Под ногами зачавкало. Инна остановилась, приглядываясь: в бледном пятне фонаря глянцем блестела грязь. Чтобы ее обойти, девушка свернула с тропинки на газон и почувствовала, как намокают ноги, – под травой притаилась глубокая лужа. Фонарь, словно смеясь, зловеще скрипнул на ветру.
Люблю вечернюю хмарь, Когда на улицах нет прохожих. Тускло светит фонарь. Он фонарь – ему все можно! * * *
– Полетишь? – спросил Дмитрий второго пилота, втайне надеясь, что тот откажется. Огарев был жаден до полетов. Будь его воля, всегда бы управлял самолетом сам, оно и надежнее, а то кто его знает, где накосячит напарник. Но вторым учиться летать тоже надо.
– Ага, – кивнул пышной шевелюрой Никита.
«Придется бдеть», – подумал Дима, нехотя отдавая управление. С Никитой он еще не летал и не знал, на что тот способен. Бывает, парень только после училища и все действия выполняет верно. Во всяком случае, старается. А бывает, второй с большим налетом и по возрасту намного старше командира, да летать так и не научился.
Завели данные в бортовой компьютер. Посадка завершена, двери закрыты, двигатели запущены.
– Добрый день, дамы и господа! Говорит командир, – объявил Дмитрий в салон. Он предпочитал называть себя командиром, а не капитаном – все-таки, они не на воде. – Я приветствую вас на борту самолета аэробус триста двадцать авиакомпании «Ангара». Мы выполняем рейс номер шестьсот девяносто пять Санкт-Петербург – Новосибирск. Расчетное время полета четыре часа тридцать минут. Располагайтесь удобнее на своих местах, пристегивайте привязные ремни. Я желаю вам приятного полета. Благодарю за внимание!
Наконец, подошла их очередь на руление. Вырулили на полосу, заняли исполнительный старт, получили разрешение на взлет.
Разбег, несущийся навстречу пунктир осевой, удерживаемый движениями огромных ног Никиты, – шасси отрываются от земли. Самолет почти пустой, поэтому очень быстро набирает скорость.
На скорости отрыва плавным движением сайдстика[6] на себя второй пилот поднял нос самолета. Дмитрий, переведя взгляд с приборов, бросил оценивающий взгляд на Никиту. Пока тот все делал правильно. Дальше follow flight director[7] и следить за скоростью. Набрали эшелон, можно расслабиться: чай, кофе, оформление бумаг. Сверху, мелькая синей ливреей, их лихо обогнали белорусские коллеги, и Дима ревниво подумал, что их самолет еле тащится.
Огарев закрыл глаза, накопилась усталость. «Пора в отпуск, – подумал он. – Даже любимая работа со временем надоедает. Надо отдыхать, иначе наступит безразличие и его спутница халатность, которая в авиации недопустима. До отпуска еще месяц. Дожить бы».
На этот отпуск он строил особые планы. Они были связаны с ней. С Агатой.
Думая о своей невесте – как еще непривычно и странно звучало для него это слово, – Дима мечтательно улыбался.
Она любит густое, приторно-сладкое какао. Пьет его, сидя на подоконнике в кухне и глядя на перекресток со своего четвертого этажа. Агата наблюдает за прохожими и придумывает им альтернативные судьбы. С одержимостью маньяка скупает красивые канцелярские принадлежности. У нее их горы: яркие стикеры, стопки блокнотов, скрепки, ластики; все ее карандаши обязательно в узорах из цветочков, снежинок, сердечек, котиков, сов и, конечно, лисичек. У нее наборы всевозможных авторучек: от строгих деловых до фривольных цветных с блестками и отдушкой. Но когда бывает нужно что-нибудь записать, пишет чем попало на салфетках и подвернувшихся под руку клочках бумаги.
Она обожает улицы Амстердама и пляжи Коста-Брава, мечтает поселиться где-нибудь на юге Франции, чтобы, предаваясь гедонизму, завтракать на террасе маленького уютного кафе и наслаждаться эстетикой чистых улиц; неторопливо идти по берегу моря, вдыхая прозрачную свежесть утра.
Агата считает лису своим зверем и коллекционирует игрушечных лис. С ореховыми, пахнущими осенним лесом волосами, прядь которых выкрашена в оранжевый цвет, подвижным, волнительным телом, таинственной улыбкой, она напоминает сказочную лисичку.
У Агаты длинный список контактов, у нее много друзей и знакомых, она постоянно всем нужна. Милая кокетка, любит флиртовать и слушать комплименты. У нее завораживающий низкий с хрипотцой голос, от которого замирает сердце, игривый взгляд каре-зеленых широко расставленных глаз. На свидания с ним Агата всегда опаздывает. Сидит до последнего, потом торопливо собирается на ходу, красит губы в лифте и сушит волосы по дороге. На нее невозможно сердиться. Когда Агата смеется, она очаровательно морщит носик. За этот прелестный сморщенный носик Дмитрий готов отдать все.
* * *
– Вау, Инка! Какие цветы, – завопила Вика из ванной комнаты.
– Всего пять тухлых розочек, – хмыкнула Светка. Она прибежала на возглас подруги и опытным взглядом оценила качество цветов.
– А тебе и таких не дарят, – урезонила ее Виктория.
Вика Мохова и Света Васильева ввалились в кухню и с любопытством уставились на Инну. Та невозмутимо заваривала чай.
– Признавайся, Инка, откуда цветы! – набросилась Вика.
– Мужчина подарил, – ответила за нее Света.
– Ну, подарил. Всем чай или кому-то кофе? – спросила Инна.
– Всем, всем! Ты нам зубы не заговаривай. Колись, кто тебе цветы дарит! – допытывалась Вика.
– Тебе же сказали: мужчина!
– Опять темнишь! Всегда ты так. Подруга называется. Мы хотим знать подробности.
– Нет пока никаких подробностей, – вздохнула Инна и, понимая, что девчонки не отстанут, добавила: – Максим с работы.
– Что за Максим? Давно это у вас? – последовали вопросы.
– Мы просто сходили в театр.
– И все?
– Все.
– Там одним театром не ограничилось, – со знанием дела поведала Светлана.
– Давайте пить чай. А то я голодная и замерзла! – пригласила к столу хозяйка.
– Инка поест, отогреется и подобреет, может, тогда еще что-нибудь расскажет, – согласилась Света. Ей и самой хотелось уже что-нибудь съесть.
На столе компанию дожидался горячий чай с ванильными слоеными булочками, которые они купили в пекарне по дороге после прогулки под ледяным ветром. Прогулка была запланирована в Летнем саду, но после сада Мохова всех потащила на выставку в Петропавловскую крепость, и подруги шли пешком через почти шестисотметровый Троицкий мост. Они нагулялись и намерзлись, потом все вместе поехали к Инне.
Ясновская жила одна в своей маленькой квартирке с минимумом вещей. Света и Вика еще не покинули родительские дома. У Светы была своя комната, которую она отвоевала у матери и старшей сестры, а в Викином расположении в ее большой семье находился лишь диван, и тот вечно занятый кем-то из домочадцев. Света и Вика не успели обзавестись собственными семьями, отчего с ними было легко и весело.
– Ну, – напомнила Мохова. – Ты нам еще что-нибудь расскажешь?
– Я вот тут стих сочинила. Про осень.
– Опять стих! – прыснула Света. Судя по гримасе Вики, она была солидарна с Васильевой.
Подруги не понимали ее увлечения стихоплетством. Вика называла ее стихи «хи-хи», а Света говорила: «стишки-грешки».
– Про осень потом. Ты лучше про Максима расскажи, – потребовала Виктория.
– Он симпатичный? – поинтересовалась Света.
– Тебе не понравится, – отрезала Инна.
Васильева выбирала исключительно иностранцев южных кровей. То у нее был роман с греком, то с итальянцем, а то в одно время она чуть не вышла замуж за турка, но в последний момент свадьба расстроилась, и Светке пришлось вернуться на родину. По словам Светланы, ее отвергли родители жениха – они видели в качестве снохи исключительно турчанку.
– Максим светлоглазый и белобрысый. А еще он худощавый, – Инна попыталась погасить интерес подруг.