– Да, я думаю точно также, – кивнула Элинор с улыбкой, – Спасибо тебе за эти искренние слова. Даже лучшие друзья не смогли бы защитить его так, как ты. Я и не думала, что ты так ценишь его.
Марианна вздохнула с облегчением от того, что ее сестра успокоилась и заулыбалась.
– Да, его ум и доброта, – продолжала Элинор, – покорят любого. Достаточно всего раз поговорить с ним. Только застенчивость заставляет его порой молчать, но со временем понимаешь, как много может значить это молчание. Я так рада, что ты успела познакомиться с ним поближе и оценить благородство его души. Что же касается его интересов и вкуса, да, это верно, я общалась с Эдвардом гораздо чаще, чем ты… Но ведь ты поддерживала нашу матушку в скорбный момент, и лучше тебя никто не смог бы ее утешить… Когда я лучше узнала Эдварда, то поняла, что он очень порядочный человек, прекрасно образованный, начитанный с широким кругозором. Ты не поверишь, но он остроумен, а его вкус! Вкус просто безупречен. Да, его трудно полюбить с первого взгляда, он не особенно красив и щеголеват. Но стоит хоть раз взглянуть в его ясные лучистые глаза, светящиеся добротой изнутри, как хочется смотреть в них снова и снова. Только тогда начинаешь понимать, как по-настоящему красив этот человек! Во всяком случае, очень привлекателен. А ты, Марианна, ты считаешь его красивым?
– Я думаю, что он весьма привлекательный, Элинор. Когда ты попросила меня полюбить его как брата, то я с радостью выполню эту просьбу и перестану замечать отсутствие чувств на его лице, потому что начну видеть их в его сердце.
Элинор смутилась, в поисках взаимопонимания она зашла слишком далеко и, похоже, сказала сестре лишнее. Ей стало неловко от того, что она пыталась навязать свои чувства Марианне, чтобы найти в ней родственную душу. Элинор слишком хорошо знала, что и сестра, и ее мать, согласившись с чем-либо в первый момент, во второй – уже твердо в это верят. Для них: желать – значило надеяться, а надеяться – получить. Поэтому она быстро попыталась исправить свою ошибку.
– Я не буду скрывать, – сказала она, опустив глаза, – что я очень уважаю Эдварда, и он мне очень нравится.
Марианна почти взорвалась от негодования:
– «Очень уважаю»! «Он мне нравится»! Ты просто бессердечная, Элинор! Нет. Ты хуже, чем бессердечная! Постыдись быть столь рассудительной! Ну, и слова ты нашла, ничего не скажешь, к месту! Еще раз их услышу и тотчас уйду из комнаты!
Элинор от души рассмеялась.
– Прости меня, – сказала она, – и постарайся понять. Ты увидела в моих словах бессердечность и холодный расчет? Это не так. Мои чувства искренни и сильны, но мне стало неловко, что я выставила их напоказ, тем более, пока их питает только надежда. Надежда на то, что я ему тоже небезразлична. Но пока не более того. Я стараюсь сохранять благоразумие, потому что иногда мне кажется, что его чувства ко мне не так глубоки. И пока он не объяснился открыто и прямо, не удивляйся, что я боюсь называть вещи своими именами, и не произношу это главное слово. Пока между нами лишь симпатия. В глубине души я не сомневаюсь… почти не сомневаюсь в его любви. Но ведь кроме любовных, есть еще и родственные чувства. С его матерью мы не знакомы. Но судя по тому, что Фанни порой рассказывает о ней, она не кажется мне добросердечной. И я не думаю, что сам Эдвард прекрасно понимает, какие испытания его ожидают, если он выберет невесту без денег и без титула.
Марианна была потрясена. Они с матерью оказались недалеки от истины.
– Так он еще не сделал тебе предложения? – удивленно спросила она, – но думаю, ждать осталось недолго. Всё что ни делается, делается к лучшему. Небольшая отсрочка даже кстати. Во-первых, мы не расстанемся с тобой так быстро, во-вторых, у Эдварда будет великолепная возможность до свадьбы довести свой врожденный вкус до совершенства. В будущем тебе это не помешает. Ах, если бы заставила взять его в руки кисти и краски! Как бы это было замечательно!
Но Элинор не разделяла восторженного настроения сестры и честно призналась ей, что не уверена, что их отношения с Эдвардом могут закончиться браком. Ее волновала сдержанность, которая иногда охватывала его, возможно, она не свидетельствовала о равнодушии, но все же ничего хорошего явно не сулила. Сомнения в ее взаимности, даже если он их испытывал, должны были вызвать у него тревожное волнение, желание добиться любимой, но не уныние и скуку, как это часто бывало. Разумеется, причиной его тоски могла стать зависимость от матери, не позволявшая ему дать волю чувствам.
Отношения с матерью у Эдварда были настолько сложными, что он редко переступал порог отчего дома и не спешил обзаводиться собственным, во всяком случае, до тех пор, пока не выполнит все надежды, которые возлагала на него мать. Вот почему Элинор не позволяла себе питать надежды на скорый брак. Иногда ей даже казалось, что Эдвард и вовсе не испытывает к ней каких-то особых чувств, как считали ее сестра и мать. Более того, чем дольше продолжалось их знакомство, тем менее ясным становилось его отношение к ней: увы, но робкая любовь постепенно превращалась всего лишь в дружбу.
Мать Эдварда настолько контролировала каждый шаг своих сыновей, что ее влияние на себе ощутили даже Элинор и ее мать. Миссис Дэшвуд однажды в разговоре недвусмысленно дала понять, как, по мнению миссис Феррарс, должны будут выглядеть будущие невестки. Ее мальчикам подойдут только состоятельные и разумные девицы, и они не позволят себя окрутить их, кому попало. Намек был понят. Оскорбленная миссис Дэшвуд вышла из комнаты с единственным желанием – поскорее покинуть этот дом.
Обида еще не успела остыть, когда принесли письмо, только доставленное по почте, и оно оказалось как нельзя кстати. Ее дальний родственник – сэр Джон Мидлтон, состоятельный джентльмен из Девоншира предлагал ей на самых выгодных условиях снять у него небольшой летний дом. Он был готов привести в порядок коттедж, если только миссис Дэшвуд подойдет это жилище, и сделать всё возможное, чтобы нуждающаяся родственница почувствовала себя в Девоншире, как дома. Для начала он искренне приглашал миссис Дэшвуд с дочерьми погостить в Бартон-парке, его нынешнем имении, чтобы она сама решила, в какой перестройке нуждается Бартонский коттедж, прежде чем сочтет возможным переехать туда. Миссис Дэшвуд приняла это предложение, даже не дочитав письмо до конца. Если еще час назад она бы поколебалась стоит ли перебираться из Сассекса в далекий Девоншир, то после неприятного разговора с невесткой препятствие превратилось в преимущество. Они уедут подальше от Норланда. Ничего другого она теперь и не желала. Лучше покинуть навсегда это место, чем жить поблизости, приезжать сюда с лицемерными визитами и терпеть общество невыносимой Фанни. Она тотчас написала ответ сэру Джону и с благодарностью приняла его предложение, но прежде чем отправить письмо, решила посоветоваться с дочерями.