Я, коротко провозившись с незнакомыми ручками, что были вместо привычных шпингалетов, распахнул створку окна.
С улицы пахнуло теплом летнего вечера и еще миллионами незнакомых запахов. Город горел миллионами огней, большие дома закрывали горизонт. Как я не приглядывался, мне не удалось рассмотреть бараков или небольших развалюх — наверное весь город застроен новыми домами, и нет районов для бедных, значить жизнь человека не так плоха, как бы не называлась страна.
Глава 3
Глава третья. Обретение корней.
Вернее, будет сказать, что уснуть я не смог — было очень страшно уснуть и вновь очутится в абсолютной пустоте, зависнув в этом вечном безмолвии, уже навсегда, лишится этого счастья — видеть краски, чувствовать запахи, да просто драться с какими-то придурками. Я старался анализировать то, что мог видеть через полуприкрытые веки парня, желая дать юному телу возможность отдохнуть.
Я очнулся за минуту до того, как в комнату вошел крупный мужчина лет сорока на вид, с пегой от густой седины в, когда-то черных волосах, головой. Он склонился и замер, затаив дыхание, глядя на безмятежно спящего подростка с такой тревогой и любовью, что я сразу понял, что это отец Саши. Пальцы мужчины скользнули по макушки сына.
— Саша, Саша, вставай.
С третьей попытки пробуждение все-таки началось. Саша дрыгнул ногой, перевернулся, и попытался завернуться в простыню, но, очевидно, опытный в этом деле отец попытку уползти пресек, простынь изъял и до сумрачного сознания ребенка достучался. Я Сашу понимал, тело хотело спать, так как можно хотеть спать только в детстве, да учебники я читал до трех часов ночи.
— Встал — молодец! Ты помнишь, что мы едем на кладбище?
— Да папа помню. А мне обязательно ехать?
— Саша, ты уже не ребёнок, поэтому ехать надо.
— Хорошо папа, сейчас оденусь. — Саша повалялся еще пару минут, затем рывком вскочил с диванчика, открыл встроенный в стену шкаф. Да! Такое количество одежды, которой были забиты многочисленные полки шкафа, можно было собрать, если только вывернув сундуки абсолютно всех обитателей украинского хутора, где прошло мое детство.
— Саша, тебе сколько лет?
— Блин, ну я же надеялся, что ты глюк! Ну почему ты не исчез?
— Ну, извини, что не исчез. Так, сколько тебе лет?
— Пятнадцать — буркнул впавший в уныние подросток.
Саша долго выбирал одежду, затем долго начесывал блестящей щеткой свою длинную челку, затем семейство долго завтракало невкусным хлебом с маргарином, на красивой упаковке которого было почему-то написано «Масло Вологодское отличное». Сухая колбаса была вполне вкусной, но вот чай…. Наконец подростка выгнали из — за стола, где, как я понимаю, он надеялся отсидеться, и семейство, мама, папа и Саша, вышло из квартиры. Одежда потомков была, несравненно, более удобная, праздничная, и просто красивая, по сравнению с той серой, тяжелой, которую носили в мое время. Особенно меня поразила обувь. Яркая, сшитая из разноцветных кусочков кожи, легкая, приятно пружинящая ногу. Заперев входную дверь, отец нажал на кнопку вызова лифта, и все стали терпеливо ждать. Через пару минут двери разъехались в сторону, открыв нашему взору человека, одетого во все темное, с черным капюшоном на голове, что полностью закрывал все его лицо. Человек в капюшоне держал перед своим лицом маленькую коробочку, типа той, в которой вчера смотрел фильмы Саша. По экрану пробегали отсветы, из коробочки раздавалась громкая, ритмичная музыка. Саша шагнул вперед и встал рядом с человеком, родители вошли следом, мама недовольно фыркнула, двери сомкнулись, и кабина поехала вниз. Саша косился на экран коробочки, где несколько девушек, встав, отбивали что-то вроде чечетки, при этом выделывая стройными ногами какие-то коленца, так что почти до пояса взлетали надетые на них короткие юбки.
Пока я вместе в хозяином тела пялился на стройные бедра и круглые коленки девчонок, лифт прибыл к месту назначения, и мы все вышли во двор, человек в капюшоне, так и не оторвав голову от орущего экрана, быстро пошел куда в сторону, а мы двинулись прямо. Вдоль тротуара, плотными рядами стояли маленькие, яркие, как конфеты в обертке, автомобильчики. Количество машин, стоявший плотными рядами во дворе огромного здания, наверное, равнялось количеству машин, которые я за день видел в Иркутске в одна тысяча девятьсот сороковом году. А дальше стоял ещё один такой же дом, за ним еще один, и везде стояли десятки и сотни машин. Один из автомобильчиков, маленькая, ярко-красная, похожая на леденец, мигнула желтыми фонариками, и мы стали загружаться в нее. Саша открыл заднюю дверь и уселся на мягкий диванчик бежевого цвета, тихо щелкнула прикрытая дверка. Вжикнул стартер, на панели у руля загорелось множество огоньков, двигатель зажужжал, и мы плавно двинулись к выезду со двора, чтобы нырнуть в плотный поток таких же ярких и юрких машинок.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Саша, а это кто был? — мама, обернулась с переднего сидения.
— Где?
— В лифте с нами ехал…
— А, так это Янка с верхнего этажа…
— Яночка? Как изменилась, не в лучшую сторону.
— Э… почему не в лучшую? — Саша был в недоумении.
— Взрослые зашли в лифт — она не поздоровалась, музыку свою слушала на полную громкость в маленькой кабине…
— Мам, ты не обращай внимание, она в последнее время чем-то замороченная ходит. Она, наверное, нас и не заметила…
— Наркотики что ли?
— Мам, ну какие наркотики⁈ Я же сказал — замороченная.
Саша наконец то повернул голову к окну, и я смог насладится видом современного города. Мы быстро ехали в потоке автомобильчиков, что сотнями неслись по ровному асфальту, мимо красивых высотных домов, то замирали, чтобы пропустить такой же поток, едущий по перпендикулярной улице, то вновь ускоряясь. Мой сосед по телу, привольно расположившийся на заднем сидении, достал вчерашнюю плоскую коробочку и вновь включил ее.
— Саша, это что?
— Смартфон.
— Угу, сразу так стало понятно.
— Телефон такой.
— Где тогда провода?
Саша на минуту задумался, потом все же снизошел до объяснений:
— Этот телефон — как маленькая радиостанция. По всей местности, ну почти по всей, стоят вышки сотовой связи, типа антенн. Они передают между собой сигналы, и также позволяют телефонам, которые находятся близко от вышки… Ну как близко? На равнине, до нескольких километров расстояние неуверенной связи, в городе, конечно, поменьше. Вот, видишь на крыше белые антенны — вот, это и есть вышки. Их стараются установить, как можно выше, чтобы связь была лучше, и чтобы вышек можно было установить меньше.
— Ладно, а эти картинки и фильмы. что вчера ты смотрел? Оно как-то передается или на микропленке в телефоне храниться?
— Ну ты и сказал. Можно через эти вышки принять, как и телефонный сигнал, и посмотреть, а можно и на телефон записать, только не на пленку, а специальные устройства для записи электронных сигналов. В этом телефоне есть фотоаппарат, кинокамера, патефон.
— Да ладно! А пластинки где?
— Внутри. Все записывается на маленькие радиодетали, некоторые только в лупу можно рассмотреть. В этот телефон можно записать все книги из огромной библиотеки и, еще, место для тысяч песен останется.
— И ты хочешь сказать, что у вас не коммунизм. Живете в хорошей квартире, одеваетесь как дворяне и буржуи. У тебя одного одежды больше, чем в нашей командирской казарме у десятка жен краскомов было. Машина есть, смартфоны эти у каждого. Маргарин вы, конечно, едите вместо масла, но это, наверное, временные трудности. А сухая колбаса на завтрак, хлеб белый. Кофе этот со сливками….
— Да достал ты со своим коммунизмом! У нас коммунистов, которые не покаялись, в нулевых годах всех деклассировали.
— Что?
— Ничего, приехали уже.
Машина стояла на дорожке, которую окружали многочисленные могилы, большинство с православными крестами, но были и знакомые пирамидки, единственное, что почти все без звездочек наверху. Потом я заметил, что несколько звезд лежат на земле, очевидно срезанные с верхушек пирамид. Мы остановились у одной могилы, очевидно недавней. Холмик земли венчал большой деревянный крест, с прибитой к кресту фотографии весело улыбался пожилой мужчина.