что ты прекрасно справишься и сама. Иди и сделай то, что папа велит.
Папа отвернулся к стене. И, не глядя на меня, проговорил:
– Пожалуйста, Анабель. Сделай, как я прошу.
По пути на улицу я заглянула в свою комнату, где в темноте меня дожидался Ватсон, тяжелый и незыблемый; оранжевые огоньки его глаз горели во мраке, будто свечи.
– Мне проводить вас, мисс Крисп? – спросил он. Я вспомнила героя, в честь которого назвала его, и почувствовала себя дурочкой. Джон Ватсон, литературный персонаж, был отставным солдатом, умелым бойцом с острым умом. Мысль о том, что кухонный Автомат сможет меня защитить, была абсурдна, и он это уже доказал.
– Нет, – сказала я. – Ты бесполезен.
Ватсон развернулся и ушел обратно в мою комнату. Когда он отвернул от меня голову, я перестала видеть свет его глаз. Мне почудилось в этом предзнаменование.
Закусочная стояла всего в паре кварталов от нашего модуля. Взглянув вдоль дороги, выходившей на главную площадь, я увидела, что фильм остановили, а экран свернули и убрали. Люди поднимали расставленные рядами стулья и уносили их обратно в классные комнаты и церкви. Какая-то женщина, увидев, что я прохожу мимо, что-то мне крикнула, но я не стала останавливаться и выяснять, что именно.
В закусочной собралось несколько мужчин; там было так же ярко и людно, как в обеденный час в будний день. Толкнув входную дверь, я очутилась в эпицентре дискуссии о том, что следует предпринять.
Уолли Бейкерсфилд, грузный, средних лет шериф Нью-Галвестона, как раз капитулировал.
– Погоня в такой поздний час может быть опасна, – заявил он. Услышав это, я едва не рухнула на колени. Мне ведь казалось, что решение здесь может быть только одно и все поддержат его единогласно. То, что именно шериф Бейкерсфилд предлагал склонить голову перед этими подонками, высвечивало в наших сердцах слабость, в существование которой всего час назад я бы не поверила. Мне вспомнился папа, которого рвало в ведерко. – Лучше дождаться утра, – продолжил шериф. – Тогда на нашей стороне будет дневной свет.
– К тому времени они уже будут за многие мили отсюда! – завопила я. Несколько мужчин, не заметивших, как я вошла, обернулись ко мне; выражения их лиц были так же разнообразны и туманны, как их перепуганные сердца. – Они скроются в пустыне! Вы все это понимаете!
Высокий светловолосый мальчишка – один из сыновей фермера Данна, мускулистый олух по имени Фенрис, – положил мне на плечо руку и предложил вернуться к отцу, который наверняка нуждается в помощи дочки. Он улыбнулся мне так, как улыбаются расшалившимся детям или добродушным собакам на пике воодушевления.
Я хотела уйти. Я была маленькой девочкой, окруженной лесом высоких мужчин с громкими мнениями; свои я обычно высказывать тоже не стеснялась, но в компании сверстников. А это были взрослые, привыкшие, что их принимают всерьез, привыкшие подходить к трудностям с мудростью и тщанием, а самое главное – привыкшие, чтобы при этом у них над ухом не зудели маленькие девочки.
Но мне казалось неправильным оставлять закусочную на эту толпу рассерженных мужчин. Их собралось уже девять или десять, они бродили из стороны в сторону, будто муравьи рядом с разрушенным муравейником, и громко разглагольствовали о том, что сделали бы, окажись они тут вовремя, и о том, что теперь, когда все закончилось, нужно вести себя благоразумно.
Один из них вышел из кухни и сказал, что ее обчистили полностью; не осталось ничего. Они обсудили будущее моего отца и пришли к невеселым выводам.
– Слишком рискованно было держать столько еды в одном месте, – сказал кто-то. – Он напрашивался на неприятности.
– Боюсь, что, если бы бандиты не успели раньше, очень скоро это сделал бы кто-то из нас.
– Да перестань, Джейкоб…
– Ты знаешь, что я прав. Все будет только хуже. Попомни мои слова. Стоит только кладовым опустеть – увидишь, что начнется.
– Мы – богобоязненные люди, – заявил кто-то еще. – А не дикари. Господь поможет нам это пережить.
– Господь на эту каменюку и носа не казал. Она не просто так красная. Красная и холодная.
– Смотри, чтобы отец Спайви тебя не услышал! А то он нас в проповедях утопит. – За этим последовал непринужденный смех.
Я не могла больше терпеть. Эти мужчины трепали языками так, будто вышли покурить после ужина.
– А как насчет воров, которые вломились сюда, напали на моего отца и ограбили нас? Почему вы тут болтовню разводите, будто философы какие-то, вместо того, чтобы отобрать у них то, чего мы лишились? Их было всего трое! – Я повернулась к шерифу. – Одного зовут Сайлас, и он из Мотыльков! С ними была женщина, толстая, с короткими черными волосами! И еще у двоих глаза зеленым светились.
Шериф отвел взгляд. Вид у него был встревоженный, и я подумала, что знаю почему.
– Дигтаун, – сказал кто-то.
– Соберите мужчин, которые не боятся темноты, и притащите их обратно!
– Придержи свой неучтивый язык, юная леди!
Это сказал Джеремайя Шенк, самый омерзительный человек на Марсе. Он был высоким и чрезмерно худым и – я была в этом уверена – находился в фаворе у Дьявола, под чьим одобрительным взглядом лицо мистера Шенка искажала неизменно насупленная гримаса. Он был городским сапожником, и не слишком-то хорошим. Я до сих пор искренне верю, что он специально делал каждый ботинок чуть меньше, чем нужно, чтобы привести общий дух колонии в соответствие с его собственным.
– Ты что, хочешь, чтобы в темноте нас застали врасплох, как ягнят? Хочешь, чтобы они набили свои кладовые нашим мясом? Ты – ребенок и смотришь на мир по-детски. Возвращайся к своему папочке, как тебе велели.
Слышать, как он мне приказывает, было особенно унизительно; все знали, что собственные дети мистера Шенка сбежали в Дигтаун, как только умерла его жена. С моей точки зрения, он не имел никакого права мной помыкать.
Я снова почувствовала на своем плече руку. Фенрис склонился к моему уху и сказал:
– Пойдем, Анабель. Ты тут ничем не поможешь.
– Но я должна запереть двери, – слабо запротестовала я и ощутила, как в глубине глаз нарастает жар слез. Эта закусочная принадлежала моему отцу, моей маме и мне тоже. И за сегодняшний вечер сюда дважды вторглись отвратительные наглые болваны, расхаживавшие по ней так, словно были ее хозяевами. Сама мысль о том, чтобы оставить их здесь, будто толпу буйных мальчишек в комнате, полной хрупких вещей, была невыносима. Я словно расставалась с чем-то драгоценным.
– Я провожу тебя до дома, – предложил Фенрис.
– Твоя помощь была мне нужна несколько часов назад. А теперь я