Читать интересную книгу Предпоследняя правда - Филип Дик

Он совершенно не хотел посылать туда кого бы то ни было, поскольку лучше других знал, что творится там, наверху. Никому оттуда не вернуться. Если не военный трибунал, то гомотропные устройства, но тебя накроют и уничтожат или будут преследовать, пока ты не умрешь. Возможно, это займет всего несколько минут.

Что и говорить, гомотропы — подлые штуки и делают свое дело весьма подло.

— Слушай, сказала Кэрол, — я прекрасно понимаю: ты душу бы заложил, чтобы спасти Соузу.

— Я очень люблю его, — ответил он. — И дело не в цехах, планах и всей этой ерунде. Вспомни, разве был хоть один раз — за все годы, что мы здесь торчим, под землей — чтобы он хоть кому-то отказал? В любое время дня и ночи… прорвавшаяся труба, перегоревшая пробка, засорившаяся канализация — он всегда приходил без вопросов, латал, чинил, и все снова начинало работать.

А ведь Соуза занимал должность главного механика и вполне мог послать вместо себя кого-нибудь из полусотни своих подчиненных и не забивать себе голову. Именно он научил Николаса простой истине: хочешь сделать хорошо — сделай сам, ни в коем случае не поручай другому.

Можно подумать, что война уже успела проникнуть и сюда, к нам. Мы тут собираем восемь типов металлических бойцов и тому подобное, а деятели из правительства Эстес-Парка, чиновники аппарата Зап-Дема, да и сам Броуз неусыпно следят за нами, за каждым нашим движением.

И туг, словно его мысли волшебным образом материализовались, серая расплывчатая фигура отделилась от стены и устремилась к ним. Комиссар Дейл Нуньес собственной персоной — энергичный, занятой, вечно спешащий по делам.

— Ник! — едва переведя дух, Нуньес развернул мятый клочок бумаги и начал читать. — Вот: «Через десять минут будет передано сообщение чрезвычайной важности. Всем включить систему общего оповещения и собраться в Оргзале». Мы все должны прослушать это одновременно, чтобы потом не возникало вопросов. Поверь, все очень серьезно, — в его крошечных птичьих глазках горела тревога. — Говорю тебе как на духу, Ник: если верить сообщению, которое пришло по кабелю, то речь пойдет о Детройте. Похоже, они прорвали последнее кольцо обороны.

— О боже! — ахнул Николас и рефлективно устремился к ближайшему аппарату системы оповещения, динамики которой имелись на каждом этаже и в каждом помещении «Тома Микса».

— Но ведь сейчас все спят, — спохватился он. — Думаю, большинство уже спят или ложатся спать. Может быть, пусть посмотрят трансляцию по индивидуальным приемникам?

— Могут возникнуть вопросы, — возбужденно пояснил Нуньес. — После падения Детройта нам, скорее всего, снова поднимут план — вот чего я больше всею боюсь. Если это действительно так, я хочу, чтобы каждый уяснил, с чем это связано.

Он выглядел не слишком счастливым.

— Но послушай, Дейл, ты же отлично знаешь ситуацию. Мы даже не можем…

— Слушай, давай сначала соберем всех в Оргзале, ладно? А ситуацию обсудим потом.

Николас взял микрофон.

— Граждане «Тома Микса», — произнес он, обращаясь к каждому жителю убежища. — С вами говорит президент Сент-Джеймс. Я приношу свои извинения за беспокойство, но через десять минут все мы должны собраться в Оргзале. Приходите как есть, не беспокойтесь о том, что на вас надето. Даже если вы в купальном халате. Похоже, нас ждут скверные новости.

— Будет говорить сам Янси, — пробормотал Нуньес. — Это точно. Мне сообщили.

— Насколько мне известно, — продолжал Николас, слыша, как его голос гремит в пустоте больничного коридора — впрочем, как и во всех помещениях огромного подземного муравейника, в котором проживают полторы тысячи человек, — с нами будет говорить сам Протектор. Он ответит на наши вопросы.

Он повесил микрофон, чувствуя себя так, словно только что потерпел крах. Не самый подходящий момент, чтобы сообщать скверные новости. А тут еще Соуза, план, проверка на носу…

— Я не могу оставить пациента, — твердо заявила Кэрол.

— Но, доктор, — огорченно пробормотал комиссар, — мне приказано собрать всех до единого.

— В таком случае, — заметила Кэрол с непревзойденной рассудительностью, которая одновременно пугала и восхищала Николаса, — мистер Соуза тоже должен явиться. Разумеется, если распоряжение подлежит столь безоговорочному исполнению.

Это подействовало. При всех своих бюрократических замашках, при всем своем невротическом стремлении добиваться буквального исполнения любой директивы, которая поступала в убежище через него, Нуньес не мог не согласиться с этим аргументом.

— Хорошо, оставайтесь здесь, — и, обернувшись к Николасу, бросил: — Идем.

Он резко развернулся и зашагал, сгибаясь под грузом ответственности. Контроль за лояльностью граждан был его главной задачей: как-никак, Нуньес был пол-комом, то есть политкомиссаром убежища «Том Микс».

Пятью минутами позже Николас Сент-Джеймс, строгий и подтянутый, уже восседал в своем президентском кресле, установленном на небольшом возвышении в Оргзале, в первом ряду. У него за спиной люди рассаживались по местам. Раздавались скрипы и шорох, люди переглядывались, переговаривались, при этом все, включая самого Ника, не сводили глаз с огромного — от пола до потолка — видеоэкрана. Это было окно — единственное окно — в мир, который находился наверху, и все, что появлялось на этом гигантском экране, воспринималось более чем серьезно.

Интересно, подумал он: слышала ли Рита объявление? Или она до сих пор нежится в душе, время от времени отпуская в его адрес реплики?

— Ну как старина Соуза? — обернувшись к Николасу, шепотом спросил Нуньес. — Есть улучшения?

— При панкреатите… вы что, шутите?

Этот комиссар — действительно идиот, или только притворяется?

— Между прочим, я отправил наверх уже пятнадцать прошений, — заметил Нуньес.

— Верю, — кивнул Николас. — И ни в одном не было официального запроса на предоставление артифорга поджелудочной, который Кэрол могла бы ему пересадить.

— Нет, я просто просил перенести ближайшую проверку, — и, почти извиняясь, Нуньес продолжал: — Ник, политика — это искусство возможного; не исключено, что нам предоставят отсрочку, но поджелудочной нам не получить ни за какие коврижки. Этого у них просто нет. Понимаешь, нам придется списать Соузу, а на его место назначить кого-нибудь из младших механиков. Уинтона, например. Или Боббса, или…

В этот момент огромный экран из серого стал ослепительно-белым. И спикер-система произнесла:

— Добрый вечер.

Полторы тысячи зрителей в Оргзале привычно пробормотали в ответ:

— Добрый вечер.

Это было привычной формальностью: никакой обратной связи с поверхностью не было. Информация шла только в одном направлении — вниз. Только с поверхности под землю.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});