— Привет… — вяло промолвил Эдвин.
Долорес подняла глаза и встретила его сонный взгляд. На Оливере были хлопчатобумажные брюки и ярко-красная тенниска. Красная… Цвет страсти, цвет опасности. С какой стати ей в голову пришла эта идиотская мысль?..
— Выписка в полдень, — сказала она, стараясь говорить дружелюбно, но решительно.
— А сейчас сколько?
— Без десяти двенадцать.
— Ох, здесь так уютно… Оставьте за мной номер еще на одну ночь.
Долорес стиснула зубы, борясь с искушением заявить, что ждет гостей и все комнаты будут заняты, но вовремя опомнилась. Она что, окончательно свихнулась? Разве ей не нужны деньги на ведение хозяйства и обучение дочери в колледже? Нет, этого нельзя было себе позволить!
— Если вы будете обещать с нами, то предупредите об этом до двух часов, — сказала она сухо.
— Я буду обедать с вами, — поспешно заявил он. — Какие у вас планы на вечер?
Этот вопрос застал ее врасплох.
— А что?
— Если планов нет, я хотел бы пригласить вас пообедать со мной. Это убежище для влюбленных, поэтому сидеть за столом одному дьявольски неуютно. Во всяком случае, вчера я весь вечер чувствовал себя не в своей тарелке.
Не похоже, что вчера ему было не по себе. Скорее наоборот. Казалось, Оливер не обращал на окружающих никакого внимания, следил за ней, с удовольствием ел, а в перерывах между блюдами читал книгу.
— Сегодня вечером я работаю, — ответила она.
— А вы не сможете сказаться больной и посидеть со мной?
— Не смогу. Потому что я хозяйка этой гостиницы и повар одновременно. — Точнее говоря, Долорес была хозяйкой лишь наполовину. Вторая половина принадлежала Агате. Когда их родители четыре года назад погибли в автокатастрофе, выяснилось, что «Долина грез» завещана им обеим.
— Прошу прощения, что не разобрался в ситуации. Впрочем, мне следовало бы догадаться.
— По каким признакам?
— Вы образцовая леди и прекрасно вписались в окружающую обстановку.
Вот так. Образцовая леди со старомодным, романтическим именем…
Он обвел рукой лужайки, палисадник в английском стиле, пруд и деревья.
— Сколько здесь акров?
— Двенадцать.
Оливер задумчиво кивнул и слегка нахмурился, словно вспомнил что-то неприятное. Долорес протянула ему журнал.
— Это ваш?
— Да. Он упал, а мне было лень за ним вставать. Вместо этого я предпочел подремать.
Странно… Этот человек не был похож на лентяя, имевшего привычку спать в гамаке посреди бела дня. Хотя Долорес и не видела его за тяжелой работой, от которой напрягаются мускулы, она была готова поклясться, что Оливер стремителен, бодр и полон энергии. В том числе и сексуальной. В этом можно было не сомневаться.
Господи, что ей пришло в голову? Она начинала побаиваться саму себя.
Долорес резко отвернулась и, пряча досаду, бросила:
— Значит, увидимся за обедом.
— А как насчет ланча? — спросил Эдвин.
Долорес посмотрела на него через плечо.
— Вы не оставляли заказа на ланч. В городе существует пара мест, где можно перекусить. Точнее говоря, кафе, торгующее гамбургерами, и гриль-бар. — Город… Поселок, стоявший на перекрестке дорог, не заслуживал столь громкого названия.
— Это невозможно, — мрачно сказал он и покачал головой.
— Почему?
— Потому что я не хочу уезжать отсюда. Это все разрушит.
— Разрушит, мистер Оливер? Что вы имеете в виду?
Эдвин вздохнул и с подчеркнутой напыщенностью заявил:
— Чары этого места. И мою безмятежность.
Боже, как романтично! Да он настоящий поэт!
Разве этому можно было сопротивляться? Долорес не могла не улыбнуться в ответ на его слова.
— Да, это было бы преступлением… Ладно, постараюсь что-нибудь вам приготовить на скорую руку.
Женщина шла к дому, чувствуя, что Оливер не сводит с нее глаз. Этот взгляд обжигал, как солнце. О Господи, неужели она и впрямь сходит с ума?
До конца дня ей удавалось успешно избегать Эдвина, но во время обеда скрыться было невозможно: она всегда сама подавала постояльцам приготовленные блюда.
Оливер спросил, давно ли она содержит гостиницу, и Долорес ответила, что начала помогать родителям восемь лет назад, когда они, вернувшись из-за океана и выйдя на пенсию, купили «Долину грез», чтобы было чем заняться на старости лет. После их смерти ей пришлось вести дело самостоятельно.
— А чем вы зарабатываете себе на жизнь? — непринужденно спросила она, наливая Оливеру еще вина.
— Я старьевщик, — ответил он и положил в рот кусочек копченой форели.
— Старьевщик? — удивилась Долорес, сама не зная почему.
Оливер, жевавший форель, только кивнул в ответ. Его глаза смеялись.
Ошеломленная, Долорес словно застыла на месте, хотя понимала, что пора позаботиться и о других гостях.
— Да. Знаете, у людей скапливается множество всякого барахла. Я покупаю его, чиню, если требуется, и продаю другим, которые непрочь им воспользоваться.
Так вот почему он обратил внимание на ее безделушки…
— Вы имеете в виду антиквариат? Мебель и тому подобное?
— Нет, не антиквариат. И не мебель… Прекрасная форель. Можно попросить еще одну порцию?
— Я… да, конечно. Подождите минутку. Я только закончу разливать вино.
Не антиквариат, не мебель… Тогда что же? Но второго случая удовлетворить любопытство ей не представилось: Оливер предпочитал расспрашивать ее, а о себе помалкивал.
Только после окончания обеда, поднявшись к себе в комнату, Долорес спохватилась, что Эдвин куда больше узнал о ней, чем она о нем. Странный старьевщик…
На следующее утро грязный фургончик Оливера отправился в путь, и Долорес облегченно вздохнула.
Два часа спустя нагрянула полиция.
К крыльцу шагали двое мужчин в форме. Когда они прошли в открытую дверь и оказались в вестибюле, у следившей за ними Долорес чуть не выпрыгнуло сердце от испуга. Она поднялась из-за стола.
— Чем могу служить?
Полицейские показали свои удостоверения, представились и вежливо спросили, не сможет ли она выкроить несколько минут, чтобы ответить на пару вопросов.
— Да-да, конечно… О чем вы хотели спросить?
Один из полицейских обвел глазами комнату, не отвечая на ее вопрос.
— Кажется, у вас тут собирается вполне приличная публика, верно?
Долорес посмотрела на него, чувствуя, что в ее душе закипает гнев. Уж не подозревают ли ее в содержании шикарного борделя или притона для наркоманов!
— Не понимаю, на что вы намекаете, — резко ответила она.
Ледяной тон заставил их оторопеть. А затем старший из полицейских усмехнулся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});