Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- А из Великого Устюга никого нет? - поинтересовался я.
- Нет, кажется... Тань, нет таких? Нету, говорит... А что, там девчонки хорошие?
- Не знаю, не встречал... - задумчиво проговорил я. - Вот мужики там шустрые!
Я уже собрался откланяться, когда подошла еще одна и глухим голосом осведомилась: ты, мол, русский или нет?
- Я? Вообще-то...
- Не вообще-то, а конкретно: русский? А то я не позволю, понял? Мало ли что ты при бабках, придурок, ты мне девчонок из работы на месяц, может, выбьешь! Понял, морда черная?
В этой жизни меня не раз принимали за прибалта, как-то в пылу полемики обозвали евреем, однако на "лицо кавказской национальности" я не походил ни при каком освещении. Недоумение рассеяла одна из сутенерш, шепнув на ухо:
- Это Юлька, ты в голову не бери! У нее недавно кавказцы девочку изнасиловали: покупал один, а завалилось семь человек, даже охранник ничего сделать не мог! Девочка в больнице до сих пор...
Признаться в своем полном банкротстве не хватило духу, и я, сославшись на скорое отправление поезда, направился искать место отдыха. В воинском зале ожидания вповалку лежали матросы срочной службы. Я присел рядом, думая отдохнуть под мирный храп военных (рядом с ними всегда чувствуешь себя уверенней), когда над спинкой дивана возникла голова на длинной худой шее, потом другая, третья... Головы поднимались, будто змеи по сигналу факирской дудочки, и точно так же замирали.
- Ну как мичманюга? - прозвучал приглушенный голос. - Вырубился?
- Полный аут! - ответили.
- Еще бы: я целый пузырек клофелина в пиво влил! Линяем в город, мужики!
Головы моментально превратились в рослых парней, которые спешно стаскивали тельняшки и штаны, разоблачаясь до трусов. Достав из баулов гражданскую одежду, они быстро переоделись, и вскоре лишь короткие стрижки выдавали служивых.
- Ребята, а меня возьмете? - робко попросил один, который не переодевался.
- Нельзя, Барыбин! - хлопнули его по плечу. - Сон начальника надо стеречь. Да и патруль нагрянуть может. Что ты тогда должен сказать?
- Что вместе с мичманом Карелиным перевожу имущество - вот эти баулы.
- Молодец! А мы тебе за это гамбургер принесем!
Приглушенно гогоча и стараясь не топать ботинками, парни покинули зал: их ждала ночная Москва, залитые светом улицы, пивко и водочка, а если денег хватит, и Ирины с Маринами. На эту ночь столичные улицы сделаются для них Елисейскими полями, Бродвеем, Реепер-баном и долго еще будут поминаться в разговорах и сниться во время морских походов. "А помнишь, как было здорово, а?!" "Еще бы: классно оторвались в столице!" Однако коварная Москва могла и закружить, завертеть, бросить в объятия какой-нибудь непроверенной "Ирины", после чего матрос будет тайком глотать трихопол, испытывая зуд в причинном месте и получая насмешки дружков. А еще Москва могла грубо окликнуть стриженых провинциалов, хамски потребовать закурить, а тогда - драка, милиция, дисбат, и, как говорится: напрасно старушка ждет сына домой...
Из воинского зала меня выгнал патруль: гражданским тут делать нечего. Матрос Барыбин уже отчитывался, честно отрабатывая гамбургер, я же спустился в большой зал и приблизился к стоящему на постаменте бюсту вождя. От выпитого перед глазами уже плыло, и на миг показалось: лысина покрывается волосами, на груди появляются ордена, на плечах - плащ, Ленин превращается в отца-основателя Петербурга, я оказываюсь на родном Московском вокзале, откуда до моего дома - десять минут ходьбы, и сегодняшняя ночь исчезает, как наваждение, посланное столицей... Наваждение, однако, продолжалось, на этот раз приняв обличье смуглого мужика в грязной синей куртке. Мужик оценивающе меня рассматривал, ходил кругами, потом приблизился и с акцентом заговорил:
- Друг, не купишь у нас одну вещь?
- Какую вещь?
- Хорошую! Только я не знаю, как она называется. На телевизор похожа, но он почему-то ничего не показывает. Нет, он исправный - в коробке был! Но на Казанском вокзале никто не понимает: как с ним обращаться?! Такие люди глупые! Может, ты знаешь? Ты же из Ленинграда, да? А в Ленинграде люди умные, они во всем разбираются! Пойдем со мной, посмотришь!
Не знаю, что подействовало: то ли мелкая лесть, то ли сознание того, что терять в любом случае нечего. Я хлебнул для храбрости, поставил пустую бутылку перед бюстом и сказал:
- Идем, посмотрим твой "телевизор".
Мы миновали притихший кассовый зал, вышли на улицу и нырнули в длинный подземный переход, соединяющий края площади подобно мосту между Европой и Азией. Я мысленно гадал: кто передо мной - башкир? Таджик? Я мог бы еще долго перебирать народности востока, но смуглый, к моему удивлению, назвался Ионой. Он объяснял, мол, приехали с друзьями из Дубоссар, чтобы заработать денег, и поначалу неплохо получалось: дорогу строили, потом старый дом разбирали на Садовом кольце. Получили деньги, собрались назад в Молдавию, но тут еще халтура подвернулась - двери и окна снять в одном офисе. Что ж, ломать - не строить, сняли и окна, и двери, однако денег хозяин давать не спешил. Неделю ждут, другую - денег нет! Да и заработанные тают, потому что Москва, цены какие! А главное, никуда не пожалуешься, тебя же первого обвинят: нелегальный - давай в тюрьму! Ночевали среди таких же молдавских работяг на Киевском вокзале, но оттуда выгнала милиция, и они поселились на Казанском.
- Попали, значит, во чрево кита? - спросил я.
- Куда попали?
- Иногда кажется, что Москва - это огромный кит, который глотает нас, причем из этого чрева - не выбраться! Знаешь такую историю про твоего тезку?
- Про тезку? Нет, не знаю. А мы в такую историю попали, хуже не бывает! Сломали дверь, которая внутрь вела, думали денег найти. Но нашли только этот телевизор в коробке. Мы не воры, друг, честное слово, просто он нам деньги не платил!
Местный зал ожидания отличался спящими на лавках аксакалами, цветастыми платками и запахом подгоревших чебуреков. Вскоре мы вышли на пути и двинулись вдоль каких-то строений без окон. Темнота сглотнула нас, как жаба двух комариков, но молдаванин Иона в этом "чреве", видно, ориентировался, как в своем родном винограднике. Или он никакой не молдаванин, а просто прикидывается? И меня сейчас трахнут по голове, чтобы найти в карманах шиш с маслом и со злости добить ногами? Впрочем, выпитое притупляло страх, когда же впереди послышались голоса, он и вовсе пропал.
Темноту-жабу прогнал свет костра, вокруг которого толпились люди. Кто-то стоял, засунув руки в карманы, кто-то сидел на корточках, протянув к огню озябшие руки; были и вовсе лежащие в отрубе. Иона что-то крикнул на романском наречии, после чего от костра отделились две фигуры и вместе с нами направились в темноту. Шагов через десять обнаружились сумки, ящики, а за ними - картонная коробка с латинскими буквами. Ее молча распаковали и, вынув небольшой телевизор, выставили передо мной.
- Нет, лучше к огню пойдем! - сказал Иона. - А то здесь не увидишь ничего!
Возле костра стало видно: передо мной - монитор Atari, о чем свидетельствовала надпись ниже экрана. В те годы "писишник" был редкостью, из моих знакомых только Сильвия печатала свои статьи на компьютере, я же, к примеру, пробавлялся машинкой. И потому молчал, погруженный в созерцание технического чуда, купить которое пока не позволяли средства. О, какие непредсказуемые ветра дуют в желудке этого города-кита, какие хитрые лабиринты и ловушки подстерегают попавшего сюда простодушного Иону! Он же не знает, дурачок, что эти экраны оживают только при наличии процессора и клавиатуры с мышкой, а тогда надежда заработать денег и вырваться из чрева химера, и болтание по желудку продолжится, пока Иону не схватят злобные центурионы и не отведут в местный "обезьянник". Стоящие вокруг костра молча смотрели на черный экран, ожидая увидеть то ли выпуск новостей, то ли сообщение о выдаче бездомным пособия, и вдруг показалось, что среди них мелькнул Малеев. Конечно, он здесь! Смотрите, малеевы-ионы, на этот глаз заморского Вия, а он будет смотреть на вас!
Когда я разъяснил ситуацию, послышалась молдавская ругань, русский мат, после чего Иона со злостью пнул монитор. Потом еще кто-то пнул и еще, - чудо техники превратилось в футбольный мяч. Послышался звон стекла, хлопок (разбили трубку?), но "футболисты" не останавливались, с каким-то остервенением долбая несчастный Atari.
- Вот шайтан-арба! - азартно покрикивал мужик в тюбетейке. - Когда разломаешься, а?!
Монитор запихали в костер, но и там обладатель тюбетейки, поднимая снопы искр, старался достать палкой это западное исчадие. Я вдруг подумал, что Патрику бы это понравилось, но попади сюда Сильвия или Франсуа... Зря вы, ребята, откликнулись на смутный зов страны, ударенные кто Достоевским, кто Станиславским, кто своим происхождением, как Джордж, обнаруживший в четвертом колене русскую родню и двинувший в слависты. Пред тем как выдавать сюда визу, я бы каждого в принудительном порядке провел по трем вокзалам: вот эта тюбетейка нравится? А ворюга из Устюга? Нельзя сказать, господа слависты, что эта "тварь дрожащая" долго размышляла над тем, имеет ли она "право", тут все намного проще, так просто, что жутко делается! Чего?! "Скифы"?! Нет, мы не скифы, мы - другие, еще неведомые (даже самим себе) избранники, которые сожгут к едрене фене плоды ваших интеллектуальных усилий, как сожгли этот жалкий монитор!..
- Архив Долки - Флэнн О'Брайен - Русская классическая проза
- Время собирать камни - Владимир Солоухин - Русская классическая проза
- Москва. Лица. Факты. Свидетели эпохи - Леонид Николаевич Лазарев - Биографии и Мемуары / Публицистика / Русская классическая проза
- Отель «Тишина» - Аудур Ава Олафсдоттир - Русская классическая проза
- Том 4. Москва и москвичи. Стихотворения - Владимир Гиляровский - Русская классическая проза