Читать интересную книгу Франклин Делано Рузвельт - Рой Дженкинс

И все же Франклин Рузвельт не поддержал Теодора. С 1910 года он был сенатором штата Нью — Йорк от демократов, от той территории, которая окружала Гайд — Парк. А это не была вотчина демократов. На своих первых выборах в сенат штата он неожиданно и еле — еле победил, но ко времени переизбрания двумя годами позже укрепил в округе свои позиции. И хотя его первыми сколько‑нибудь заметными действиями в роли сенатора штата стала активная борьба против той кандидатуры на пост сенатора США, которую выдвинул Таммани — холл [17] (сенаторов США тогда все еще выбирали законодательные собрания штатов, а не непосредственно избиратели), теперь он пошел на попятную и на протяжении года налаживал связи с партийным аппаратом. Понятно, что теперь ему, как избранному сенатору — демократу, отдать голос кандидату от другой партии было сложнее, чем в 1904 году, когда он был частным лицом. Кроме того, его очень вдохновляла мысль, что Вудро Вильсон, в то время губернатор штата Нью — Джерси, может получить право баллотироваться в президенты от демократов и выиграть президентские выборы.

У Франклина никогда не было к Вильсону такого глубоко личного отношения, как к Теодору Рузвельту, да и по своему положению в обществе он был весьма далек от более холодного и похожего на пастора профессора права и политической экономики Принстонского университета. Но в 1912 году Вильсон увлекся социальными реформами и призывал вывести политику из‑за дверей курительных комнат. К тому же, его шансы на победу были весьма велики, и ФДР уже лелеял честолюбивые планы сменить Олбани на Вашингтон и занять место в новой администрации. Хотя нью — йоркская делегация на съезде Демократической партии в Балтиморе сторонилась Вильсона (Таммани — холл поддерживал выставление кандидатуры более консервативного Чемпа Кларка из штата Миссури, спикера Палаты представителей Конгресса), Франклин Рузвельт, однако, стал активно агитировать за Вильсона вокруг зала заседаний съезда. Свою воодушевленность и смутные надежды на будущее тридцатилетний Рузвельт подытожил в телеграмме, отправленной жене второго июля из Балтимора: «Вильсон выдвинут кандидатом сегодня мои планы неясны блестящий триумф».

Что ж, «дяде Теду» (Франклин и Элеонора после женитьбы стали называть так Теодора Рузвельта все чаще и чаще) пришлось постоять за себя самому. И он сделал это с немалым, если не решающим, успехом. На президентских выборах 1912 года Теодор Рузвельт получил 4,1 миллиона голосов избирателей, оттеснив Тафта — не просто официального кандидата от Республиканской партии, но и действующего президента — на унизительное третье место. Однако при этом он уступил Вильсону, получившему 6,3 миллиона голосов избирателей и полную победу в коллегии выборщиков, хотя лишь 43 процента (т. е. меньше половины) голосов избирателей. Как бы там ни было, Вильсон стал президентом — первым президентом — демократом после шестнадцати лет пребывания у власти президентов — республиканцев. К тому же он получил большинство в обеих палатах Конгресса. Таким образом, трезвый прогноз ФДР относительно вероятного результата выборов оправдался, так же как и надежда, что ему самому это может обеспечить должность в Вашингтоне.

Сделавшись в марте 1913 года заместителем военно — морского министра (и в качестве такового, единственным), Франклин Рузвельт был рад этому еще и оттого, что «дядя Тед» занимал эту же должность в 1897 году, и что сам он получил этот пост, будучи на девять лет моложе. Правда, был в этом и некий парадокс, ведь произошло это в результате «предательства» по отношению к «дяде Теду». Это было предательство, которое, и этому есть свидетельства, и жена его, и мать (а они редко совпадали во мнениях, особенно когда дело касалось его) неохотно признавали.

И пусть в Сагамор — Хилле и возмущались отступничеством ФДР (а там, несомненно, обижались, хотя и не настолько сильно и долго, чтобы испортить близкие отношения), но четырьмя годами позже это возмущение было заслонено куда более сильным огорчением, которое доставил сам Теодор Рузвельт. Прогрессивная партия США рассчитывала, что он возглавит ее и на выборах пойдет ее кандидатом в президенты. Однако сам Теодор решил, что время таких мечтаний прошло. Он вернулся в лоно «Великой старой партии», по — видимому, в надежде, что ему простят 1912 год и выставят на выборах в президенты его кандидатуру. Однако, когда предпочтение отдали судье Верховного суда Чарльзу Эвансу Хьюзу, Теодор Рузвельт проглотил обиду и поддержал кандидатуру Хьюза, который с небольшим разрывом по голосам проиграл уже непосредственно Вильсону. Когда на втором — и последнем — съезде Прогрессивной партии была зачитана телеграмма Теодора Рузвельта с отказом от выдвижения в кандидаты на должность президента, то многие из тех неофитов, кого он привел в политику, от разочарования плакали: он, на четвертом году существования, погубил свое детище.

Возможным уроком, который можно извлечь из этих двух историй, является то, что политика верности партии порой выставляет на посмешище тех, кто ее придерживается. Однако это утверждение уравновешивается тем фактом, что в демократическом государстве те, кто такой линии поведения не придерживается, остаются у разбитого корыта. Чтобы получить реальную власть и влияние, необходима доля, но не чересчур большая, тактического оппортунизма и приспособленчества. И ничто эту истину не иллюстрирует более ярко, нежели карьеры двух Рузвельтов — в чем‑то очень похожие, а в чем‑то резко отличающиеся друг от друга. И все же итог многолетнего чередования взлетов и падений оказался благоприятнее для Франклина Делано Рузвельта.

Глава 2 Картина брака, который дал трещину

Прежде чем детально описывать плоды семилетнего пребывания Франклина Рузвельта в Вашингтоне (1913–1920), необходимо вспомнить не о его грандиозной свадьбе, о которой уже было говорено, а об исключительной природе его брака, который, соединив в себе плохое и хорошее, сыграл существенную роль в его жизни. Элеонора Рузвельт, будучи моложе своего мужа на два с половиной года, являлась представительницей одного с ним социального круга.

Этот факт подтверждался тем, что оба супруга носили одинаковую фамилию и принадлежали к одному из старейших семейств Нью — Йорка, к «Никербокерам» [18]. (Сегодня это имя сохранилось в названии клуба на Пятой авеню [19] и популярной баскетбольной команды [20]). В период их рождения и взросления фамилия являлась отличительным знаком, который таил в себе весьма прозрачный намек на статус, который можно было бы сравнить с наличием родства среди вигов в Лондоне того же времени, или с проживанием в округе Фобур Сен — Жермен в Париже [21] Марселя Пруста, или принадлежности к номенклатуре в СССР времен Леонида Брежнева. Речь не обязательно идет о несметных богатствах, а скорее о высоком благосостоянии (по большей мере гарантированном) и склонности чувствовать себя непринужденно только среди ограниченного круга людей, которые приемлют те же самые нормы поведения (преимущественно безупречные) и те же самые суждения (преимущественно самодовольные).

Тем не менее, во многом другом Франклин и Элеонора существенно отличались друг от друга, а с течением времени их характеры стали и вовсе несовместимы, однако, на публике, как можно себе с легкостью представить, их отношения свидетельствовали об обратном. Франклин был центральной фигурой среди президентов США в двадцатом столетии, а, вероятно, что и за все двести пятнадцать лет существования Республики. Во время его уникального по продолжительности пребывания на посту президента США стали самой могущественной державой на планете. Элеонора была самой независимой и многоуважаемой среди всех президентских супруг. Первая леди Долли Мэдисон [22] могла привнести в историю раннего Белого дома блеск инаугурационных балов. Эдит Вильсон, в последние восемнадцать месяцев пребывания ее супруга на посту президента, могла обладать беспрецедентной исполнительной властью [23]. Жаклин Кеннеди могла быть законодательницей моды, демонстрируя неизменно чувство стиля и элегантность, являясь кумиром для многих своих друзей. Леди Берд Джонсон могла посвятить себя сохранению природных ресурсов. Хиллари Клинтон смогла достичь наивысшей выборной должности среди других первых леди. Но ни одна из них не может соперничать с Элеонорой ни в силе взглядов, ни в желании всенародно высказывать их таким образом, что они, в целом, неизменно способствовали успешному президентству ее мужа. Ей нет равных и в способности, спустя три десятилетия после смерти мужа, нести (самозабвенно) знамя рузвельтовского либерализма, который нашел отклик во всем мире.

Мало что могло показаться столь же невероятным как свадебная церемония на Семьдесят шестой улице. Детство Элеоноры было трудным, несмотря на то, что она родилась в привилегированном обществе.