порою очень хотелось, не позволял себе подобной роскоши, опасаясь нажить врага.
Значит, эта часть вопроса решена, Путинцев будет голосовать за Воронцова, но тут возникает главная закавыка: как организуют выборы? Если голосование будет тайным — все прекрасно и замечательно! А если нет? Если Кочеткова, как обычно, закричит, что ей надо в парикмахерскую или в ателье, и женщины, а их большинство, ее поддержат? Им начхать, кто станет начальником, лишь бы не задержаться лишний час на работе. Что тогда? Каждый, естественно, будет на виду. Что может быть хуже открытого голосования!
Тогда уже опасно голосовать за Воронцова: если Гаврюшин одержит верх, он Путинцева с потрохами съест! И поддержать Гаврюшина нельзя — как потом смотреть в глаза Воронцову и его сторонникам?! Плюнуть на все и отдать голос Пилипенко? Но это же верный проигрыш с самого начала. Головоломка! Шарада!
Жили себе тихо, спокойно, так нет, придумали — выбирай руководителя! Другое дело, если бы пришел кто-нибудь из вышестоящей организации и сказал: «Вот вам, братцы, начальник — голосуйте!» И проблем никаких.
Говорят, человек должен действовать сообразно убеждениям, следовать велениям совести, чувствовать себя свободно и независимо. Великолепные слова! А материальную базу под эти слова подвели? Не подвели. Больше того. Сейчас повсеместно идет сокращение аппарата, где найдет себе Путинцев место, если возникнет конфликт с Гаврюшиным?
Нет выхода, прямо беда! Ни одна ЭВМ не справится, какую программу ей ни подсунь. Нет еще ЭВМ, которая разобралась во всех тонкостях и хитросплетениях и выдала однозначный ответ. Стоп! Есть такая ЭВМ — вот!
Путинцев хлопнул себя по голове и возбужденно вскочил с кресла.
— Ты что? — удивленно спросила жена, отрываясь от телевизора.
— Ничего! — весело ответил Путинцев. — Не пойду завтра на работу. Возьму больничный лист.
ПУ!
В троллейбусе какой-то неуклюжий дядя наступил Коровкину на ногу. Факт сам по себе пустяковый, в часы пик всегда битком народу, но Коровкин огорчился. Наверное, причина огорчения крылась глубже, он сегодня на работе поцапался с шефом, остался некоторый осадок, поэтому мелочное происшествие так испортило настроение.
Дома жена Александра на его раздраженные жалобы не прореагировала, а велела мыть руки и садиться за стол. Пока супруги ужинали, Коровкин мрачно молчал и думал, что с женой ему не повезло: нечуткая, легкомысленная, ограниченная. Нет, не о такой жене мечтал Коровкин, надо было ему жениться на Верочке Антоновой, чудесная была девушка!
Но за чаем Коровкин отмяк душой и устыдился своих мыслей. Хорошая у него Александра, красивая, работящая, заботливая. А стычка с шефом и история в троллейбусе — сущие пустяки, не стоят они того, чтобы нервничать и переживать. И в Верочке Антоновой ничего чудесного нет, вертушка и неумеха, до сих пор замуж не вышла, это ли не симптоматично!
Коровкин решил пошутить и этим разрядить обстановку. Он сложил пальцы рук пистолетиком, навел его на жену, щелкнул и сказал: «Пу!».
Поначалу Александра отнеслась к выходке мужа недоуменно и равнодушно, как вдруг ее разобрала досада.
— Целый день как белка в колесе, — произнесла она недовольно. — На работе запарка, дома стирка, уборка, о еде надо позаботиться. Одни магазины чего стоят! А он, видите ли, приходит на все готовенькое и еще в тебя стреляет.
— Так это же шутка! — изумился Коровкин.
— Все равно. В каждой шутке есть доля правды. Я, между прочим, никогда в тебя не стреляла. Убийца! — И заплакала.
Коровкин ошеломленно крутил головой, пытался оправдаться, каялся, но успокоить разобиженную супругу ему удалось не скоро и с большим трудом.
Как ни странно, через несколько дней узкосемейная сценка стала предметом разговоров в учреждении, где Коровкин трудился. Информация поступила от Степановой, женщины любопытной и злоязычной.
— Коровкин чуть жену не убил! — возбужденно поведала она сослуживцам. — Мыслимое ли дело, из ружья в нее стрелял. К счастью, промахнулся. Его Александра соседке жаловалась, а та мне по секрету рассказала. Я с их соседкой вместе в школе училась. Мир тесен.
— Как?! Почему?! Откуда ружье?! — загалдели сотрудники.
— Ружье охотничье, на кабанов с ним ходит, — объяснила Степанова. — Соседка говорила, они мяса не* покупают, дичиной питаются. А стрелял, чтоб от жены избавиться. Наверное, в другую влюбился.
— Он же мог развестись, — задумчиво предположила молоденькая сотрудница.
— Это долгая процедура! — отмахнулась Степанова. — А тут секундное дело. Пальнул — и гуляй!
— Так его бы судили!
— Подумаешь! — Степанова была в ударе. — Отсидел бы и снова женился. Теперь за убийство больше года не дают, и то условно. Нет, Коровкин на все способен! У него и лицо зверское, неужели не замечали?
С того дня сотрудники начали подозрительно приглядываться к Коровкину, отыскивая в его лице кровожадность и иные пугающие свойства. Тут еще у кого-то пропал кошелек, и многие подумали, что это тоже его рук дело, но, к счастью, кошелек нашелся.
Между тем Степанова не унималась. Однажды она сообщила, что Коровкиным заинтересовалась милиция. Оказывается, ружье он хранил незаконно, а за такое по головке не погладят. И еще Степанова сказала, что охотнадзор возбудил против него дело по обвинению в браконьерстве.
Слухи о злодействах Коровкина докатились до шефа. Тот очень испугался и вызвал на совет парторга и профорга. Вместе они решили, что выдвинуть Коровкина на повышение, чтобы от него избавиться, сейчас нельзя, за это не похвалят, коль дело зашло так далеко. Значит, надо срочно отправить его на курсы по повышению квалификации, а там будет видно. В конце концов никакой официальной бумаги о бесчинствах Коровкина они не получали, следовательно, ни о чем знать не знают и ведать не ведают!
Один лишь Коровкин работал, ничего не подозревая, покуда кто-то из местных доброхотов не шепнул об интригах, которые вокруг него плетутся.
Несколько мгновений Коровкин оглушенно молчал, а потом стиснул кулаки и заиграл желваками.
— Будешь в них стрелять? — обрадовался доброхот. — В кого? В Степанову? В шефа? Или дуплетом?
— Нет! — медленно ответил Коровкин. — Не стану.
— Почему? — Доброхот был явно разочарован.
— Понимаешь, если на все обращать внимание, никакой зарплаты не хватит.
— На что?
Коровкин нахмурился:
— На патроны.
РАДИКАЛ
В своей конторе Козырев слыл радикально мыслящим. Чего бы ни коснулся разговор, будь это профилактика преступности или борьба с алкоголизмом, у него всегда наготове собственные парадоксальные и крайне максималистские предложения для решения проблемы. Трудных подростков обоих полов, например, он считал необходимым вешать на фонарных столбах задолго до совершения преступления, а ликвидацию пьянства видел в полном прекращении производства этилового спирта для каких бы то