Читать интересную книгу Обреченный на смерть - Герман Иванович Романов

в мгновении ока. Послышался громкий крик, где-то бухнула дверь, по деревянному полу затоптали сапоги. В доме началась суматоха.

Алексей наклонился над лужицей — то действительно была желчь, но с кровью, ошибки быть не могло. Запах шел омерзительный — сразу снова затошнило. Перед глазами все поплыло, и он стал терять сознание. И не удержавшись на топчане, рухнул на пол…

Глава 3

— Ты все записал, что царевич в бреду говорил?!

Голос принадлежал пожилому человеку, властному, привыкшему приказывать, пожившему изрядно на веку. Видел очень многое на свете, ни чему не удивится, такой человек не только для врага опасный, своего, случись нужда какая — без жалости раздавит.

— Все сделал, кормилец, третью ночь без сна, — слугу Алексей узнал сразу по дрожащему голосу. — Как усну, а царевич метаться начнет, то Гришка его слова пишет, и меня будит тот час.

— Смотри, пес, что упустите, кожу сдерут. Государь Петр Алексеевич на царевича гневен сильно — он измену учинил, сам знаешь! Бегун окаянный — ишь удумал — у цезаря войско просить, и на отца ратью идти!

— Сам слышал, благодетель, те его речи воровские — все написал в точности, как ты велел. Ефросиньи слова тож — якобы и у Карла свейского помощи просил и посланца к нему отправил — офицера Дарю, на французской службе обретающегося. Изменник он, кормилец!

— Судить царевича токмо сам Петр Алексеевич будет, а мы холопы его верные, обязаны все в точности сообщить, в Петербурх нарочного с листами отправим. Ты ведь не зря слугой при нем два года обретался, доверие получил, как и девка… Кхе-кхе…

Слова оборвались покашливанием, словно говоривший вовремя сообразил, что сказал нечто лишнее, о чем даже доверенным слугам знать не позволительно.

«Все, мне конец!

Как вовремя я очнулся — узнал, наконец, в какой сказке я обретаюсь. Со страшным концом сказочка будет — под пытками умру, а то и удавят подушками в одночасье. Такой вот старикашка придет с обломами, и выполнят волю царскую, задушат.

Пропал я!»

Алексей очнулся совершенно случайно, лежа на топчане с закрытыми глазами, подслушал разговор двоих — его собственных тюремщиков и конвоиров. И понял все, осознал кто он, и какова участь — все же не зря учебник по истории в седьмом классе читал, и картину видел, где Петр Великий допрашивает своего блудного сына.

«Вляпался по полной норме, на расстрел с повешеньем через четвертование. Я оказался в теле царевича Алексея Петровича, сына императора Петра Первого, причем при самом плохом варианте — уже в роли изменника, что желал смерти своему отцу и просил помощи войском и деньгами у австрийского цезаря.

Однозначное предательство без всякого снисхождения!

Девка Ефросинья, на которой этот дурак, то есть сейчас сам я, жениться хотел, на очной ставке то подтвердила, полностью „слила“ царевича, стерва — он ведь ее искренне любил. Как же — видел старый фильм, там этот момент хорошо обыгран!

Ой, как хреново!

Неужто со шведами тоже шашни закрутил?!

Похоже на то — потому отец его собственноручно пытал, суду предал и приказал казнить. Собственный слуга и любовница сдали — судя по всему, их к нему приставил кто-то из вельмож, а не сам царь.

Кто?!

Откуда мне знать — чужой памяти во мозгу нет, начнут пытать — а я и ответить не смогу царю. А потому не поверят — начнут терзать еще сильнее. Скажу правду — бес вселился — а такое костром попахивает.

Что делать?! Что?!!!»

Отчаяние заполнило теплотой прежде холодное тело, придало сил, и Алексей непроизвольно дернулся, застонал.

— Царевич!

— Алексей Петрович! К жизни возвернулся!

В голосах присутствующих прозвучала такая искренняя радость, что можно было бы умилиться, если бы он не слышал их разговора раньше. Их счастье, впрочем, объяснимо — не выполнить царское поручение и привезти в Петербург хладный труп вместо живого царевича, одно «спортлото» сплошное. Где отсутствие выигрыша означает неминуемую казнь для каждого игрока, причем мучительную.

— Помогло соборование со святыми тайнами с причастием! Отмолили царевича!

— Заткнись! Гришка — лекаря сюда живо! Алексей Петрович, царевич, открой очи, моргни — ты хоть мои слова слышишь?!

«Ах ты лиса хитрая — проверку решил устроить?! Ты меня за дурака не держи — я ведь книг много прочитал. Так что буду лежать бездыханно — не слышал я ваши беседы ни одним ухом».

— Батюшка, ты хоть пошевелись, — крепкие пальцы схватили ладонь, и к удивлению Алексея руку стали целовать, причем истово. — Очнись, ваше высочество! Заклинаю — приди в себя!

Перед глазами Алексея всплыло злорадно ухмыляющееся лицо генсека, на блестящей лысине отсвечивало большое родимое пятно. От кошмарного видения Алексей почувствовал, как сердце в груди стало останавливаться, и удары стали редкими, замедляясь.

— Лекарь! Удавлю, ты где?! Отходит царевич!

От этих слов Алексею стало страшно — он сам почувствовал, что умирает, но самый ненавистный человек продолжал его мучить, склонившись — «клякса» расползалась по черепу.

Не в силах пошевелиться, чувствую, как замирает сердце, он стал звать на помощь, еле шевеля губами, почти беззвучно. Но склонивший ухо к его рту мужчина обладал каким-то невероятным слухом, и успел не только разобрать бессвязный шепот, но и сделать определенные выводы:

— Горбатый колдун тебя мучит?! С пятном диавольским на голове?! Так ведь, царевич?! Он рядом?! Прогнать надо?!

Видя перед собой ухмыляющуюся морду, искаженную расползшимся по лицу пятном, Алексей попытался сказать, но не смог. Но его затравленный хриплый призыв был услышан:

— Ты пришел, Александр Иванович?! Это колдун, порчу он навел! Капитан, его изловить надобно, рядом чародей проклятый!

— От нас не уйдет! Поручик! Ловить всех горбатых — и под караул брать строгий! По всей округе на полсотни верст! Потом разберемся, кто таковы — сейчас всех хватать надобно! Драгунам в седла!

— Постой, капитан! У колдуна метка диавольская на черепе есть — по ней искать надобно, могут под париками скрывать! Это он царевича зельем своим опоил!

— Найдем, теперь знаем кто лиходей! По коням!

Голос военного хриплый и грубый — капитан был лет сорока, что удивило Алексея. Ведь в таком возрасте столь невысокое звание говорило о никчемности офицера, либо горький пьяница, или «залетчик» — встречал раньше таких «вечных» капитанов.

— А вот и ты явился, дохтур! Царевича колдун душит, порчу на него навел! Видимо, кто-то сильно не хочет, чтобы он до отца доехал. Да, а ну парик снимай — горбатый, не горбатый, а метка есть!

— Затцем мой парик? Тфой плох?

— Снимай, помнишь, что по артикулу воинскому с колдунами и