Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Паяльник! — закричала Зойка.
— Ай! — взвизгнул Теляков.
— Ребята, — закричала Зойка, — человек горит! Штаны Телякова потушили.
— Обжёгся? — участливо спросил Толик.
— Не твоё дело! — Теляков сопел и переминался с ноги на ногу.
— Иди домой! — сказал Виктор Петрович. — А все остальные — стоп! Сначала оборудуем рабочие места. Делаем подставки для паяльников.
Число «пи»
От канифольного дыма щипало глаза. Передав Зойке паяльник, Пим вышел в коридор. Он сел на подоконник и стал смотреть, как в чёрном прямоугольнике окна бродят красные и зелёные самолётные огоньки.
Следом в коридор вышел Рафик. В руках его была книга.
— Ты чего зубришь? — спросил Пим.
— Понимаешь, задачка не получилась. Я думал Виктора спросить. Посмотри, пожалуйста.
Рафик открыл книгу.
«Окружность разделена на четыре равные части. Чему равна длина каждой дуги, если радиус окружности — 20 сантиметров..»
— Здесь надо умножить на «пи», — сказал Пим. — Оно равно…
Он начал листать задачник.
Куда девалось это проклятое «пи»?
Хлопнула дверь.
В полутьме по коридору шёл Ксанф.
— И чего собрались? — начал он, обращаясь к мальчикам. — Сколько раз вам говорили…
Пим закрыл задачник.
— Ксанф, — совершенно серьёзно сказал он, — чему равно число «пи»?
Школьный сторож вздрогнул.
— Три и четырнадцать сотых, — пробормотал он, дёрнул головой, постоял, повернулся и пошёл прочь.
Пим снова открыл книгу. «Справочные величины»… «пи» — 3,14, при точных вычислениях 3,141592…» Он свистнул. Ого! Вот так Ксанф!
— Пим, а почему он знает это? — шёпотом спросил Рафик.
В дверях лаборатории показался Виктор Петрович.
— Ну, воины, пора. Убирайте лабораторию — и по домам.
Пим соскочил с окна.
ЛЮБОПЫТНО: КСАНФ ЗНАЕТ ЧИСЛО «ПИ»!
Инспектор
Как только в класс вместе с Лидией Гавриловной вошла полная женщина в пенсне и с портфелем, все поняли — инспектор.
Инспектор села рядом со Степаном.
— Начнём урок, — сказала Лидия Гавриловна. Она заметно волновалась.
Первой она вызвала Зойку. Зойка рассказала о болдинской осени, о сказках Пушкина, о Татьяне.
— Татьяна всю жизнь любила Онегина, а у того настоящая любовь прошла мимо, и он уехал путешествовать. Им овладело беспокойство, охота к перемене мест…
Лидия Гавриловна весело поморщилась: ни болдинская осень, ни Онегин в программу не входили.
Инспектор слушала, полузакрыв глаза, и довольно кивала. Вдруг она заметила стоящего у задней парты Телякова.
— А этот мальчик почему стоит? Он, наверное, хочет дополнить?
— Я не хочу дополнить, — сказал Теляков.
— Он вчера сел на паяльник, — объяснил Пим «Инспектор строго посмотрела на него. Пим проворно закрыл тетрадь. В тетради по литературе был нарисован кит.
… Когда кит ныряет за добычей, он может почти час гнаться за ней не всплывая…
Лидия Гавриловна вызвала ещё Толика, а потом сама прочла наизусть стихотворение Пушкина «Кавказ».
«И бьётся о берег в вражде бесполезнойИ лижет утёсы голодной волной…»
Читала Лидия Гавриловна хорошо.
В классе было тихо. Когда урок кончился, инспектор поднялась и подошла к Лидии Гавриловне.
— Поздравляю вас, — сказала она. — Хотя у меня есть пожелания методического плана, но остальное хорошо. Видно, что вы любите поэта и сумели свою любовь передать детям. Девочка, которая отвечала, знает материал, как восьмиклассница. Очень вдумчивый мальчик, хотя и экспансивный, сидел на второй парте. По его лицу было видно, что у него есть вопросы. Кстати, где он?
Позвали Пима.
— У тебя были вопросы во время урока? — ласково спросила инспектор. — О чём ты думал?
Пим покраснел.
— Не стесняйся, можешь задать этот вопрос мне. О чём ты думал, когда девочка так поэтично рассказывала про осень?
— Я думал, почему кит может сорок минут не дышать под водой, — сказал Пим.
Это сплошной ужас!
У Лидии Гавриловны вздрагивали плечи. Перед ней стоял Виктор Петрович.
— Да успокойтесь же, успокойтесь, — говорил он.
— Вам легко говорить, — прошептала Лидия Гавриловна. — У вас педагогический талант. А я… пять лет училась, преподаю третий год — и всё не так.
— Что вам сказала завуч?
— Зинаида Фёдоровна… сказала: «Вы распустили класс. На уроке у вас стоят. Бросают реплики. Один ученик нагрубил инспектору». А он не грубил. Это Меньшиков. Он сказал правду. Он действительно думал о китах.
Виктор Петрович улыбнулся.
— Распустили класс… Какая ерунда! Вы сами прекрасно знаете, что это не так. Вот вам носовой платок, вытрите слёзы. Это ещё не худшее, что будет с вами в жизни. Я оптимист.
Лидия Гавриловна кивнула.
Прозвенел звонок. Виктор Петрович кашлянул, постоял и направился к дверям девятого «б».
Лидия Гавриловна подняла голову. На сером, истёртом каблуками полу лежали оранжевые квадраты света. За высоким, с откинутой фрамугой окном светилось молодою листвой шелковичное дерево. На ветке, против окна, сидели два скворца.
Лидия Гавриловна прижалась щекой к тёплому стеклу. Постепенно боль и обида прошли.
И зачем только Зинаиде Фёдоровне было кричать: «Это сплошной ужас!»?
Лидия Гавриловна постучала пальцем по стеклу. Скворцы повернули к ней головы.
— Скворушки, скворушки, — сказала она, — я вас знаю, у вас жёлтые носы!
Птицы согласно забормотали.
Южное сияние
Наступил май. С машиной надо было торопиться. Работали каждый день.
— Сегодня начнём монтировать, — сказал Виктор Петрович.
Вечером Пим и Зойка встретились по дороге в школу. Шли по шоссе. Дымилась степь. На горизонте туманной полосой голубело море.
Громыхая и урча, их обогнал самосвал. Он двигался как слон. Чёрные ядовитые клубы висели за ним в воздухе.
— Ух, и отрава! — сказал Пим.
Зойка посмотрела наверх. Вверху было небо. Жёлтое с зелёной полосой. Еле приметная облачная полоса…
Когда Зойка была маленькая, они с матерью жили в Ленинграде.
Как-то она вышла на балкон и увидела небо. Жёлтое небо с зелёным заревом. Зарево разгоралось, обняло полнеба, а затем, задрожав, начало гаснуть.
— Это северное сияние, — сказала мать.
…Зойка посмотрела снова вверх. Зелёная полоса змеилась и медленно уплывала на запад.
— Чего ты? — спросил Пим.
— Видишь, — сказала Зойка, — полоса? Однажды в Ленинграде я видела северное сияние… Может, и это?..
— Тоже ещё сказала, — засмеялся Пим. — Южное сияние, что ли? Это истребитель пролетел. Выхлоп у него знаешь какой здоровый! А зелёное — потому что закат.
Заурчал второй самосвал. Пим поморщился.
— Носит их, — сказал он. — Такая отрава. Дышать нечем.
— И всё-таки это сияние, — тихо сказала Зойка.
Зойка
Отца Зойка не помнила. Отец умер, когда ей ещё не было года. Зойка росла у матери одна. Мать работала врачом. Она была легка на подъём. Часто меняла города. В каждом городе покупала кровать, книжный шкаф и письменный стол. Уезжая — оставляла соседям.
Последний год они жили на Ладоге. На острове.
— Нет, — сказала однажды мать, — тебе надо уезжать. Это не учёба — ходить по льду в школу. Пол зимы училась, пол — гуляла. Я напишу брату в Крым.
Был май. Холодный, солнечный май. Зойка вышла из дома и лесом пошла на северный берег к Монастырской бухте.
Бухта открылась вдруг.
Она начиналась у горбатого скалистого мыса, плавной дугой вдавалась в берег и заканчивалась у развалин монастыря.
В монастыре двести лет назад останавливался проездом Пётр Первый.
Серые скалы с частоколом бронзовых сосен поднимались над озером. У развалин светилась песчаная коса. Добела перемытый волной и дождём песок клином уходил в синее озеро-море.
Никто ещё не был здесь с зимы. Ни один след не пятнал сияющую выпуклую поверхность косы.
Подойдя к развалинам, Зойка остановилась. Был штиль.
Цепляясь за кирпичные обломки, Зойка по монастырской стене спустилась к озеру.
Нехоженая дорога начиналась у её ног и тонула в неподвижной воде.
Зойка поставила ногу на песок. С тихим хрустом надломился верхний, спрессованный ветром слой.
Она сделала шаг. Второй. Песок тонко запел. Она сделала ещё десяток шагов и остановилась. Было тихо. Совершенно тихо. Ей сделалось страшно. Зойка бросилась назад. На вершине скалы она обернулась. Внизу на литой нехоженой поверхности косы чернела оборванная цепочка следов.
- Никогда не угаснет - Ирина Шкаровская - Детская проза
- Море Прощения - Дарья Донцова - Прочая детская литература / Детская проза / Прочее
- Разгневанная земля - Евгения Яхнина - Детская проза