Читать интересную книгу Огненный крест - Н. Денисов

Шёл второй час ночи. Петя оказался наготове, то есть обутым одетым, он перелистал страницы нашего детища, ну конечно, «пахнущего типографской краской» (оглушительный репортёрский штамп!), хмыкнул удовлетворенно-радостно и немедленно исчез в ночи. Явился так же скоро, как и по-шпионски тихо уходил во тьму, принёс необходимое, водрузил с глухим, но достойным стуком на стол.

– У таксистов купил?

– Да есть у меня тут точка...

В первые дни нового года «ТЛ» появилась в киосках города и области. Тридцатитысячный тираж, мы ревниво проследили, разошелся в три дня. Посыпались устные и письменные отклики. Не все местные послания ласкали душу, но дальние письма – тешили самолюбие. В почту с тюменских – заполярных и южных лесостепных! – широт вклинивались корреспонденции из Крыма, обеих столиц – Москвы и Питера, Прибалтики, где не довелось мне бывать «ни при какой погоде», но зато залетело послание с «проклятой» Колымы, знакомой по арктическому рейсу лета семьдесят восьмого года!

Дивились: эвон куда летит наше издание! «Держитесь, ребята!» писали нам единомышленники. Перестройщики всех времен и народов, завтрашние перевёртыши из КПСС и ВЛКСМ, ощетинились. Ставший жутко демократическим «Тюменский комсомолец», по-шулерски смахнув со своей первой полосы портрет товарища Ленина, заменив его на лик менее лысого «вождя» Николая Бухарина, которого даже его единомышленник Лев Троцкий называл «Колей-балаболкой», тиснул заметку, где назвал нас «фашистами». Мы готовили отпор, но, естественно, могли выстрелить в ответ не раньше как в следующем номере!

В телевизоре, потрясая всех клетчатым пиджаком, калифствовал самоуверенный Собчак, тесня всем уже надоевшего Горбачёва. Вскакивали со своих депутатских кресел и кричали различного пошиба полковники, набирала симпатии публики чеченка Сажи Умалатова, постоянно прорывался к трибуне непрерывно транслируемого съезда народных депутатов Верховного Совета СССР отец водородной бомбы – академик Сахаров, юродиво клоня академическую головку, бормотал обещавшую «свободу» невнятицу, которой горячо хлопала галерка с прибалтами и прочими сепаратистскими элементами.

В когорте местных патриотов, где оказались и мы со своей газетой, активничали Саша Репетов, Коля Павлов, Сергей Васильев, Петя Змановский, Павел Карабатов, Ольга Казанцева – ядро русского патриотического клуба «Отечество». Они помогли подготовить нам вечер-презентацию. И в февральский день выхода второго номера «ТЛ» публика заполнила весь – на семьсот кресел! зрительный зал Дома культуры «Строитель». Пришли единомышленники, подтянулись и ярые супротивники. Телекамеры записывали и выдавали, кажется, в «прямой эфир» двухчасовое по времени «ристалище», с которым в обрамлении пронзительных юпитеров, завезенных с телестудии, и черных одеяний местных священников, их больших крестов на облачении, управлялся я в качестве ведущего вечера.

Служителей церкви, конечно, привлекло то, что «ТЛ» первая в тюменских весях заговорила о важности для русских Православия. И то, что лицевую страницу первого номера украсил редкий и замечательный в искусстве фотографии снимок Ивана Сапожкова: могучий поп, вознеся над головой восьмиконечный крест, благословляет действия мощного вертолёта «Ми-6», устанавливающего крест на шпиль колокольни Тобольского кремля.

Писатель Константин Лагунов, встретив меня в те дни, спросил:

– Как ты решился поставить такой снимок на первую полосу? В обкоме ещё не отреагировали?.. Не лез бы ты на рожон!

Обком КПСС промолчал. Зато вскоре пришло письмо, «усеянное» штампами и множеством ярких иностранных марок на конверте:

«Венесуэла. Каракас. 7 марта 1990 г.

Глубокоуважаемый господин редактор!

На днях попалась мне Ваша газета «Тюмень литературная», которую я с интересом прочёл. Хотя нас разделяют и континенты, и 70-летнее воспитание, но всё же то, что Вы пишете и проповедуете в Вашей газете, нам, русским, живущим в чужих странах и условиях, родственно близко, и мы не потеряли с Вами одно и то же направление.

Всё, что у Вас происходит, нас интересует, волнует и мы переживаем вместе с Вами. Мне было приятно получить газету из далёкой провинции, и увидеть, что вся страна охвачена одними мыслями и желаниями.

Наша Русская колония, а нас 5000 человек, получает столичные (из Москвы) газеты, но меня лично интересует, что думает и как реагирует на все перемены наша провинция, поэтому я Вас очень прошу присылать мне Ваше издание. В свою очередь, если у Вас будут к нам какие-то интересующие Вас вопросы, не стесняйтесь и спрашивайте. Насчет расходов по пересылке, думаю, что уладим, так как многие из нас теперь летают в Москву.

Бог на помощь Вам и Вашим сотрудникам.

Уважающий Вас Георгий Григорьевич Волков».

Столь неожиданное послание из невыразимо далекой страны, конечно, вновь приласкало душу, но больше всего меня подивило как бы мимоходное – «на днях попалась мне Ваша газета», и вовсе оглушительное для советской провинции – «господин редактор», на что ответсек газеты Володя Жерновников заметил: «Давай дадим все это в следующем номере!» – «Согласен! Для укрепления контактов...»

Письмо это мы напечатали в третьем номере газеты, которую послал я по заграничному адресу. Контакт закрепился. И где-то к осени в писательской организации Тюмени нашел меня междугородний звонок из Москвы. Звонивший назвался «Волковым из Каракаса». Гостил он в России вторую неделю, побывал уже на юге у родственников, а теперь вот собрался совершить «паломничество» в древний Тобольск. И едет через Тюмень таким-то поездом. На вокзале мы встретили гостя нашей оравой газетчиков, раздобыв в облисполкоме по сему случаю белую «Волгу» заместителя председателя областного Совета депутатов трудящихся. Во втором микрорайоне, в моей девятиэтажке, на третьем этаже ждал нас, накрытый Марией, стол с фаршированной щукой, зажаренным долгоногим бройлером, осенне-сибирскими салатами и энным количеством раздобытых бутылок водки и коньяка. На сию трудоёмкую «операцию» в самый пик борьбы за горбачёвскую трезвость пришлось привлечь немалые силы городских знакомых.

Гость пробыл у меня в Тюмени четверо суток, потом, встреченный тоболяками, погостил в древней сибирской столице, вернулся в свою жаркую страну, где и я теперь – под живописные крики попугаев за ранним окном – обрывочно вспоминаю свой путь сюда, куда я, хоть и достаточно бывалый человек, поехал с «ответным визитом», как говорят, очертя голову, в полном неведении перед одиночным путешествием со ста американскими долларами в кармане, которые представлялись мне вчера еще «значительной суммой».

Оформив загранпаспорт, за семьдесят четыре советских рубля я привычно «покрыл» на самолете расстояние от Тюмени до Москвы. И, поджидая рейс на Кубу, раздобыл у московских друзей учебник испанского языка, русско-испанский словарь, засел в одиночном номере гостиницы «Центральная» за изучение необходимых «фраз» и «выражений», как обычно делали мы, мореманы, перед приходом в тот или иной загранпорт.

За окном кишела какой-то сумеречной и невообразимо подо зрительной толчеей перестроечная столица, обрастая блошиными рынками, порнографическими газетками, откуда-то повылезавшей рванью и нищетой, заунывными скрипками и аккордеонами в под земных переходах и перед станциями метро. Невиданный ранее бардак и упадок царил и в билетных кассах. На мои просьбы выдать билет на самолёт – отправляли по иным адресам, мотался я туда сюда. Наконец, произнося самому себе буэнос тагдес, то есть доброго дня – на певучем испанском, присел за гостиничный стол торопливо известить домашних моих о том, что ждёт меня через несколько часов:

«Дорогие Маша, Ирина и Наташа! Я всё ещё в Москве. Поздно вечером еду в Шереметьево, чтоб утром в 9.40 лететь. Билет на необходимый более ранний самолёт так и не сумел достать. Нет, говорят, мест. Да, ещё придётся билет от Гаваны до Каракаса брать там, на Кубе. Видите ли, им, то есть Аэрофлоту, «невыгодно» продать мне билет в Москве. Вот такие крючки обнаружились! Я уж расстроился, думал, что придётся возвратиться в Тюмень, но потом и предложили в кассе этот «кубинский вариант». Ну, с Богом, как говорят. На Кубе, из-за опоздания, придётся день и две ночи бичевать. Запасаюсь на прожиточный минимум едой. С тоской вспоминаю о неразумно оставленных дома на столе огурцах и колбасе. Москва полуголодная. Тоска. Всё по каким-то визиткам продают. Но... расческу за 20 копеек мне «так» продали. Купил ещё для Г. Волкова водки три бутылки. За одной выстоял очередь в Елисеевском гастрономе (больше одной в руки не дают!), две другие купил у каких-то бабёнок с рук. А то московские ребята меня тут устыдили: «Это, – сказали, – единственное, чем мы можем козырнуть перед иностранцами!» Ладно, посмотрим... Деньги, увы (дополнительно хотел), не поменяли. Лечу с тем, что есть. Дал в Каракас телеграмму, чтоб десятого встречали. Настроение – аси, аси (исп.) – так себе. Ес уна ластима. Ну, ничего. Ваш... 7.05.1991 г.»