комплексами, проблемами, страхами. Я заметила, что мне важно все время узнавать что-то новое, расти, совершенствоваться в знаниях и возможностях. Что постепенно во мне тает лед. Какой? Тот, что сковывал изнутри все эти годы.