1901
СТАНСЫ НОЧИ
О. П. Хмара-Барщевской
Меж теней погасли солнца пятнаНа песке в загрезившем саду.Все в тебе так сладко-непонятно,Но твое запомнил я: «Приду».
Черный дым, но ты воздушней дыма,Ты нежней пушинок у листа,Я не знаю, кем, но ты любима,Я не знаю, чья ты, но мечта.
За тобой в пустынные покоиНе сойдут алмазные огни,Для тебя душистые левкоиЗдесь ковром раскинулись одни…
Эту ночь я помню в давней грезе,Но не я томился и желал:Сквозь фонарь, забытый на березе,Талый воск и плакал и пылал.
СТАРЫЕ ЭСТОНКИ
Из стихов кошмарной совестиЕсли ночи тюремны и глухи,Если сны паутинны и тонки,Так и знай, что уж близко старухи,Из-под Ревеля близко эстонки.
Вот вошли, — приседают так строго,Не уйти мне от долгого плена,Их одежда темна и убога,И в котомке у каждой полено.
Знаю, завтра от тягостной жутиБуду сам на себя непохожим…Сколько раз я просил их «Забудьте…»И читал их немое: «Не можем».
Как земля, эти лица не скажут,Что в сердцах похоронено веры…Не глядят на меня — только вяжутСвой чулок бесконечный и серый.
Но учтивы — столпились в сторонке…Да не бойся: присядь на кровати…Только тут не ошибка ль, эстонки?Есть куда же меня виноватей.
Но пришли, так давайте калякать,Не часы ж, не умеем мы тикать,Может быть, вы хотели б поплакать?Так тихонько, неслышно… похныкать?
Иль от ветру глаза ваши пухлы,Точно почки берез на могилах…Вы молчите, печальные куклы,Сыновей ваших… я ж не казнил их…
Я, напротив, я очень жалел их,Прочитав в сердобольных газетах,Про себя я молился за смелых,И священник был в ярких глазетах.
Затрясли головами эстонки.Ты жалел их… На что ж твоя жалость,Если пальцы руки твоей тонки,И ни разу она не сжималась?
Спите крепко, палач с палачихой?Улыбайтесь друг другу любовней!Ты ж, о нежный, ты кроткий, ты тихий,В целом мире тебя нет виновней!Добродетель… Твою добродетельМы ослепли вязавши, а вяжем…Погоди — вот накопится петель,Так словечко придумаем, скажем…. . . . .
Сон всегда отпускался мне скупо,И мои паутины так тонки…Но как это печально… и глупо…Неотвязные эти чухонки…
1906
* * *
Но для меня свершился выдел,И вот каким его я видел:Злаченно — белый — прямо с елкиБыл кифарэд он и стрелец.Звенели стрелы, как иголки,Грозой для кукольных сердец…Дымились букли из-под митрыНа струнах нежилась рука,Но уж потухли струны цитрыМеж пальцев лайковых божка.Среди миражей не устануЕго искать — он нужен мне,Тот безустанный мировражий,Тот смех огня и смех в огне.
ТРИ СЛОВА
Явиться ль гостем на пиру,Иль, чтобы ждать, когда умруС крестом купельным, на спине ли,И во дворце иль на панели…
Сгорать ли мне в ночи немой,Свечой послушной и прямой,Иль спешно, бурно, оплывая…Или как капля дождевая,
Но чтоб уйти, как в лоно водВ тумане камень упадет,Себе лишь тягостным паденьемТуда, на дно, к другим каменьям.
ТРИНАДЦАТЬ СТРОК
Я хотел бы любить облакаНа заре… Но мне горек их дым:Так неволя тогда мне тяжка,Так я помню, что был молодым.
Я любить бы их вечер хотел,Когда, рдея, там гаснут лучи,Но от жертвы их розовых телТолько пепел мне снится в ночи.
Я люблю только ночь и цветыВ хрустале, где дробятся огни,Потому что утехой мечтыВ хрустале умирают они…Потому что цветы — это ты.
ВЕСЕННИЙ РОМАНС
Еще не царствует река,Но синий лед она уж топит;Еще не тают облака,Но снежный кубок солнцем допит.
Через притворенную дверьТы сердце шелестом тревожишь…Еще не любишь ты, но верь:Не полюбить уже не можешь…
ЗАВЕЩАНИЕ
Вале Хмара-Барщевскому
Где б ты ни стал на корабле,У мачты иль кормила,Всегда служи своей земле:Она тебя вскормила.
Неровен наш и труден путьВ волнах иль по ухабамБудь вынослив, отважен будьНо не кичись над слабым.
Не отступай, коль принял бой,Платиться — так за дело,А если петь — так птицей пойСвободно, звонко, смело.
ЗИМНИЙ РОМАНС
Застыла тревожная ртуть,И ветер ночами несносен…Но, если ты слышал, забудьСкрипенье надломанных сосен!
На черное глядя стекло,Один, за свечою угрюмой,Не думай о том, что прошло;Совсем, если можешь, не думай!
Зима ведь не сдастся: тверда!Смириться бы, что ли… Пора же!Иль лира часов и тогдаНад нами качалась не та же?..
ЗИМНИЙ СОН
Вот газеты свежий нумер,Объявленье в черной раме:Несомненно, что я умер,И, увы! не в мелодраме.
Шаг родных так осторожен,Будто все еще я болен,Я ж могу ли быть доволен,С тюфяка на стол положен?
День и ночь пойдут Давиды,Да священники в енотах,Да рыданье панихидыВ позументах и камлотах.
А в лицо мне лить саженныйКопоть велено кандилам,Да в молчаньи напряженномЛязгать дьякону кадилом.
Если что-нибудь осталосьОт того, что было мною,Этот ужас, эту жалостьВы обвейте пеленою.
В белом поле до рассветаСвиток белый схороните…. . . .А покуда… удалитеХоть басов из кабинета.
ЧТО СЧАСТЬЕ?
Что счастье? Чад безумной речи?Одна минута на пути,Где с поцелуем жадной встречиСлилось неслышное прости?
Или оно в дожде осеннем?В возврате дня? В смыканьи вежд?В благах, которых мы не ценимЗа неприглядность их одежд?
Ты говоришь… Вот счастья бьетсяК цветку прильнувшее крыло,Но миг — и ввысь оно взовьется.Невозвратимо и светло.
А сердцу, может быть, милейВысокомерием сознанья,Милее мука, если в нейЕсть тонкий яд воспоминанья.
АМЕТИСТЫ
Глаза забыли синеву,Им солнца пыль не золотиста,Но весь одним я сном живу,Что между граней аметиста.
Затем, что там пьяней весныИ беспокойней, чем идея,Огни лиловые должныПереливаться холодея.
И сердцу, где лишь стыд да страх,Нет грезы ласково обманней,Чем стать кристаллом при свечахВ лиловом холоде мерцаний.
* * *
Только мыслей и словПостигая красу,Жить в сосновом лесуМежду красных стволов.
Быть как он, быть как все:И любить, и сгорать…Жить, но в чуткой красе,Где листам умирать.
БЕССОННЫЕ НОЧИ