Читать интересную книгу По следу Сезанна - Питер Мейл

Отказавшись от попыток справиться с курицей, Андре выключил лампочку и откинул спинку кресла. Завтра у него будет вдоволь настоящей еды, с удовольствием подумал он и уснул.

Еще не дойдя до стойки паспортного контроля в аэропорту Ниццы, Андре почувствовал знакомый запах Франции. Он состоял из нескольких компонентов: аромат крепкого кофе, дух табачного дыма, легкий привкус дизельного топлива, шлейф одеколона, благоухание свежей выпечки. Этот запах невозможно было ни с чем спутать, и для Андре он всегда означал новое радостное свидание со страной, в которой прошла большая часть его юности. Все другие аэропорты мира пахли безлико и одинаково. Аэропорт в Ницце благоухал Францией.

Девушка в деловом костюме стояла у черной резиновой ленты и, глядя на проплывающие мимо чемоданы, нетерпеливо кусала губу. Кроме того, она то и дело поглядывала на часы. У нее было очень нью-йоркское лицо: напряженное, сосредоточенное, хмурое. Андре подумал, что бедняжка, наверное, никогда в жизни не позволяет себе расслабиться, и сжалился.

Она ощутимо вздрогнула, когда он дотронулся до ее плеча.

— Похоже, вы опаздываете. Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Сколько им надо времени, чтобы выгрузить багаж из самолета?

Андре пожал плечами:

— Это юг Франции. Здесь ничего не делается быстро.

Девушка снова взглянула на часы.

— У меня назначена встреча в Софиа-Антиполис. Вы не знаете, это далеко?

Бизнес-центр Софиа-Антиполис, который французы называли ParcInternational d'Activités, располагался в горах между Антибом и Каннами.

— Зависит от пробок. На такси — минут сорок пять.

— Ну тогда я успею, — облегченно вздохнула девушка. — Спасибо. А вы знаете, — она чуть было не улыбнулась, — в самолете я подумала, что вы не очень-то любезны.

— Ну что вы, — вздохнул Андре. — Обычно я сама доброта. Он вовремя заметил свою сумку на ленте. — Когда встреча закончится, поскорее выбирайтесь оттуда, — посоветовал он.

Глаза женщины испугано округлились:

— Там опасно?

— Нет, просто кормят невкусно.

Андре кивнул ей, забрал сумку и ушел.

На арендованном «рено» он доехал вдоль побережья до Кань-сюр-Мер и там свернул на Д6, которая, извиваясь вдоль реки Лу, поднималась к деревеньке Сен-Поль-де-Вакс. В воздухе еще стояла колючая утренняя прохлада, но солнце через ветровое стекло уже приятно грело грудь. Вдалеке верхушки гор сверкали белизной на фоне веселого синего неба, и весь пейзаж казался свежевымытым. Манхэттен с его промозглой зимой остался на другой планете. Андре опустил стекло и почувствовал, как прочищается голова, тяжелая после проведенной в духоте ночи.

Он прибыл в Сен-Поль в тот самый момент, когда толстый деревенский жандарм, известный на весь Лазурный Берег тем, что проворнее всех выписывал штрафы за парковку, позавтракав, выходил из кафе. Он задержался в дверях, вытер рот тыльной стороной ладони и неторопливо оглядел маленькую place[2], надеясь обнаружить первого за день нарушителя. Заметив, что Андре останавливает машину на одном из немногих разрешенных для парковки пяточков, он взглянул на часы и, скрипя башмаками, не спеша подошел к машине.

— Bonjour, — кивнул ему Андре.

Жандарм вежливо кивнул в ответ.

— У вас один час. — Он постучал по циферблату. — Потом — contravention[3].

Он поправил солнечные очки и важно двинулся прочь, очень довольный первой за день победой. С каким нетерпением ждал он июля и августа — своих любимых месяцев, когда можно будет целый день с суровым выражением лица стоять у въезда в деревню и заворачивать прочь непрерывную вереницу автомобилей. В хороший день жандарму удавалось довести до белого каления несколько сотен водителей. Вот за такие-то моменты он и любил свою работу.

В кафе Андре заказал кофе с круассаном и устроился у окна, чтобы видеть place, в центре которой круглый год, если только не было дождя, шла оживленная игра в boules[4]. Он хорошо помнил, как впервые, еще ребенком, приехал в Сен-Поль. В те дни на площади вместе с деревенскими стариками кидал шары Ив Монтан, Симона Синьоре курила за столиком и наблюдала за игрой, а в баре отеля напивался Джеймс Болдуин. Мама сказала маленькому Андре, что все они — знаменитости, и он часами наблюдал за ними, прихлебывая через соломинку лимонад.

В свой второй приезд десять лет спустя он влюбился здесь в молоденькую шведку. Они торопливо целовались в узком переулке за почтой, а когда он с разбитым сердцем вернулся в Париж, еще некоторое время переписывались, но постепенно поток писем начал иссякать и наконец совсем пересох. Потом была Сорбонна и новые девушки. Потом годы освоения профессии в Лондоне. А из Лондона, привлеченный американскими гонорарами и заманчивыми карьерными перспективами, он перебрался в Нью-Йорк.

Доев круассан, Андре разложил на столе карту. Старушка-княгиня со своими иконами проживала у Сен-Жанне, в двадцати минутах езды от Сен-Поля. Он решил, что сначала заедет к ней и представится, а уж потом отправится в отель.

Когда под пристальным взглядом жандарма Андре тронулся со стоянки, деревенька только начинала просыпаться. Официант из «Золотой голубки» поливал из шланга мостовую перед входом, и мокрые камни блестели на солнце, как драгоценные. Андре не торопясь ехал в сторону Сен-Жанне, сравнивая пейзаж с двух сторон дороги. Справа, насколько хватало глаз, теснились черепичные крыши и бетонные стены вилл, уступами спускающихся к самому Средиземному морю. Слева над верхушками деревьев поднимались к небу голые, добела выжженные солнцем склоны Коль-де-Ванс. Такие контрасты часто встречаются вдоль южного побережья — как будто кто-то провел черту, выше которой виллам не разрешено подниматься. Андре надеялся, что так оно останется и в будущем. Современная архитектура не входила в число высочайших достижений Франции.

Следуя полученным инструкциям, он свернул с шоссе на усыпанную гравием узкую дорогу, и та привела его в маленький закоулок долины, куда еще не добрались строители. По берегам небольшого ручья было разбросано несколько старых каменных домиков, их стены оживляли яркие пятна герани, а из труб поднимались в небо тонкие струйки дыма.

Андре остановил машину и по старым, выщербленным ступеням поднялся к дверям самого большого из домиков. Два упитанных кота, прищурившись, презрительно наблюдали за ним с каменной стены. Андре вспомнил одно из любимых высказываний своего отца — «Кошки глядят на людей сверху вниз, собаки — снизу вверх, а свиньи смотрят им прямо в глаза», — улыбнулся и постучал в дверь.

С той стороны послышался скрип отодвигаемых железных задвижек, и скоро в узкую щель выглянуло румяное круглое лицо с коричневыми глазами-пуговками и венчиком седых волос. Андре почувствовал, как мимо его ног в дом проскочили коты.

— Мадам, bonjour. Я фотограф из Америки. Из журнала. Надеюсь, вас предупредили о моем приезде.

Лицо нахмурилось.

— Говорили, будет женщина.

— Она приедет сегодня вечером. Мы можем прийти с ней вместе завтра, если вам так удобнее.

Женщина потерла нос искривленным артритом пальцем.

— А где ваша камера? — недоверчиво спросила она.

— В машине.

— Ah bon[5] — Похоже, она пришла к решению. — Лучше приезжайте завтра. Сегодня придет девушка делать уборку.

Она кивнула Андре и прямо у него перед носом закрыла дверь. Он взял из машины камеру и немного поснимал дом снаружи в лучах восточного солнца. В объектив Андре видел, что старуха наблюдает за ним из окна. Интересно, как они поладят с Камиллой. Израсходовав одну пленку, он решил вернуться сюда и поснимать дом при вечернем освещении.

В Сен-Поле Андре сразу же направился в «Золотую голубку», зарегистрировался и, помахивая тяжелым ключом, пошел по коридору в свою комнату. Ему нравилось здесь останавливаться. Отель был простым и не пафосным, больше похожим на загородный дом — правда, только до тех пор, пока вы не начинали приглядываться к картинам на стенах и скульптурам в саду.

«Золотую голубку» сразу после Первой мировой войны основал Поль Роу, бывший фермер, питающий искреннее расположение к голодным художникам. Они кормились у него в ресторане, и, если у них не было денег, что случалось довольно часто, хозяин разрешал им расплачиваться своими работами. Так Поль Роу стал владельцем картин Шагала, Брака, Пикассо, Леже, Боннара и многих других. Вскоре в нем проснулся инстинкт коллекционера, и он начал скупать у художников картины — с большими скидками, надо полагать. В итоге через сорок лету Поля Роу оказалась одна из лучших во Франции коллекций живописи XX века. После его смерти наследникам досталось несколько сотен долларов на счете в банке и целое состояние, развешанное по стенам.