Читать интересную книгу НаСССРи - Виктор Телегин

– Скорее, Толик. Мне не терпится увидеть их.

Толян трусцой направился за ней.

Ему было не по себе. Сейчас он увидит Берлогу и берлогеров. Неужели, все они такие, как Анечка? В имперской газете их называют кровопийцами и отступниками, этих берлогеров.

Но Аня… Аня она хорошая. Она не кровопийца и не отступник.

Толян представил, что этот ублюдок-Андрюха мог тогда, у железки, убить ее. Ему стало плохо.

Впереди раздались рыдания Ани, и Толян ринулся вперед.

Девушка сидела на земле около бетонной таблетки, вошедшей глубоко в почву.

– Что это?

– Что? Дурак, это Берлога! – истерически закричала Аня. – Твой Путин убил их всех.

Толян обошел таблетку вокруг и все понял. Берлога – это бункер, подземное убежище. Там, в глубине, были люди и кто-то залил этих людей бетоном. Кто-то? Кто же? Путин?

Аня рыдала.

Толян подошел, дотронулся до хрупкого плеча. Девушка обхватила его за шею, сотрясаясь от рыданий.

Теперь у нее никого-никого не осталось. Чирикова, Навальный, Гельман, Венедиктов, Кичанова, Адагамов, Немцов, Понамарь, Гудок – все они, там, на дне, в своих постелях, под многотонным бетонным столбом. У нее остался только Толик. Ее Толик.

Девушка крепко прижалась к груди гвардейца.

Берлогу ликвидировали утром 3 июня 2017 года. Колонна БЕЛазов, бетономешалок и подъемный кран выдвинулась из городка Бутримовск, еще в сумерках, чтоб не дай бог, местные жители чего не заподозрили. Прямо на месте был изготовлен бетон и несколько грузовиков-исполинов одновременно залили в горло Берлоги жидкую массу.

– Теперь не вылезут, крысы, – сказал, смеясь, бригадир.

Эту фразу применительно к данной ситуации запомнил молодой водитель БЕЛаза Говоров, впоследствии, в 2024 году – президент новой России.

Пункт 9

Лейла Абдурахманова прибыла в аэропорт Столыпина ранним утром 28 августа 2016 года, за два часа до начала посадки на регулярный рейс Аэрофлота Столыпин-Владибург. Привезший ее Абдул Кизлярский передал женщине билет и деньги – четыре тысячи долларов – четыре аккуратные пачки, каждая перехвачена резинкой. Одну пачку Лейла уже успела всучить начальнику охраны аэропорта, чтобы беспрепятственно оказаться в зале ожидания.

Все прошло гладко, и теперь женщина сидела у витражного окна, разглядывая других пассажиров. На рейс 245, судя по всему, собиралась сесть группа детей с воспитательницей.

Что-то ткнулось в ногу Абдурахмановой.

Мячик.

Карапуз в шортах и матроске подбежал к Лейле, поднял мячик. Женщина уловила сладковатый запах детских волос.

Кроме детей посадки ждали несколько пожилых женщин, влюбленная парочка, два полицейских и китаянка, читающая книгу. Китаянка была красивая. Взгляд Абдурахмановой отметил васильковое платье открывающее стройные, загорелые ноги, высокую грудь, плавно поднимающуюся и так же плавно опускающуюся. Обута китаянка в легкие сандалии, демонстрирующие городу и миру аккуратные пальчики с ярко-красным педикюром. Такие пальчики приятно держать во рту, посасывать. А еще приятнее, когда они щекочут твой клитор… Лейла заерзала на стуле.

Китаянка захлопнула книжку, спрятала в сумочку.

Сердце Абдурахмановой почему-то забилось быстрее.

Китаянка подняла глаза, посмотрела на Лейлу. Долго, строго. Встала и проследовала мимо Лейлы к туалету.

Абдурахманова вспомнила суровые наставления Абдула Кизлярского, его несвежее лицо, запах изо рта… Мужик… Мерзкий, вонючий мужик.

Язык Лейлы жаждал клитора. Она поднялась и направилась за китаянкой.

Абдурахманова замерла перед рядом белых кабинок. В одной из них скрывается красивая китаянка. Уже пописала и ждет Лейлу. Какой приторно-сладкий вкус у только что пописавшей вагины!

Лейла пошла вдоль кабинок, прислушиваясь.

Белая дверь внезапно распахнулась перед женщиной и ударила ее в лицо. Абдурахманова охнула, падая на пол. Из кабинки вышла китаянка. Она улыбалась.

– Я… я, – залепетала Лейла, размазывая по лицу хлещущую из носа кровь. – Я просто пописать…

В глазах китаянки сидела смерть. Абдурахмановой стало так страшно, как никогда в жизни. Даже во время зачистки в лесах Урус-Мартановского района.

– Кто ты? – простонала она.

Си Унь приблизилась к Лейле и наступила ногой ей на живот. Взрывчатка вдавилась под ребра Абдурахмановой.

– Рожать собралась? – холодно спросила Си Унь.

– Да, я беременная, – соврала шахидка.

– Рада за тебя.

Си Унь вынула из сумочки небольшой пистолет с глушителем. Абдурахманова следила за ней, как кролик за выписывающим коленца удавом.

– Не подумай, что мне жалко самолет, – сказала Си Унь. – Просто мне нужно лететь.

Шахидка заплакала, глядя в дуло пистолета. Ей вдруг чертовски, до боли, до дрожи захотелось жить. Но жить было нельзя.

Си Унь спрятала пистолет, и, ухватив шахидку за ноги, втянула труп в одну из кабинок. Плотно закрыла дверь. Подошла к рукомойнику, вымыла и высушила руки. Посмотрела в зеркало. Вынула из сумочки красную помаду.

За иллюминатором кучерявились облака.

Дети просили стюардессу принести лимонаду. Одна старушка усердно молилась. Пожилой мужик сбоку разглядывал ноги китаянки.

А Си Унь читала книжку. Книжка называлась «Околоноля».

Пункт 10

3 марта 2017 года

«Трясясь в пломбированном вагоне… Черт, не так»

Алексей отошел от окна, за которым наматывались на клубок пустоты версты Империи. Сел к столику, отпил из пластиковой бутылки сыворотки.

Он знал, что приказ Путина о его ликвидации усилен особым приложением; что по следу идет Спецподразделение Нацгвардии – отборные ублюдки, кормящиеся с руки Вождя; что Берлога и ее жители находятся под угрозой. Знал, но в данную минуту почему-то думал о запавшем в голову дурацком стихотворении.

«Трясясь в вагоне… В каком вагоне, черт подери?»

Рука потянулась за сигаретами, и он вспомнил.

– В прокуренном! – голос Алексея распространился по пустому купе, как огненный шар при взрыве газа.

– Трясясь в прокуренном вагоне… Как там дальше?

Поезд замедлил ход. Показалась станция.

«Он стал безмолвным и смиренным».

Ну, нет, суки! Не дождетесь, чтобы он, Алексей Навальный, лидер свободцев (по имперской терминологии, берлогеров), стал безмолвным и смиренным. Мы будем бороться. Мы еще живы. Путин не сможет спать спокойно.

Поезд дернулся и остановился.

«Что такое?»

Алексей подошел к окну.

Полустанок. Похожее на деревенскую избу здание вокзала. Табличка: «147 км». Ни души. Сто сорок семь километров до Владибурга. До столицы Империи. До логова Путина.

«Почему стоим?»

За зданием вокзала – черный мартовский лес. Мрак.

Алексей смотрел в окно. Он все ждал: сейчас платформа заполнится людьми в форме Личного Батальона, начнется проверка поезда. Но этого не случилось.

Поезд тронулся.

Алексей выдохнул, взял бутылку с сывороткой. Отхлебнул.

Пока все идет по плану. Через два часа он будет во Владибурге, где его ждет встреча с загадочным мистером Б.

Навальный вспомнил разговор с мистером Б по Телефону. Свободцам стоило колоссальных трудов установить соединение, внедрившись в линии китайской сотовой компании. Ради этого соединения погибла Воробушек. Мистер Б. говорил очень убедительно. Он назвал Код Немцова. Ему можно верить. Наверное.

«Наверное, можно верить», – Алексей достал сигарету, закурил.

Поднялся, подошел к зеркалу на двери купе. На него смотрела несимпатичная черноволосая женщина с ярко-накрашенными губами, с неаккуратно подрисованными глазами, одетая в кофточку с вырезом из которого выглядывали сиськи. Конспирация, блядь.

Поезд пошатывался от скорости.

Алексей почувствовал голод, наклонился, чтобы поднять сиденье и достать тормозок, заботливо собранный Кичановой.

Тут-то все и произошло.

Что-то громыхнуло. Алексей ударился головой об полку, упал. Снова грохот. Навального подкинуло, швырнуло к потолку, потом он закувыркался, ударяясь о твердость вагона.

Последнее, что мелькнуло у него в голове:

«Нечеловеческая сила в одной давильне всех калеча».

Пункт 11

3 марта 2017 года

Последствия катастрофы были чудовищными.

Чиновник для особых поручений Фондорин понял это сразу.

Скорый лежал под откосом, несколько мощных елей, переломленных, как спички, придавили его к земле.

Однажды в детстве (таком далеком!) Петр Эрастович наблюдал, как его дед выволок из погреба крысу. Ножи крысоловки перерубили зверю хребет. Так вот поезд напомнил Фондорину ту крысу.

– Петр Эрастович, – скользя по грязи, к нему спешил следователь прокуратуры Горчаков с двумя амбалами – полицейскими и священником. Как ни были черны думы Петра Эрастовича, он не мог внутренне не улыбнуться комизму, с которым святой отец подобрал подол рясы, стремясь не окунуть его в слякоть.