Читать интересную книгу Как читать литературу как профессор. Живое и увлекательное руководство по чтению между строк - Томас Фостер

видели, не думали? А еда - это еда, с небольшими вариациями манер поведения за столом. Значит, чтобы поместить персонажей в эту обыденную, избитую, довольно скучную ситуацию, должно произойти нечто большее, чем просто говядина, вилки и бокалы.

Так что же это за причастие? И какого результата оно может достичь? Любой, какой только можно придумать.

Давайте рассмотрим пример, который никогда не спутаешь с религиозным причастием, - сцену трапезы в романе Генри Филдинга "Том Джонс" (1749), которая, как однажды заметил один из моих студентов, "уж точно не похожа на церковь". В частности, Том и его подруга, миссис Уотерс, обедают в трактире, разгрызая, обсасывая кости, облизывая пальцы; более развратной, хлюпающей, стонущей и, короче говоря, сексуальной трапезы еще не было. Хотя тематически это не кажется особенно важным и, более того, это настолько далеко от традиционных представлений о причастии, насколько мы можем получить, тем не менее, это совместный опыт. О чем еще говорит еда в этой сцене, кроме как о поглощении тела другого? Подумайте об этом как о поглощающем желании. Или два желания. А в случае с киноверсией "Тома Джонса" с Альбертом Финни в главной роли (1963) есть еще одна причина. Тони Ричардсон, режиссер, не мог открыто показать секс как... ну, секс. В начале шестидесятых в кино еще существовали табу. Поэтому он показывает в качестве секса что-то другое. И это, вероятно, грязнее, чем все две или три сцены секса, когда-либо снятые на пленку. Когда эти двое заканчивают пить эль, есть барабанные палочки, сосать пальцы и вообще валяться и стонать, зрителям хочется лечь и закурить. Но что это за выражение желания, кроме своего рода причастия, очень частного, по общему признанию, и явно не святого? Я хочу быть с тобой, ты хочешь быть со мной, давай разделим этот опыт. В том-то и дело, что причастие не обязательно должно быть святым. Или даже приличным.

Как насчет более спокойного примера? Покойный Рэймонд Карвер написал рассказ "Собор" (1981) о парне с настоящими заморочками: среди множества вещей, к которым рассказчик относится с фанатизмом, есть инвалиды, меньшинства, те, кто отличается от него самого, и все части прошлого его жены, которые он не разделяет. Единственная причина дать персонажу серьезную проблему - дать ему шанс преодолеть ее. Он может не справиться, но у него есть шанс. Таков кодекс Запада. Когда наш безымянный рассказчик с первых минут сообщает нам, что к нему в гости приезжает слепой человек, друг его жены, мы не удивляемся, что ему совсем не нравится эта перспектива. Мы сразу понимаем, что нашему мужчине предстоит преодолеть неприязнь ко всем, кто отличается от него. И в конце концов ему это удается, когда они со слепым садятся вместе рисовать собор, чтобы слепой мог понять, как он выглядит. Для этого им нужно прикоснуться друг к другу, даже взяться за руки, а рассказчик ни за что не смог бы этого сделать в начале истории. Итак, проблема Карвера заключается в том, как пройти путь от мерзкого, предвзятого, узколобого человека с первой страницы до того, чтобы в конце он действительно смог взять слепого за руку. Ответ - еда.

Каждый тренер, у которого я когда-либо был, говорил, когда мы сталкивались с превосходящей командой соперников, что они надевают штаны по одной штанине за раз, как и все остальные. Точнее, эти тренеры могли бы сказать, что эти супермены разгребают макароны так же, как и все остальные. Или, как в рассказе Карвера, мясной рулет. Когда рассказчик наблюдает за тем, как слепой ест - компетентно, деловито, голодно и, в общем, нормально, - он начинает испытывать к нему новое уважение. Втроем - муж, жена и гость - они с жадностью поглощают мясной рулет, картофель и овощи, и в ходе этого опыта наш рассказчик обнаруживает, что его антипатия к слепому начинает разрушаться. Он обнаруживает, что у него есть нечто общее с этим незнакомцем - еда как основополагающий элемент жизни, - что между ними существует связь.

А как насчет наркотиков, которые они курят после этого?

Передача косяка не совсем похожа на облатку и потир, не так ли? Но если рассуждать символически, то в чем разница? Прошу заметить, я не утверждаю, что запрещенные наркотики необходимы для разрушения социальных барьеров. С другой стороны, это вещество, которое они принимают в свое тело в ходе совместного, почти ритуального опыта. И снова этот акт говорит: "Я с тобой, я разделяю с тобой этот момент, я чувствую с тобой связь общности". Возможно, это момент еще большего доверия. В любом случае, алкоголь за ужином и марихуана после сочетаются, чтобы расслабить рассказчика, чтобы он мог получить всю силу своего озарения, чтобы он мог разделить рисунок собора (который, кстати, является местом причастия).

А как быть, если не получается? Что, если ужин окажется некрасивым или вообще не состоится?

Разные результаты, но логика, как мне кажется, та же. Если удачно проведенный обед или перекус предвещает хорошие события для сообщества и взаимопонимания, то неудачный обед - плохой знак. Такое постоянно происходит в телевизионных шоу. Двое ужинают, появляется третий, совершенно нежеланный, и один или несколько человек из первых двух отказываются есть. Они кладут салфетки на свои тарелки, или говорят что-то о потере аппетита, или просто встают и уходят. Мы сразу же узнаем, что они думают об интервенте. Вспомните все те фильмы, где солдат делится своим пайком с товарищем или мальчик - своим бутербродом с бродячей собакой; из подавляющего посыла преданности, родства и щедрости вы получите представление о том, насколько сильное значение мы придаем товарищеским отношениям за столом. А что, если мы видим двух ужинающих людей, но один из них замышляет или подготавливает гибель другого? В этом случае наше отвращение к акту убийства усиливается чувством, что нарушается очень важное правило, а именно: не делать зла своим товарищам по ужину.

Или вспомните "Ужин в домашнем ресторане" (1982) Энн Тайлер. Мать пытается и пытается устроить семейный ужин, и каждый раз у нее ничего не получается. Кто-то не может прийти, кого-то вызывают, со столом происходит какая-то мелкая катастрофа. Только после смерти матери ее дети могут собраться за столом в ресторане и устроить ужин; в этот момент, конечно, тело и кровь, которые они символически разделяют, принадлежат ей. Ее жизнь и ее смерть становятся частью их общего опыта.

Чтобы ощутить весь эффект от совместного ужина, вспомните рассказ Джеймса Джойса "Мертвецы" (1914). В центре этой замечательной истории