этот блеск в зелёных глазах. Может статься, что он её и полюбил во многом за этот внутренний жар, за пылкость сердца. А, может статься, что он уже слишком сонный для подобных высоких изысканий.
Сейчас её омуты также поблёскивали, а волосы переливались: всё же промокли, когда она ходила к своему отряду. Локоны упрямо вились, укорачиваясь и открывая сильнее белую шею, покрытую мурашками. Кату изредка била хладная дрожь, что лишь усиливалась с осознанием обещанного грядущего тепла под одеялом — предвкушение покоя и сна.
Леви подцепляет голенище сапога, снимает и засовывает под складной стул. Затем лезет коленями на спальник. Катрина оборачивается на его прикосновения, когда мужские руки уверенно скользят на её талию и тянут, заваливая на спину.
— Что ты делаешь, я ещё… ох… — она маятно рассмеялась, когда Аккерман беспардонно ухватился за её ногу и принялся стягивать сапог. Кáта приподнялась на локтях, рассматривая его. — Леви?
— Угум? — не отвлекаясь, отзывается сильнейший воин человечества, стаскивая второй ботинок и ставя тот к своим. Когда пауза затягивается, он поднимает глаза, встречаясь с неё взглядом.
— Я люблю тебя… Я очень сильно люблю тебя, — тихо признаётся Кáта, распарено и мягко улыбаясь, падает на подушку, блаженно улыбаясь.
Леви флегматично кивает, подталкивает женские ноги, чтобы закутаться в спальник, и, потушив керосинку, следует её примеру. Одеяло холодит поначалу, но разведчики не ведутся на эту иллюзию. Перекатываются, устраиваясь лицом друг к другу. А затем его ладонь ложится на её щёку. Аккерман расслабленно всматривается в близкие черты. Пальцы нежно оглаживают кожу от уголка бровей к губам.
В глубине души ворочается мелкая пакость: страх. Вот что ещё пришло вместе с Катриной Бишоп в его жизнь. Страх снова потерять то, что дорого сердцу, то, ради чего готов не спать днями и ночами и во имя чего бросишься в бой без сомнений. Страх колкий, ехидный — точно знающий слабое место самого сильного солдата человечества. Первобытный зверь, что кутается над грудиной и пытается впиться в золотое кольцо на цепочке.
Леви медленно выдыхает, борясь с подкатившим комом в горле. Страх есть, но его не могло не быть. Обретя Кáту, он понял, что от этого чувства не убежать. Он будет бояться её потерять, как потерял когда-то мать, Изабель или Фарлана. Будет страшиться, когда их отряды вступят в бой. Будет бояться, впрочем, как и она, но такова сделка любви. Сделка, на которую Аккерман пошёл без сожалений:
— Я тоже люблю тебя, Кáта. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду, когда говорю эти слова, — Леви улыбается, когда она подаётся ближе, обнимая его. Мягкое теплое дыхание щекотит кожу. — Я очень сильно тебя люблю… А теперь, давай спать, моя милая жёнушка… Завтра мы опять понадобимся Эрвину и Шадису…
— И всему Разведкорпусу, — сонно усмехается Катрина. Капитан целует её в лоб и это ощущение мягкого тепла является последним, что она чувствует перед целебным и таким желанным сном.
Комментарий к Дежурство не по чину
Спасибо за прочтение! Буду рада узнать Ваше мнение) Хоть пару слов, а уже приятно. Любые пожелания и комментарии лишь приветствуются
Хорошего вам дня, в любом случае,
всех люблю,
ваша Цирцея ♡
========== Ночной кошмар ==========
Комментарий к Ночной кошмар
Это комфорт при панической атаке от Леви? Да, это комфорт при панической атаке от Леви.
Просыпаться от ночного кошмара ужасно. Сродни изощрённой пытке подземного царства, что по чьей-то глупости доступно живым. Пот струится по хладной коже, одеяло, простыня, одежда — всё липнет к телу. В голове месиво образов, на языке горечь. С пересохших губ слетают хриплые обрывки слов, которые слышаться гулким эхом. Сознание, притяжение земли, прошедший морок сна — всё приходит через спутанные минуты позже. Осознание даёт облегчение, но животный страх, пробуждённый кошмаром, быстро сжирает приходящее душевное равновесие. В голове липким хаосом разливается глухой и быстрый стук сердца, а паника заполняет лёгкие вязким дымом, не давая и шанса вдохнуть. Если в этот миг остаёшься один на один с собой, то жуткая дрожь сдавливает сердце в тиски безысходности.
Катрина переживала подобное лишь после особо злополучных экспедиций, но вот с Леви это происходило чаще. Первый раз она столкнулась с этим после сближения, уже в их третью совместную ночь.
Но сейчас Леви просыпается в кромешной темноте в палатке. Сонно трёт лицо, всё тело будто бы подсобирается в единое оружие, готовое поразить любого врага. Воздух свеж, кусается морозностью. Рядом слышится возня и хныкание. Аккерман оглядывается, моргает. Взгляд медленно фокусируется.
— Пожалуйста… не уходи… Пожалуйста… пожалуйста… Виктор… братик, пожалуйста, нет…
“Кáта…”
Просыпаться от ночного кошмара действительно ужасно. Но ещё хуже — видеть, как дорогой тебе человек страдает.
Аккерман садится на спальнике, тянет Катрину на себя, вынуждая перевернуться на спину. Ловит её руки, что в сонной спутанности пытаются то ли схватить его, то ли оттолкнуть. Катрина хнычет, давясь слезами, и беспрерывно сухо и отчаянно шепча “пожалуйста”. Лицо бледное в серых сумерках палатки, всё блестит.
— Кáта, просыпайся… — чуть встряхивает за плечи. Она всхлипывает, слепо моргает, вздрагивает, глотая слёзы. Леви нежно оглаживает кожу — его и самого начинает прошибать дрожь. Мурашки опасливо расползаются по мышцам, задевая, кажется, все нервы, натягивая их до опасной остроты. Аккерман беспокойно сглатывает, снова трясёт её за плечи. — Давай, любимая, это просто сон. Просыпайся…
— Л-леви… — сдавленно выстанывает девушка, цепляясь за его руку. Они встречаются взглядами, и Катрину вдруг снова накрывает тёмное сдавливающее полотно истерики. Она вздрагивает, давится слезами и, задыхаясь, дышит быстро-быстро. Словно тёмное громоздкое и бескрайнее озеро сгущается над головой, утягивая в водоворот боли и сожаления. Сердце галопом бьётся о грудину. Это слишком. Будто неведомая сила тянет на дно, мутная вода вливается в лёгкие, необратимо заполняя альвеолы, не давая и шанса выжить. Это слишком для неё.
Катрина всхлипывает, потерянно моргая.
— Я не могу больше, я не могу… — срывается с губ хрипло. Взгляд мечется, едва останавливается на Леви снова, он что-то говорит ей, но Кáта словно уже под той тёмной водой — его родной голос отдаётся эхом и теряется в глухом вакууме паники прежде чем достигает её ушей. Катрина давится словами, не в силах ни сдержать их в себе, ни придать им форму. — Я не могу… больше… терять вас… Леви, пожалуйста… пожалуйста… не уходи…
Аккерман пыхтит — когда их тела сталкиваются, ему кажется, что Катрина ничуть ему не уступит в силе, если захочет. Сейчас, в спутанном сонном ступоре, она абсолютно не контролирует движения. Но когда слова слетают с губ, Кáта